Подводный саркофаг, или История никелированной совы (СИ)

Люди рождены для страданий и смерти, рассуждал он, а значит, всё в мире бессмысленно и с ним надо кончать кардинально. Человечество должно сказать мне спасибо, что я прекращаю его страдания...

Он достал из-за батареи бутылку с остатками водки и допил их залпом. Его ликование сменилось ненавистью. Он погрозил двери кулаком и повторил, на этот раз сурово:

- Сдохнете все!

Какое-то время он сидел на матраце, глядя перед собой и шепча ругательства. Наконец встал, взял чайник и отправился на кухню.

В коридоре он задумался и едва не налетел на гастарбайтера, вышедшего с ведром из подвала. Ведро было наполнено вонючей жижей. Гастарбайтер крикнул: "Дорогу!" - и Силуянов шарахнулся. Рабочий вышел во двор и выплеснул жижу в уличную грязь.

- Лепите пельмени, лепите, - ухмыльнулся майор. - На том свете жрать их будете...

На кухне расхаживал Кирьяков в трусах и в майке, злой с похмелья.

- Что, ментура, так рано встал? - буркнул он.

- Думаю я, Женя, что мне делать с людьми, - сказал бывший гебист, зажигая свободную конфорку. - Крематорий им устроить, или оставить, пусть живут?

Кирьяков хмуро покосился на него.

- Ты что это задумал, ты, рожа ментовская?

- Да вот, подумываю кончить со всеми, а то слишком много людишек развелось.

Сосед понял его по-своему.

- Гнида, спалить нас вздумал? Если тебя подпалили, то пусть и другие горят, да? - Он схватил Силуянова за ворот пальто. - Ты, сука, думай, чё говоришь! Нам ведь, падла, новой жилплощади никто не даст! На улице очутимся! Я тя тогда своими руками, гада, задушу!

Силуянов закашлялся. Сердце его словно защемило прищепкой.

- Ты что, Женя, ты что... - задыхаясь, просипел майор. - Я же не то имел в виду...

Он нашарил табуретку и тяжело опустился на неё. Сердце стало понемногу отпускать.

- Я не то имел в виду...

- А хрен тя знает, - пробурчал Кирьяков и разбил на сковородку яйцо.

Кухня наполнилась громким шварканьем и запахом яичницы.

- Женя, выпьем сегодня с тобой? - заискивающе прохрипел Силуянов. - Я пенсию получил, деньги есть... За мой счёт выпьем...

Кирьяков посмотрел на него мутными глазами.

- Нравишься ты мне, ментура, не знаю - за что, а нравишься, - сказал он. - Если б не нравился, убил бы давно.

Силуянову вспомнился сегодняшний сон, в котором он так ловко провёл Веронику, и ему вдруг подумалось, что совсем не обязательно покупать сову. Достаточно попросить её у Вероники на пару минут. Ему и нужно-то всего две минуты, чтоб вскрыть передатчик и дважды нажать на кнопу. Он может даже вскрыть его на глазах у Вероники, как это было во сне. И деньги для этого не нужны. Скоро ему вообще не нужны будут деньги. Ни ему, ни кому другому.

Он достал из кармана несколько смятых десятирублевок.

- На, Женя. Всё равно скоро подыхать, так уж выпьем хоть.

- Вот за это я тебя люблю, мусорок, - заулыбался Кирьяков.

На столе появилась двухлитровая пластиковая бутыль, наполовину наполненная мутной желтоватой жидкостью. Силуянов, как бывало с ним много раз, напился до почти невменяемого состояния. На этот раз он не уполз к себе в комнату, а остался лежать на кухне.

Приходили соседи и бомжи, готовили себе немудрящую еду, ели, пили, разговаривали и почти не обращали внимания на пьяного старика в драповом пальто. В конце концов на кухню явилась толстуха, жившая в этом же доме, и увела Силуянова в его комнату. Тот почти висел на ней, вращал осоловевшими глазами, скалился в усмешке и бормотал что-то про сову, кнопку и ядерные ракеты.

- До ядерных ракет допился, старый, - качала головой толстуха. - Пора тебе снова в больницу...

Загул отставного майора кончился тем, чем и все предыдущие: протрезвев, он обнаружил, что у него пропали деньги. С тяжёлой головой он долго искал их по комнате, выворачивал карманы, шарил за батареями и в дырках в стене, но не нашёл ни рубля.

