Опередить дьявола

— Господи… Пол? Эй! — Кэффри нагнулся и начал его трясти. — Очнись. Да очнись же ты, твою мать.

Челюсть Проди поднялась и снова опустилась. С нижней губы свисала нитка слюны. Он предпринял слабую попытку смахнуть ее.

— Что тут, черт возьми, произошло?

Проди с трудом поднял веки, но они тут же закрылись. Голова упала на грудь. Кэффри выглянул на лестничную клетку, глаза слезились.

— «Скорая» едет? — заорал он вниз. — И еще раз, кто-нибудь откроет чертовы окна? — Он развернулся. Веллард, с опущенным забралом, стоял перед другой открытой дверью. В комнату, выходившую окнами на улицу. Он тихо подзывал к себе детектива, стоя к нему вполоборота. Словно окаменел от увиденного.

Кэффри испытал момент абсолютного, всеобъемлющего страха. Сейчас бы оказаться отсюда подальше. Чтобы только не знать, что там открылось Велларду. Пока он подходил к офицеру, в груди гулко и тяжело стучало сердце. В комнате было темно. Занавески задернуты, окна закрыты. Здесь еще сильнее пахло химией. В полутьме можно было разглядеть две кровати: узкую, подвинутую к окну, неразобранную, и двуспальную со смятыми простынями. На ней, спиной к ним, лежала женщина — Джэнис Костелло, судя по спутанным темным волосам. Спина ее вздымалась и опадала. Кэффри повернулся к Велларду, который посмотрел на него диковатым взглядом.

— Что? — прошипел детектив. — Ну, женщина. А вы чего ожидали?

— Я нашел двух женщин и мужчину, но не нашел девочки. Где маленькая девочка?

50

Над деревенькой Коутс занимался рассвет. Слабосильный зимний рассвет, никакого тебе оранжевого или пятнистого неба, а просто нечто безликое, пепельное, вяло поднимавшееся над крышами домов, над шпилем местной церквушки и кронами деревьев и оседавшее, словно туман, на небольшую вырубку посреди леса на участке Батхерст. Над поросшей бурьяном решеткой вентиляционной шахты, уходившей в глубину на добрых тридцать метров, черная полоска между днем и ночью потихоньку уползала в земную утробу и в конце концов достигала пещеры, образованной двумя перегородившими туннель каменными завалами. Этот рассеянный луч с роем пылинок добрался-таки до черной воды, по пути образовав тень под сумкой для инструментов, что неподвижно висела на альпинистской веревке, и улегся на куче камней и мусора.

Фли Марли, оказавшись по другую сторону завала, ничего не ведала о рассвете. Ей были ведомы только холод и вневременное тоскливое безмолвие пещеры. Она лежала на жестком выступе у основания каменной гряды. Свернувшись клубочком, точно окаменевшее животное, она прятала лицо, а руки держала под мышками, пытаясь хоть как-то согреться. В полузабытьи, даже думать у нее не было сил. Темнота давила на веки, словно чьи-то пальцы. А перед внутренним взором плясали какие-то странные картины в пастельных тонах.

Естественный свет в пещеру не проникал. Старый фонарь и маленький фонарик-налобник чудом уцелели во время камнепада. Она их не включала, берегла батарейки, ведь в запасе у нее оставалась только допотопная отцовская карбидная лампа. Да и на что смотреть-то? И так ясно, что высветит луч фонарика: зияющую дыру в своде, с которого уже обрушились тонны земли и булыжников. Из-за этого мусора дно в некоторых местах поднялось на целый метр, покрыв изначальную осыпь в туннеле. А главное, оба пути к отступлению оказались завалены.

