Созвездие Девы, или Фортуна бьет наотмашь

Передо мной как будто бы открылись двери душной темницы. Боже мой, но ведь я-то жива! А раз я жива – то непременно разберусь во всей этой истории!

– Хорошо. Спасибо за… за совет. И до свидания.

Ада удивленно приподняла изогнутую, как золотое полукружие, бровь:

– Куда же вы?

– Еще и сама не знаю. Но вы верно заметили – нужно действовать.

– Хорошо. Вера! Обещайте, что будете держать меня в курсе.

– Обещаю… Но почему вам, именно вам все это так интересно?

Она пожала плечами:

– Давать людям советы и оберегать их от всевозможных неприятностей – моя профессия. А кроме того, я не одобряю убийств.

Действовать я начала с того, что вернулась обратно в Митино. Туда же, к Люськиному дому, который покинула совсем недавно.

Постояла, вглядываясь в вереницу подъездов, отсчитала пятый от начала.

Меня вдруг поразила одна мысль.

«Катька из пятого подъезда». Та самая, к которой ушел Люськин муж, – ведь именно с его ухода все и началось! Если Борис действительно решил вернуться к Люське и сделал это не сегодня, а вчера или даже несколько дней назад (правда, тогда совершенно непонятно, почему сама Люська не сообщила мне об этом!) – потому-то его сегодня и не видела милая фея с вязанием на коленях! – то эта легендарная Катька-студентка есть первая кандидатка на роль убийцы! Потерять богатого и еще не старого, хотя и хорошо потрепанного любовника – с этим смирится не каждая охотница. И как же хорошо можно отомстить обоим, разом прикончив и вероломного сожителя, и его жену!

Что ж, проверим эту версию. Время пока позволяет.

Мне помог случай: у самого порога нужного подъезда я натолкнулась на маленькую седую почтальоншу с тележкой для газет и журналов. Женщина стояла прямо посреди дороги и, приложив руку к сердцу, тяжело дышала.

– Вам плохо?

– Ох… Да нет, не плохо, а… Ох, сил моих нету. Сердце заходится, мочи нет! Тяжесть такая…

– Вам вот в этот подъезд нужно, да?

– В этот… и еще в другой… Пять подъездов осталось. Ох, не могу…

– Я помогу вам, – сказала я и, не дожидаясь благодарности, поволокла за собой действительно очень тяжелую тележку. Почтальонша, продолжая держаться за сердце, следовала за мной на значительном расстоянии.

Я постаралась как можно быстрее разнести газеты по всем подъездам этого высокого, из разряда «элитных», дома. Консьержки впускали меня без звука: тележка с газетами оказалась надежным прикрытием. Пока я занималась разноской, почтальонша-сердечница ждала меня во дворе, присев на краешек детской карусели.

Нужный мне подъезд я, разумеется, оставила напоследок. Вошла, раскидала газеты-журналы по почтовым ящикам, понеслась обратно и вдруг, как бы забыв самое главное, хлопнула себя по лбу и направилась к лифту.

– Куда! – сразу окрикнули меня сзади.

– Да вот, – я показала консьержке, на этот раз дородной женщине с вялыми воловьими глазами, сложенный вчетверо лист рекламного буклета, который издали можно было принять за конверт. – Письмо еще одно осталось. По курьерской почте пришло, для Екатерины… Екатерины… – я сделала вид, что не могу разобрать фамилию.

– Шатовой, что ли? Катьке? Из семидесятой?

– Точно! Шатова. Написано: «Лично, в собственные руки».

– Оставь, я передам.

– Ни в коем случае! Пропадет письмо – с меня знаете как спросят?!

Консьержка махнула рукой и отвернулась.

Я поднялась на второй этаж и позвонила в дверь семидесятой квартиры. Звонила я, наверное, минут десять. Как-то не хотелось верить, что все мои усилия были напрасны и в квартире нет ни одного живого существа. И вот, когда я совсем было отчаялась, дверь открылась.

– Какого черта? – услышала я вместо приветствия.

На пороге стояла и зевала с риском вывихнуть челюсть босая, одетая в одну мужскую рубашку, девочка-подросток. Было понятно не только то, что мой звонок стащил ее с кровати, но и то, что на этой кровати она спала совсем голой: рубашку она накинула только что, просто набросила на себя первое, что попалось под руку, и запахивалась сейчас кое-как: на миг она опустила руки, и передо мной мелькнула ее обнаженная грудь. У нее были большие голубые глаза, задорный курносый носик и очень светлые волосы, подстриженные очень коротко, «под мальчика».