Не в силах бороться с тошнотой, он отправился к Кирьякову и тот с готовностью и совершенно бесплатно налил ему стакан. Такая услужливость показалась Силуянову подозрительной.

- А не ты ли, Жень, у меня пенсию стащил?

- Ты что, Борисыч, как ты мог подумать про меня такое.

- Женя, побойся Бога!

- Не брал я, говорят тебе. Бомжары, небось, свистнули, когда ты на кухне валялся без задних ног.

- Я в карманах пенсию не держу, сам знаешь.

- А мне по хрену, где ты её держишь. Меня тут два дня не было, спроси у Таньки.

- Отдай хотя бы рублей двести! - взвыл майор. - Отдай, а то Бог тебя накажет!

- Жрёшь мою водяру на халяву и ещё поклёп на меня возводишь, - разозлился Кирьяков. - Вали отсюда, гнида ментовская!

Он спихнул Силуянова со стула и начал толкать к двери.

- Придётся идти в милицию писать заявление, - применил майор свой коронный аргумент, который обычно приберегал на самый крайний случай. - Со мной ведь никого, кроме тебя, не было... Кому ж стащить, как не тебе...

- Да пиши, падаль! У ментов только и дел, что бабки твои искать!

Силуянов взглянул на него волком и скрипнул зубами. Откладывать истребление мира больше не было никакой возможности. Народ совершенно обнаглел. Кругом одни воры.

Глава 11

Он ушёл к себе, улегся на матрац и лежал весь остаток дня, накрывшись пальто. Чувствовал себя плохо. Поднялся на ноги лишь на следующий день. Долго сидел в ванной, моясь и бреясь. В шестом часу вечера отправился на вокзал.

До дома на Комсомольском проспекте он добрался, когда уже смерклось. На домофоне подъезда набрал номер. На вопрос: "Кто там?" - смиренно осведомился, дома ли Вероника Кирилловна. "Ещё не пришла, - ответила домработница. - А кто это?" "Извините", - ответил Силуянов и отошёл к припаркованным машинам. Ему уже не впервой было стоять здесь, поджидая Белявскую.

Моросил дождь. Во дворе не было ни души. Редкие прохожие торопились скрыться в подъездах. Силуянов не сводил глаз с тёмной глубины арки, настораживаясь всякий раз, когда в ней кто-нибудь показывался или во двор въезжала машина.

Он видел, как приехал муж Вероники. Он приехал один, без жены, что не могло не порадовать бывшего гебиста. В присутствии мужа он вряд ли решился бы завести с Вероникой разговор о сове. Сама она появилась в одиннадцатом часу. Выгрузилась из такси с двумя сумками и сразу направилась к подъезду.

Он выступил из тени.

- Вероника Кирилловна...

Она мельком оглянулась и ускорила шаг.

- Я согласен с вашими условиями. Плачу десять тысяч долларов.

- Да бросьте заливать.

- Деньги я достал. Когда вам их передать?

Силуянов произнёс это так уверенно, что Белявская растерялась.

- Откуда у вас десять тысяч долларов? Вы всё пропили давно.

- Не всё. Я заложил в банк жилплощадь и получил десять тысяч долларов наличными, - лгал Силуянов твёрдым тоном.

За его комнатушку в люберецкой коммуналке ни один банк и тысячи долларов не дал бы, но Вероника, не имевшая никакого представления о его жилищных условиях, готова была поверить.

- Врёте, - сказала она не слишком уверенно. - И вообще не желаю с вами разговаривать. Я вас, кажется, предупреждала, чтобы вы не караулили меня.

Её замешательство было вызвано прежде всего тем, что статуэтки в доме уже не было. Она подарила её декану факультета, в котором учился Артём, причём произошло это ещё до похорон матери. Поэтому на кладбище, чтобы раз и навсегда отвязаться от Силуянова, она и назвала такую несуразную цену - десять тысяч долларов. На самом деле она понимала, что металлическая птица вряд ли стоила приличных денег. Наверное, со временем, поддавшись настойчивым уговорам Силуянова, она и продала бы ему сову по дешёвке, но тут появился этот Мартынюк. Он лично приехал на квартиру Белявских и долго говорил с Вероникой. Сыну за неуспеваемость и регулярные прогулы грозило отчисление, и ей пришлось выдать декану круглую сумму за то, чтобы её оболтуса оставили в институте.