Браки расторгаются в аду

«Из какой это пьесы?» — так и вертелось у меня на языке. Неужели хотя бы в такой момент и в таком месте нельзя говорить нормальным человеческим языком? К чему этот пафос?

— Ты подпишешь документы о разводе, — сказал он жестко.

— Согласна.

— Ты отдашь мне все. И без всяких условий.

— Это твое милосердие? — усмехнулась я.

— Я мог бы обойтись и без твоего заявления. Вообще без твоей подписи. Меня легко разведут с женой-уголовницей, и все при этом будут мне сочувствовать. Но я хотел бы, чтобы ты письменно отреклась от всего, — гнул свою линию он.

— Даже от маминой однушки?

— Это меня не волнует. Но все мое ты отдаешь мне. Все до копейки. А взамен…

— Что взамен? — жадно спросила я.

— Я предоставляю тебе своего адвоката.

— И что мне это даст?

— Я даже готов добиться твоего освобождения под залог. До суда.

— А это возможно?

— Возможно все.

— Это я понимаю. Были бы деньги. И ты почему-то готов потратиться. А… совсем прекратить дело нельзя?

— Ты переоцениваешь мои возможности, — проскрипел он. — Умышленное убийство не тот случай, когда дело можно замять. Все, что возможно, это затянуть следствие. Но ты должна во всем признаться.

— Я призналась в том, что организовала похищение Анжелы. Этого довольно?

— А в убийстве?

— Я в нее не стреляла, Иван.

— Да, но это сделали по твоему приказу.

— Я не отдавала такого приказа.

— Если ты будешь запираться, тебе это ничего не даст. Улик предостаточно.

— Тебя, часом, не следователь послал? — не выдержала я. — Не мытьем, так катаньем. Почему вам так надо, чтобы я всю вину взяла на себя? От этого что, показатели раскрываемости зависят?

— Меня никто не посылал, — размеренно сказал он. — Я сам решаю, когда и куда идти. В данном случае я пришел к тебе, потому что определенная доля вины лежит и на мне…

— Ах, ты это признаешь?!

— Я знал, что ты такое. Олицетворение зла. И не принял меры. Мне надо было усилить охрану. А когда пропала Анжела, я, признаться, растерялся. Мне следовало тут же заявить о похищении. Я сразу должен был понять, что за этим стоишь ты. А я оказался настолько наивен, что пришел к тебе и стал делиться своим горем. Представляю, как ты надо мной потешалась! — Он посмотрел на меня с ненавистью.

— Прости, — сказала я тихо.

— Зинаида, я не верю в твое раскаяние.

— Ну хочешь, я расплачусь?

— Это будут фальшивые слезы. Ты насквозь фальшивая.

— А ты настоящий? А Анжела, твоя неземная темнокожая любовь? Иван, подумай о том, что она тебя обманула. Она вовсе не была беременна.

— Но ведь когда ты отдавала приказ ее убить, ты считала, что она беременна!

— Да не делала я этого! Сколько можно? Именно потому, что у меня нет своих детей, я прекрасно знаю, какая это ценность — дети. Ничего святее на свете нет. И я никогда бы не убила ребенка, даже еще не родившегося, неужели ты этого не понимаешь?!

— Тем не менее…

— Она водила тебя за нос. Подсунула ложный тест.

— Нет! — Он вздрогнул. — Это просто ошибка! Ложная беременность!

— Ну, думай так.

— Ты подпишешь документы?

— Да. Но в обмен я хочу выйти на свободу. Пусть временно, но я не желаю томиться здесь в ожидании суда. Я в курсе, что следствие может затянуться надолго. На месяцы, а то и на годы. В тюрьме я, похоже, еще насижусь. И мне хочется погулять напоследок.

— Ты подпишешь все документы?

— Я же сказала, да!

— И больше не будешь пытаться мне навредить?

— Да живи ты как хочешь… Мне интересно, Иван, а кому ты теперь оставишь свои миллионы? Найдешь новую Анжелу?

— Все женщины одинаковы, — размеренно сказал он. — Я больше никогда не женюсь.

— Неужели составишь завещание в пользу нашей собаки? А как ты меня ругал! Выходит, мысль не такая уж и глупая? А?

Он молчал.

— Перечислишь деньги в благотворительный фонд? Не верю!

— Тебя это не должно волновать, — сказал наконец муж. — Наши пути скоро разойдутся. И мы вряд ли еще увидимся.

