Капкан на честного лоха

неверное движение… Только одно движение, и кровь ничем не успокоишь. Хлынет из артерии, как из пожарной кишки. Усек?

– Усек, – сержант языком отцепил папиросу от губы, выплюнул её.

Дождь понемногу затихал. Верхний край солнца вставал над горизонтом, просвечивая тучи. Непроглядная ночная темнота сменилась сумерками. Сержант спустился с крыльца, двинул к двери курятника, на которую показал Цыганков. Солдат шел медленно и осторожно, боясь ненароком поскользнуться, потерять равновесие, самому напороться горлом на приставленный снизу нож.

– Стой, – скомандовал Цыганков. – Открывай дверь.

Солдат нащупал ручку, плавно потянул дверь на себя. Серый свет проникал в курятник через единственное высокое окошко под самой крышей. Когда вошли в помещение, Цыганков, не убирая нож от горла, приказал солдату остановиться, снять сапоги и штаны. Куры на насесте заволновались, зловеще хрипло прокричал петух.

Пленник наклонился, стянул сапоги и портянки, дрожащими пальцами расстегнул ремень. Штаны свалились с солдата, кальсоны и трусы пришлось спускать самому. Цыганков приказал шагнуть вперед к столбу, подпирающему крышу курятника.

– Теперь ложись на живот, – сказал Цыганков. – Вытяни вперед руки.

Сержант подчинился. Голый ниже пояса, он распластался на земляном полу, загаженном курами. Цыганков, расставив ноги, уселся ему на спину. Поднял солдатские штаны, зубами выдернул из них ремень.

– Учти, я с ножом обращаюсь быстрее, чем ты со своей кочерыжкой, – предупредил Цыганков. – Поэтому не дергайся.
* * *

Убрав нож в карман куртки, Цыганков замотал ремнем запястья солдата, прикрутил их к столбу. Сержант сжался на холодном земляном полу, ожидая неминуемого акта насилия. Но Цыганков не спешил, он перевел дух, сидя на солдатской спине, достал из кармана сигарету, скурил её в несколько жадных затяжек.

– Солдат, ты девственник? – спросил Цыганков. – Ты ещё мальчик?

– Да, я мальчик, – всхлипнув, соврал сержант.

Цыганков погладил пленника ладонью по напряженному заду.

– Ну, это ничего, – сказал Цыганков. – Это дело мы сейчас исправим. Это небольшая беда. Я не какой-нибудь там больной триперный мудак. У меня все на месте. И яйца тоже. Обе штуки.

Из глаз сержанта выкатились и повисли на носу бисеринки слез. Цыганков потушил окурок каблуком ботинка. Накурившись, похлопал солдата по плечу.

– Успокойся, – сказал Цыганков. – В своей жизни я не делал только двух вещей. Не трахал мужиков и не голосовал на выборах. Но, если задуматься, это ведь одно и то же: трахать мужиков и голосовать на выборах. Между этими вещами нет никакой разницы. Как ты думаешь?

– Я так и думаю.

Где– то вдалеке хлопнула дверь.

– Эй, Комаров, – незнакомый голос доносился со двора. – Сержант Комаров. Ты куда пропал?

Цыганков приник губами к уху сержанта, прошептал:

– Отвечай, гад. И погромче.

Сержант, прочищая горло, кашлянул.

– Я здесь, товарищ лейтенант, – крикнул он. – В курятнике.

– Иди сюда, – позвал лейтенант со двора.

Солдат молчал, соображая,