Браки расторгаются в аду

— Ну а в чем конкретно проявлялась ее стервозность? — тут же вцепился в Анисью следователь.

— Я же говорю, оскорбляла нас. Прислугу. Ругалась. Штрафами замучила.

— Суммы назовите?

— Что? — она слегка растерялась.

— Суммы штрафов какие?

— Ну… Да чуть не ползарплаты!

— Ползарплаты за что?

— Платье я ей испортила как-то.

— Ну, так, может, оно и стоило половину вашей месячной зарплаты?

— Да она его один раз только надела!

— А заметила, что вы его испортили, когда хотела надеть второй раз?

Я впервые прониклась к этому человеку симпатией. А он не дурак. Лихо ее гоняет!

— Да ничего она не хотела! Зашла случайно в гардеробную и увидела пятно! — принялась выкручиваться Анисья.

— Ладно, бог с ним, с платьем. Давайте к делу. Царева с мужем разъехались, но вы по-прежнему к ней приезжали. Зачем? Неужели из страха? Так она вам больше была не хозяйка. Зачем же ездить?

— Приплачивала она мне.

— Приплачивала за что?

— Чтобы я за мужем ее шпионила. И за Анжелой Зафировной.

— А вы эти деньги брали?

— Деньги, они никогда не лишние. Я девушка бедная, деревенская, — заныла Анисья. — У меня мама больная, папки нет, братья-сестры кушать просят, надеть нечего. Я все до копеечки домой отсылаю. Кормилица одна я, а семья большая. Ничем не гнушаюсь, лишь бы близких своих прокормить. Виноватая, признаю. Но откуда ж я знала, что до смертоубийства дойдет?

— Гражданка Царева считала причиной всех своих бед Свиридову?

— Кого?

— Анжелу гм-м-м… Зафировну.

— А кого же? Она ж у нее мужа увела!

— И что она конкретно о ней говорила? Царева о Свиридовой?

— Всякое говорила. Ругала.

— А о том, что ее надо убить?

— А как же! — оживилась Анисья. — Я потому и подумала. Беременная ведь. Теперь еще и наследник появится! Законный!

— И вы решились передать приказ убить беременную женщину?

— Так она ж вроде как не беременная, — заморгала Анисья.

— Но вы-то, когда относили братьям пистолет, были уверены в том, что Свиридова ждет ребенка?

— Я девушка бедная, деревенская. Запугала она меня. Застращала.

— Чем конкретно?

— У меня регистрация кончилась. И страховка. Выкину тебя, говорит, из Москвы. А так денег дам, квартиру куплю. Кто ж откажется?

— Вы хотя бы понимаете, Переверзева, что тоже получите срок?

— Ну так условно же?

— Это вам кто сказал?

— А разве нет? — испугалась Анисья. Вот тут даже камера, наверное, уловила, что она испугалась.

— Это суд будет решать.

— Я во всем чистосердечно раскаиваюсь!

— Ну а вы, — следователь всем корпусом развернулся ко мне, — гражданка Царева? Что вы скажете?

— Если человек по собственной глупости принял жалобы на жизнь за приказ убить, я-то здесь при чем? Мозги надо иметь, — пожала я плечами.

— Переверзева, в какой форме был передан приказ убить Свиридову?

— В какой, в какой… Видеть, мол, ее больше не хочу. Мне теперь все равно ничего не достанется из-за ее ребенка. Вот в какой, — вдохновенно продолжала топить меня Анисья.

Я уже прекрасно знала, что мне грозит в случае, если я буду проходить по делу как организатор похищения, и сколько схлопочу, если будет доказано, что по моему приказу похищенного человека убили. Это уже часть третья, так называемые отягчающие обстоятельства, «группой лиц», «с особой жестокостью» и так далее. Да еще «заведомо зная, что похищенная беременна». Там от пяти до пятнадцати светит, так я получу все пятнадцать, кто бы сомневался! Поэтому я буду стоять насмерть.

— Все это ложь, — мой голос был спокоен. — Меня просто неправильно поняли.

— Слово «убить» было произнесено, Переверзева?

— Так тут только дурак не догадается.

— Так было или нет?

— Я не помню. Может, и было.

— Ты врешь! — не выдержала я. — Здесь сказано много вранья, но это вранье самое гнусное. Я тебе не говорила, чтобы ты убила Анжелу. Никогда!

