Фантастика и Детективы, 2013 № 10

Он не сомневался в причинах финансирования. Да, руководство нашло изящный выход, уйти на десять лет из вида, а потом вернуться, когда народ перебесится и снова железной руки запросит. У нас ведь как — сперва подавай свободы, а потом все вспоминают о колбасе по два двадцать. Демократия быстро приедается, да ей одной и не наешься. А другого не подают. А народ искать не будет, пусть за него ищет его божок, надо только выбрать того, что речистей. Разочароваться в выборе и жаждать прежних времен. Десять лет как раз уйдет на это. И как выйдут прежние правители из коконов, их на руках в хоромы внесут. И еще лет десять все по-прежнему. Пока страна совсем не сгниет.

Он говорил без злобы, с внутренним надломом. Не веря, и не надеясь. От своей боли устав. Я хотел спросить еще, но передумал, — глаза собеседника потухли, сам съежился, высох. Будто все выплеснул. Всю накопленную черноту. И снова не полегчало.

Попрощался, тряхнул безвольную руку и вышел. У лифта обернулся, Андрей Семенович стоял у двери, глядя на меня. Глаза поблескивали.

— Карман этот можно как-то обнаружить? — покачал головой. Ни обнаружить, ни раскрыть, пока сам не откроется. И закрыл дверь. Лифт распахнул металлическое нутро, а я остался стоять. Пошел пешком.

Хотелось позвонить Женьке, устал и вымотался разговором. Испугался, что снова не поймет, поехал без предупреждения. Подъезд, машина — все как тогда. Ее окна. Лето жиденькое, прохладное, будто осень, еще не смерклось, но уже захолодало. Постоял, смотря ввысь. Кажется, колыхнулась занавеска, наверное, долго вглядываюсь, надеясь увидеть что-то из прежних времен. Придти, обнять, и ни о чем не говорить. Войти и сразу обнять. Неужели не ответит?

Позвонил, открыла, и замерли на пороге. Слова улетучились.

— Не ждала, проходи. Есть будешь? — я кивнул. — Что нового?

Когда-то я отвечал взахлеб, делясь всем, позже рассказывал самое необходимое — ей интересное. Я прошел в белоснежную кухню. Сел на стул, ставший вчера моим местом. Молча следил за ее движениями, не слишком уверенными. Хотела показать себя, но тоже не получилось. Не вчера ведь, сегодня. Другой день. Не знаю, как и что ей сказать. И она не знает. Вот и молчим, тревожно ожидая слов.

— Первое будешь? — не выдержала.

— Я пообедал. В «Кормушке», помнишь? Мы ходили после дежурства, — она кивнула много раньше, чем я закончил фразу. Улыбнулась уголками губ. — Наверное, затем и пошел.

— Я поняла. Знаешь, а я ведь утром тебя ждала, ты когда позвонил, я думала все равно примчишься, ведь ты хотел, правда? — кивок, молчание. Я перевел дыхание, стало легче. — Я так и поняла, вот тогда тебя ждала. А сейчас, думала, уже не придешь.

— Я не мог не придти, — совсем легко. — Мне тебя не хватало.

— Мне тоже… знаешь, я даже подумала… — нашу минутку разорвал телефон, вернее, Женино молчание в него. Положила сотовый на стол, тут же убрала. Опять и снова.

В уме возник Андрей Семенович, решительный и категоричный. Мать говорила, мой отец из таких. Рубают суждения и выкладывают монолитами вокруг себя. Надежная защита и опора. Стена, за которой можно укрыться. Матери ее не хватило, чтоб удержать меня. Как и всякая крепость, эта не выдержала осады изнутри.

— Ты что-то нашел? — наверное, мои встречи пересказали. С кем же она так односторонне общается? Я пожал плечами, но взгляд был настойчив. Минутка ушла, я пересказал доводы Андрея Семеновича, пристально глядя ей в глаза. Женька сперва держалась стойко, потом не выдержала. Вздрогнула, села за стол, взяла меня за руку.

— О Ларисе я знаю. Прости что не сказала тебе сразу, я думала, зря конечно, но все же. Сам должен понимать, столько прожили вместе, я думала, это так, временное, само пройдет. Ведь у нас было что-то общее, что-то, что нас вместе удерживало. Это потом, когда он звонил из Тюмени и врал, поняла, что уже ничего не изменишь, что ушел навсегда, что я теперь с ним и одна, что надо начинать жить заново, — слова обгоняли друг друга. Смотрела мне в глаза, я вроде и пытался встретиться взглядом, и не мог. Только что речь шла о нас, и тут же. — Мне надо было все сразу сказать, чтоб и ты не искал и не надеялся. Но я думала, я все равно уверяла себя, что это не так, что он ушел просто потому, что ему нужно меня не видеть какое-то время. Пока Владислав не позвонил и не сказал, что Лариса тоже пропала.

