Подводный саркофаг, или История никелированной совы (СИ)

- Не думаю, что мать захочет с ней расстаться...

- Это память об адмирале советского флота Кирилле Николаевиче Дыбове! - с чувством проговорил Силуянов. - Память, которая дорога не только вашей матери, но и другим людям! - Он заглянул Белявской в глаза. - Уступите. Я готов заплатить.

По его тёмно-серому лицу текли дождевые капли.

"Странно, - подумала она. - Алкаш собирается купить такую дорогую вещь... Зачем она ему? И откуда у него деньги на её покупку?"

- Я дам за неё пятьсот рублей, - прогудел отставной майор.

- Что? - Белявская возмущённо вздрогнула. - Пятьсот рублей за немецкий антиквариат? Вы шутите! Впрочем, я в любом случае не смогу продать статуэтку. Вещь принадлежит матери.

Она потыкала пальцем в кнопки домофона и наклонилась к приёмнику:

- Леонид, это я.

- Голубушка, ради светлой памяти вашего покойного отца! - Силуянов остановился за её спиной.

"С чего она взяла, что сова - немецкая? - носилось в его мыслях. - Цену набивает, дура..."

- Вы обратитесь лучше к самой Зинаиде Михайловне, - обернулась к нему Вероника, которая ни минуты не сомневалась, что мать со статуэткой не расстанется, тем более за какие-то жалкие пятьсот рублей. - Лично я ничем не могу вам помочь.

- Как не можете? Почему? - Глаза Силуянова бегали, он поминутно вытирал ладонями лицо. - Родная моя... Ради светлой памяти... Так и быть, дам семьсот... тридцать! Прямо сейчас!

- Даже разговаривать не хочу на эту тему,

- Семьсот тридцать рублей, больше вам никто не даст! - взмолился Силуянов.

- Вы хоть знаете, уважаемый, сколько стоит такая вещь?

Силуянов замер.

- Сколько?

- Не одну сотню долларов, - ответила Белявская, изобразив самую любезную улыбку. - Но вы позвоните Зинаиде Михайловне, когда она выйдет из больницы. Может, она вам её так, бесплатно, отдаст, - прибавила она с сарказмом и раскрыла дверь. - За мной не идите.

Силуянов несколько минут стоял в глубокой задумчивости, а потом побрел к арке. Семьсот тридцать рублей - это всё, что у него было.

По правде сказать, он не ожидал, что Вероника запросит за сову так много. Ему казалось, что пяти сотен за какую-то паршивую металлическую статуэтку хватит за глаза.

После посещения квартиры контр-адмиральской вдовы он потерял покой и сон. Мысль о секретном передатчике преследовала его неотступно. Как ни удивительно, но передатчик работал! Сигнал был принял на подлодке, об этом свидетельствовала зажёгшаяся зеленая лампа. Уж кому, как не Силуянову, было знать, что если бы он ещё раз, спустя минуту, нажал на кнопку, то субмарина, прячущаяся где-то на просторах Тихого океана, выдала бы мощный сокрушительный залп по Америке, который наверняка привёл бы к катастрофическим последствиям для всей планеты. Американские противовоздушные силы, конечно, не смогли бы отразить внезапную ядерную атаку, но они, благодаря спутниковому слежению, вычислили бы, откуда ракеты были выпущены, обнаружили бы советскую подлодку и тут же обрушили свои ракеты на Москву и российские города. Возможно, у России после этого хватило бы сил нанести ответный удар. Америка ответила бы новым залпом, и всю планету окончательно накрыло бы радиоактивное облако.

Когда Силуянов думал об этом, у него захватывало дух. Белугин и его заокеанские покровители должны выложить за сову не меньше миллиона долларов. С опальным генералом можно связаться через Бортновского, который при Путине, как многие гебисты, сделал неплохую карьеру.

"Бортновский наверняка не потерял связей с Белугиным... - размышлял майор. - Он, конечно, тоже понемногу шпионит в пользу Америки... Сосёт, упырь, денежки из своих заокеанских хозяев... Они все там, на верхах, сосут... - Стоило ему подумать о нынешней высшей чиновничьей бюрократии, как его захлестнула ярость. - Все они воры и шпионы! Все до единого! Только и знают, что торговать родиной!"