— Это точно. Пока я отбываю срок, ты помрешь.

— Я могу сделать так, что ты никогда не выйдешь на свободу.

— Так вот она, твоя месть! Тогда зачем, скажи, ты даешь мне глоток свежего воздуха? Зачем это освобождение под залог?

— Это сделка.

— А… Теперь поняла. Ты же бизнесмен! Торгаш! Простая привычка: надо что-нибудь дать, чтобы взамен получить что-то. Ты все еще меня побаиваешься. Тебе, Иван, нужна моя подпись. Ты лукавишь. И ты пришел торговаться. Я бы и так дала тебе развод. Потому что я хоть и чудовище, но чувствую свою вину.

— Значит, тебе не нужен мой адвокат? — обрадовался он.

— Теперь нужен! Но, скажи на милость, где я буду жить до суда?

Он помялся, потом сказал:

— Ты можешь временно поселиться на Новой Риге.

— Я не ослышалась? Ты опять зовешь меня к себе?

— Мы будем вместе дожидаться официального развода.

— Понятно: тебе надо из кого-то сосать кровь. Ты попробовал мою, и тебе понравилось. А тут я полностью в твоих руках. Кругом виновата. Да еще и под следствием. В общем, лакомый кусочек. Я понимаю, зачем тебе нужно мое освобождение под залог. А потом ты засадишь меня в тюрьму, лет эдак на цать, и будешь ходить гоголем. Весь в белом! Люди будут говорить: ах, какой благородный человек этот Иван Иваныч! Хоть пиши с него икону и на стену вешай! Жена его предала, хотела убить, а он ее простил, заплатил огромные деньги адвокату, да еще и жил с ней до суда в одном доме! Ты не в святые, часом, собрался? Думаешь, этого довольно, чтобы после смерти тебя канонизировали?

Поскольку Иван Иваныч молчал, я поняла, что попала в точку. Он еще мною не насытился. Моим падением. Самое разумное с моей стороны — отказаться. Правильно говорят: перед смертью не надышишься. Но я как представила себе душную полутемную камеру, запах параши и немытых тел, храп своих «подружек» по ночам, изматывающие допросы… В общем, всю эту тюремную музыку, которая погружала душу в беспросветный мрак. Разум подсказывал одно, а инстинкты совсем другое. Тело хотело пожить еще хоть немного в нормальных человеческих условиях. Ощутить пусть и отравленную ядом предстоящего заключения, но свободу. И я сказала «да».

— Хорошо, Иван, я на все согласна. Ценю твое благородство, хотя и не совсем понимаю его причину.

— И еще одно условие: ты должна признаться в убийстве.

— Мы так не договаривались!

— Иначе судья не пойдет нам навстречу. Тебе могут отказать в освобождении под залог.

— Я не такая дура, как ты думаешь. Вот если я признаюсь в убийстве, мне точно откажут. Пока еще меня обвиняют только в организации похищения. И то я всем говорю, что это была шутка. Я просто хотела тебя развеселить. Привычка, ведь это всегда входило в мои обязанности.

— Тебе никто не поверит. — Он посмотрел на меня с ненавистью. — В твоем доме нашли пистолет.

— А я всем говорю, что мне его подбросили.

Он вздрогнул:

— Нет! Тебе не выкрутиться! И не мечтай!

— Так ты пришлешь мне своего адвоката? Я обещаю прислушаться к его словам.

Мне показалось, он вздохнул с облегчением.

— Я признаюсь во всем на суде, Иван. Но не раньше, — поспешила расстроить его я.

— Какая же ты упрямая!

…Что ж, однажды я уже подписала себе приговор. Когда подписала составленный Иван Иванычем брачный контракт. И вот как все обернулось. Теперь мне предстояло подписать приговор окончательный, потому что на суде все вывернут так, будто я приказала убить беременную женщину. Хотя эта врушка вовсе не была беременна. Но поскольку она мертва, всех собак повесят на меня. Даже братьям, Коле-и-Толе, дадут меньше. А вот я получу по полной, все пятнадцать. И это всего за глоток свободы!

Но я готова была пойти на это. И сказала о своих планах следователю.

Он взглянул на меня с удивлением:

— Стоило так упорствовать.

— Мой муж меня убедил. Скажите, а много мне скостят за мое раскаяние?

— Это суд будет решать, — выдал он свою коронную фразу.