— Когда? — едва не выкрикнул. Она потупилась.

— Вчера вечером. Помнишь?

— А сегодня, сейчас, тоже он? И что сказал? — она сжалась.

— Не дави на меня, — беспомощно, едва слышно. — Телефон все еще не засекли, карту тоже, предполагают, они где-то здесь, но затаились на время. Ведь полиция их не ищет, — сглотнула тяжело. — Никто не ищет. Влад сказал, чтоб заявления не подавала, оно только повредит. Они сами…

— Что сами? Найдут, приволокут силком? Да зачем он им теперь, когда первые результаты есть, установка работает…

— Значит, нужен. Влад сказал…

— Да мало что сказал, — мне стало не по себе. Женька маленькая, беспомощная, смотрела на меня, съежившись на стуле. Ладонь замерла на столе, чуть подрагивая. Я коснулся ее пальцами, осторожно накрыл. Женя вздрогнула, отдернула.

— Не хочу, не хочу всего этого. Как же все так получилось. Почему я… — произнесла чуть слышно. Мне вдруг показалось, что она в короткой бежевой юбке с разрезом и белоснежной блузке. Запах «Инфини» перебил «Шанель».

Женя немного успокоилась, поднялась со стула, тут я осознал, что так и не смог обнять ее. Не решился. Она это почувствовала, подошла к окну, открыла. Спросила, буду ли курить, нет, не сейчас. Тогда задавай вопросы. Я поднял глаза, переспросил. Да, ей надо найти, хотя бы предупредить.

— Жень, скажи откровенно, почему он согласился тогда? — голос сорвался, смолк, но она поняла и так. Долго молчала.

— Сейчас не знаю. Он что-то видел во мне, я надеюсь, что-то такое, важное… не могу сказать. И мне с ним было легче, чем с другими. Не надо было притворяться, что люблю, Стасу этого не требовалось, нам хватало того, что между нами было. Мы как-то просто сошлись, и мне этого хватало. Мне было спокойно с ним, — вздохнула. — Я и сейчас желаю ему… нет, не желаю, не хочу, чтоб его нашел Влад, — и тут же, — сама не знаю, что говорю. Иногда мне хочется его порвать. И ее. Она все разрушила.

Я спросил про разлучницу, да, видела пару раз, однажды говорила. Девчонка, хоть и ненамного моложе ее самой, но выглядит как школьница. Смотрит в рот Стасу, ловит каждое слово, он с ней как с дочерью. Знаешь, даже мысли не возникло, что у них что-то может сложиться. Не те отношения, не понимаю, как они вообще смогли заняться сексом. Замолчала, затем тихо. Есть моменты, которые терпишь, чтоб иметь все остальное. А у них… нет, не представляю даже сейчас, что у них что-то есть. Как будто он все еще в лаборатории, только очень задерживается. Посмотрела на меня, устало, моля о пощаде. Поняла по вопросам, что меня не остановить. Вошел в раж и уже не ощущаю, не слышу, не понимаю.

— Когда муж пропал, что ты его родичам не позвонила? — Кому? Брат неделю выписался из больницы, гипертонический криз чуть не доконал, его мама… ей же глубоко за восемьдесят, куда там. Не могла я беспокоить, и не думаю, что Стас стал бы.

— Я рискну, — оба замолчали. Женя хотела сказать, но не стала. Дала телефоны, «чтоб не искал в полиции», догадавшись, откуда я взял про звонки. Голос высох, утончился. Название гостиницы в Тюмени, нет, телефона не помню. Имя-фамилию знакомого Ларисы, может понадобиться, не сказав, откуда знает о нем. Сотовый секретаря лаборатории, сторожа, — вот ведь, так и не сказал, что того нет. Куснул губы, исправился. Женя долго смотрела на меня, опустила глаза, ничего не сказала. Вытащила из нижнего ящика шкафа коричневую тетрадку с надписью «рецепты», долго искала, захлопнула. Взяла другую. Я засобирался.

— Не уходи, — сделал шаг из кухни, прежде чем осознал. Обернулся. Женя, белая лицом, стояла у окна. Молча смотрела. Я будто окаменел. Подошел и тут только обнял. Всхлипнула на плече, прижалась, всем телом. — Не уходи, — повторила Женя. — Хотя бы эту ночь.