Делиться с государством такой драгоценностью, как передатчик, он не собирался. "Дерьмократы" в ту же минуту отдадут сову "дяде Сэму" и загребут на этом миллиарды, а ему, Антону Силуянову, заслуженному связисту, вложившему в проект столько сил, достанутся синяки и шишки. Правда, путаться с Белугиным и Бортновским тоже не особенно хотелось. Майор на собственной шкуре узнал, что это за публика. Поэтому его соображения о том, как он поступит с передатчиком, были пока довольно смутными. Прикидывая так и этак, Силуянов в конце концов решил, что сначала надо заполучить передатчик, а уж потом думать, как быть дальше.

Неопределённости в его планах во многом способствовало ещё и понимание того, что, получив за сову деньги, даже большие, он уже вряд ли поживёт в своё удовольствие. Он был давно и тяжело болен. В последнее время ему стали отказывать почки, отвратительно работала печень, болело сердце, а в кишечнике, судя по результатам рентгена, который ему сделали в прошлом году, росла раковая опухоль. Нет, в своё удовольствие ему уже не пожить. Поздно. Но деньги за передатчик он всё-таки получит. Из принципа получит! Хотя бы последние денёчки проведёт в роскоши на Сейшелах!

Весь вопрос упёрся в эту чёртову вдову и её дочку, которая ломила за статуэтку совершенно несусветные деньги. "Ну, сотни долларов - это она, конечно, загнула, - думал Силуянов, возвращаясь в тот вечер к себе в Люберцы. - Ничего не поделаешь, придётся предложить ей тысячу рублей... Она точно согласится... В магазинах такие хреновины можно в два раза дешевле купить... Ладно, пусть грабит... Тысяча, так тысяча..."

Он дождался выплаты пенсии и, захватив с собой не тысячу, а на всякий случай тысячу сто рублей, снова поехал к Белявской.

Он ждал больше двух часов. Вечер выдался холодный, отставной майор продрог в своём лёгком пальтишке.

Белявская подъехала в одиннадцатом часу. Вылезла с сумками из такси.

- Вероника Кирилловна...

- Что? - Она обернулась - Опять вы?

- Родная, - Силуянов с чувством прижал руку к сердцу. - Ради вашего покойного отца... Жизнь я ему спас...

- Ах, отстаньте! Не до вас сейчас!

- Я деньги принес за сову.

- Сколько? - Белявская остановилась.

- Восемьсот пятьдесят рублей. Вот, пожалуйста, могу прямо сейчас дать, - он запустил руку в карман.

Белявская с возмущенным видом двинулась дальше.

- Ну хорошо, уговорили! Ради Кирилла Николаевича мне тысячи не жалко! Берите!

- Долларов? - деловито спросила она через плечо.

- Каких долларов, голубушка? - взвыл майор.

Вероника принялась нажимать на кнопки домофона.

- Ладно, всё, не желаю больше говорить с вами, - она наклонилась к микрофону. - Артёмчик? Это я... Ждите, когда поправится Зинаида Михайловна, - прибавила она, обернувшись к Силуянову. - Вот ей и предложите свою тыщу!

- А вы сколько хотите? - Сбитый с толку майор попытался было сунуться за ней, но дверь уже закрывалась. - Сотню могу прибавить!

- Пока мать больна, о таких вещах даже разговаривать не хочу, и не караульте меня больше!

- Когда ж она выздоровеет?

Дверь захлопнулась.

Мысли Силуянова пришли в смятение, а потом заработали только в одном направлении: где бы выпить?

Это желание настолько захватило его, что он не мог думать ни о чём другом. В ближайшем магазине он купил бутылку водки и две бутылки пива и поехал на вокзал. Там он несколько раз приложился к бутылке с водкой. Пил потом и в электричке с какими-то весёлыми попутчиками. Сам не помнил, как доехал до Люберец. Очнулся в сыром незнакомом подъезде. Пальто и брюки были в грязи, в карманах пусто. Денег при нём не было ни копейки.

С чугунной головой он вернулся к себе, и на заначку, припрятанную с получки, купил у Кирьякова стакан сивухи.

Он не мог прийти в себя несколько дней. Почти всё время лежал, питаясь одним лишь хлебом и бульоном из концентратных кубиков. Когда он, заросший, в нелепой кепке и длинном грязном пальто вышел наконец из барака, на него со всех сторон устремились удивлённые или насмешливые взгляды. Торговки гнали его от своих лотков. Он долго слонялся по городу, и в конце концов пришёл к выводу, что будет последним кретином, если не использует шанс, который посылает ему судьба. Сову надо добыть во что бы то ни стало. Кровь из носу, а добыть.