— Да вы сами не помните, что говорили, а что нет! — разозлилась Анисья. — Как вы ее только не крыли! И сукой черномазой, и дрянью крашеной, и по матушке.

— А в самом деле, Зинаида Андреевна, вы умеете материться? — развеселился вдруг следователь.

— Как бы я ее ни называла, смерти ей я никогда не желала, — твердо сказала я.

— Врет! — вмешалась Анисья. — Еще как желала! Да вы сами посудите: ее на улицу выкинули, а она работать не привыкла. Даже посуду за собой никогда не мыла! Вот и решила довести мужа до инфаркта, пока он по закону с ней не развелся. А как узнала, что он все наследнику отписал, так и взбеленилась: убей!

— Вроде все сходится, — усмехнулся следователь.

— Я не желала Анжеле смерти, — твердо повторила я. — Ни ей, ни ребенку. Когда узнала о беременности, просто хотела получить с мужа выкуп. Мне же надо на что-то жить? Моя бывшая служанка все не так поняла. Анисья, скажи наконец правду! — Я посмотрела на нее в упор.

— А я и говорю правду! — Она поспешно отвела глаза и умильно посмотрела на следователя. — Она — убийца! По ее приказу я действовала!

— Царева, это так?

— Ложь!

— Значит, не договорились, — подвел итог он. — Гражданка Перевезева, можете быть свободны. Пока. А с вами, Зинаида Андреевна, мы продолжим.

Анисья ушла, и мы остались вдвоем.

— Вроде бы все сходится, — повторил он. — И в то же время что-то не то. Я впервые вам посочувствовал и сам не пойму почему.

— Еще один прием? — усмехнулась я. — Теперь вы прикинетесь моим другом и станете по-дружески уговаривать меня признаться в убийстве.

— Да можете не признаваться. Против вас улик — вагон! Почему-то эта Переверзева мне неприятна, хотя я вроде бы должен сочувствовать ей, а не вам.

— Потому что она врет, а я говорю правду.

— Но улики-то против вас, Зинаида Андреевна!

— Вы мне тоже кажетесь порядочным человеком, — усмехнулась я. — Признаюсь, я думала о вас хуже. Скажите, если я найду свидетеля в свою защиту, вы мне поверите?

— Смотря что это будет за свидетель, — осторожно сказал он.

— Я признаю свою вину. Но хочу справедливости.

— Какая разница, кого вы хотели убить, мужа или его любовницу? Вы все равно планировали убийство.

— То есть от перестановки мест слагаемых статья не изменится?

— Абсолютно, — заверил он.

— Вся соль в трупе. В первом случае его нет, а во втором он есть.

— Вы это о чем?

— Мой муж жив-здоров. Следовательно, и статья другая. Я буду отрицать, что планировала его убийство. Да кто вам это сказал? Я просто хотела его развести на деньги!

— Я вижу, новые подружки вас подковали. Соседки по камере. Будете бороться за лишние пару-тройку лет свободы?

— А как же! Мне больше нравится та часть статьи Уголовного кодекса, где от четырех до восьми. И первая цифра меня привлекает гораздо больше, чем вторая. У меня еще есть шанс выйти на свободу молодой и красивой.

— Крепкие у вас нервы, Зинаида Андреевна, — уважительно сказал он. — Тогда мне придется устроить вам очную ставку с братьями Паниными. Я тоже буду бороться.

— Чтобы мне дали побольше?

— Это моя работа.

…Второй раунд я прошла чуть легче. Потому что братья вообще не помнили, как они убивали Анжелу. Не помнили, как везли ее тело в лес и закидывали ветками. Они почти ничего не помнили с того момента, как получили от меня первые деньги, аванс за похищение девушки. В тюрьме у них начался алкогольный психоз, и соображали они теперь с огромным трудом. Это была самая настоящая ломка. К тому же у обоих братьев открытые части тел, которые я видела, все были в синяках, и я гадала, сокамерники устроили им такой перформанс или служители закона постарались?

Но результат оказался налицо: Коля-и-Толя были полностью сломлены. И морально, и физически. Они могли говорить только «да» и «нет». В основном — «да».

— Вы признаетесь в том, что убили гражданку Свиридову?

— Да, — хором.

— И что приказ вам передала Переверзева?

Молчание.