– Вы Катя? – спросила я, заранее зная, что ответ будет отрицательным.

О легендарной Катьке я не знала ровным счетом ничего, кроме того, что она студентка, но стоявшая передо мной девушка на студентку ну никак не походила. Во-первых, она была совсем юной – не больше шестнадцати лет, во-вторых, простоватое выражение ее лица говорило о том, что она – в лучшем случае – тянет на учащуюся какого-нибудь заштатного ПТУ.

– Катьку? А вам Катьку надо? Катька на дежурстве.

– Где?

– В больнице, на дежурстве. А вы кто?

– Я из домоуправления, – брякнула я. – Проводим проверку по сигналам граждан. Граждане сообщили, что тут, в Катькиной квартире, некая гостья живет, без прописки и регистрации. Если это вы, то потрудитесь объяснить…

– Сказано же вам, что Катя – на дежурстве! – с этими словами она попыталась захлопнуть дверь, но я ловко вставила в щель ногу в крепком – слава богу, я всегда любила добротную обувь! – в очень крепком ботинке.

– Пропусти-ка, девушка, – очень ласково сказала я. – Иначе я сейчас сделаю один только звоночек, и сюда нагрянет несколько дюжих парней из управления по делам миграции. Штраф за незаконное вселение давно не платила? Это несколько тысяч рублей, между прочим!

Девушка явно была не из пугливых и целую минуту сопротивлялась, пытаясь выпихнуть мою ногу. Но потом сдалась:

– Ладно, проходите. Холодно мне тут перед вами нагишом стоять.

Я прошла в просторный коридор, а затем, подумав, что, чем самоувереннее я буду себя вести, тем скорее меня примут за представителя власти, завернула в комнату.

Мамма миа! В комнате царил такой бардак, какого не бывает даже в студенческом общежитии на другой день после сдачи сессии. Всюду было накурено, наплевано, ни одна вещь не стояла на своем месте, на полированном столике чернели пятна от загашенных сигарет, ковер был выпачкан чем-то липким, по полу перекатывалось несколько пустых бутылок. А воздух! Я никогда не была в конюшне, но ничуть не сомневалась, что там дышать было бы легче.

Девушка тем временем спокойно уселась на расхристанный диван и закурила.

– Взятку будете выманивать? Только это бесполезно. Денег у меня – ни копейки.

– Штраф, я сказала, не взятку, а штраф. Три… нет, пять тысяч рублей!

По правде сказать, я и понятия не имею, есть ли такая статья для штрафа – «незаконное вселение». И если есть, то какую сумму он составляет. Однако замотанная в мужскую рубашку девушка, как я догадывалась, имела обо всем этом еще меньшее представление.

– Имя, фамилия, отчество? – осведомилась я у нее.

Девушка присвистнула и молча уставилась на меня нахальными глазами. Она явно умела держать удар. Но и я тоже не из робкого десятка.

– Так, – сказала я и оглянулась. – Не желаете по-хорошему – будем по-плохому…

На полу двери в соседнюю комнату, кажется, спальню, лежало скомканное платье. Я подняла его, встряхнула – карманы пусты. Оглянулась. Шагнула за порог спальни, увидела там только разворошенную постель, вернулась. Вышла в коридор. Ага! На подзеркальнике лежала женская сумочка из дешевой искусственной кожи.

– Ваша?

Она не ответила.

Я взяла сумку за обе ручки и вытряхнула из нее все содержимое на подзеркальник.

– Вы не имеете права! Где ордер на обыск?

– Хочешь обыск? Легко! Один звонок куда надо, и три ночи в обезьяннике – твои!

Откинув в сторону косметические мазилки, комочки грязных бумажных платочков, использованные карточки для проезда в метро и книжку любовного романа, я взяла в руки паспорт в надорванной целлофановой обложке.

– Так, посмотрим… Ага, Загоруйко Дарья Петровна, девяносто второго года рождения… Прописка – город Тула, улица Металлистов, дом три… И что же нам понадобилось в Москве? Отвечать! – рявкнула я.