Капкан на честного лоха

соображая, что бы прокричать в ответ. Ответа не было. Цыганков ткнул Комарова кулаком в ребра, прижался его к уху.

– Ну, отвечай.

– Что отвечать?

– Отвечай, что ты тут с бабой, – выговорил Цыганков логичное спасительное объяснение, что вдруг пришло на ум.

– Я тут с бабой, товарищ лейтенант, – во всю глотку гаркнул Комаров, подумал и добавил от себя. – На сене мы с ней лежим. Забавляемся. Любовь у нас вышла.

Цыганков вскочил на ноги, через щелку в двери стал наблюдать за тем, что происходит снаружи. Лейтенант, заинтригованный сообщением о бабе, неизвестно откуда взявшейся, и пораженный наглостью похотливого сержанта, отлучившегося только покурить, спустился с крыльца.

На ходу лейтенант неодобрительно качал головой, наливался злобой и лютой завистью. Он старший по званию, он здесь главный, и если уж кому залезать на бабу, так это ему, а не сержанту Комарову. Лейтенант медленно пошел через двор к курятнику, ставя ноги осторожно, стараясь не наступать начищенными сапогами в грязные лужи.

Цыганков отскочил в сторону, подхватил с пола короткий суковатый дрын. Прижался к стене.

Лейтенант дернул на себя дверь, шагнул через порог. Глаза не сразу привыкли к темноте курятника. Лейтенант пару секунд постоял, соображая, что происходит, и не мог сообразить. Он видел только, как светится, похожая на луну, бледная солдатская задница. На задницу уже успела нагадить испуганная курица, а на голову старшины Комарова уселся петух, больно цепляя когтистыми лапами затылок.

– Что тут происходит? – сурово спросил лейтенант.

Сержант отозвался скучным загробным голосом.

– Ничего не происходит.

Петух, сидевший на голове Комарова, взмахнул крыльями и убежал под насест. Лейтенант шагнул вперед. Цыганков ждал этого шага, этого движения.

Он размахнулся своей суковатой дубинкой и, что есть силы, врезал по затылку лейтенанта. Радченко вскрикнул и тяжело бухнулся грудью на землю. В голове лейтенанта заиграли ангельские лютни, запели церковные хоры.

Цыганков ещё раз, для верности, врезал лейтенанту дубиной по затылку. Нагнувшись, подхватил офицера за ремень и шиворот кителя, подтащил его к другой подпорке. Ловко орудуя руками, снял с Радченко сапоги, штаны, бумажные кальсоны и трусы. Вопреки ожиданиям, в кобуре Цыганков обнаружил не тряпки, а боевой пистолет, а за ремнем пару наручников. Цыганков вытянул руки лейтенанта так, чтобы столб оказался между ними, защелкнул на запястьях стальные браслеты на последнем девятом делении.

Сграбастав руками отобранные вещи, вынес их на улицу. Бросил в грязь возле бочки, полной дождевой воды и куриного помета. Сначала пустил на дно бочки пистолет, затем утопил сапоги, бросив в воду две пары форменных штанов и нижнее белье, взял палку. Стал её концом топить в воде вещи. Покончив с этим делом, Цыганков вытер руки о куртку, поднял голову.

На крыльце стояла та самая женщина, с лицом, изуродованным шрамами и замотанным платком по самый нос.

– Где они? – крикнул Цыганков.

– Сейчас, – ответила женщина.

Она