Раскапывать вручную бесполезно. Она попробовала — и быстро выбилась из сил. С этими завалами без отбойного молотка и землеройки уже не справиться. Если угонщик и вернется, до нее ему просто не добраться. Слабое утешение, если нельзя отсюда выбраться. Западня. Зато она открыла для себя много чего нового в этом подземелье. Например, когда тебе кажется, что ты уже окоченела, через какое-то время выясняется, что может быть хуже. Узнала, что даже в предрассветные часы ходят поезда. Мощные, судя по всему, поезда. Каждые пятнадцать минут с грохотом проносился в ночи железный дракон, обрушивая камни из невидимых расщелин. В промежутках она спала урывками, дергаясь и дрожа от страха и холода. Водонепроницаемые «Citizen» на запястье отсчитывали минуты, жалкие крохи оставшейся ей жизни.

Она представила себе Джека Кэффри. Не орущего на нее, а говорящего с ней тихим голосом. Однажды он положил ей на плечо руку, и она сквозь рубашку почувствовала ее тепло. Хотя они сидели в машине, ей подумалось, что она стоит на пороге, готовая шагнуть в незнакомый мир. Но жизнь смела и ее, и многих других, устояли лишь самые сильные и выносливые. А когда перед ней возникла Мисти Китсон, лицо с первых газетных полос, Фли подумала: вот оно, возмездие. Они с Томом замели следы преступления, и тогда им это сошло с рук, и вот теперь некая высшая сила решила, что пришел час расплаты. Ирония судьбы: она заживо погребена, как и труп сбитой девушки.

Фли пошевелилась. Вытащила из подмышек замерзшие руки и нажала на кнопку мобильника, вытянув его из кармашка гидрокостюма. Нет сигнала. Дохлый номер. Держа в памяти схематичный план, она примерно понимала, где находится. Она отправляла десятки писем со своими координатами, всем, кто только приходил ей в голову. Но эти сообщения застряли в папке «Исходящие» с иконкой «подлежат отправке». В конце концов, чтобы окончательно не разрядилась батарейка, она выключила телефон и спрятала его в пластиковый футляр. «Я позвоню тебе в одиннадцать», — предупредила она Проди. С тех пор прошло семь часов. Какая-то фигня. Он не получил ее месседж. А если так, то надо смотреть правде в глаза: линия обрушения перегородила туннель, а машину она оставила за околицей деревни. Может пройти не один день, прежде чем на нее наткнутся и сообразят, где искать владельца.

Она разогнулась, как пружинка, не без боли. Сдвинулась с належенного места, расставила ноги пошире и съехала по насыпи уже до конца. Сапоги хлюпнули, и звук эхом разнесся по камере. Даже ничего не видя, она знала, что по воде плавает всякий сор, сваленный в шахту еще до камнепада, запечатавшего вход и выход, а затем сквозняком прибитый сюда. Она сняла перчатки, нагнулась, зачерпнула озябшими потрескавшимися руками воду и понюхала. Машинным маслом не пахло. Пахло землей. Корнями, листьями и солнечными прогалинами. Она попробовала воду кончиком языка. Металлический привкус. Краем глаза вдруг поймала тусклое свечение. Вылив воду из пригоршни, она всем корпусом развернулась влево. Метрах в трех от нее пробивался конусообразный луч. Слабенький, едва различимый. Крутанувшись на носках, она упала на осыпь и, запустив руку в рюкзак, вытащила оттуда фонарь. Зажмурившись, включила. Пещера озарилась. В искрящемся бело-голубом свете все вокруг выглядело крупнее обычного, резко очерченным. Опустила фонарь и поискала глазами источник света. Корма заброшенной баржи.

Выключила фонарь и продолжала всматриваться. Мало-помалу пятна на сетчатке как будто растаяли, а зрачки расширились. Сомнений не оставалось: через баржу, с той стороны завала, в пещеру проникал дневной свет. Она снова включила фонарь и направила на глинистую осыпь. Натянула перчатки, закинула за спину рюкзак и зашлепала по воде к барже, а подойдя к ней, присела на корточки и посветила вокруг. Баржа торчала из-под завала, образовавшего новую стену шахты. Ее, видимо, построили больше ста лет назад — корму и палубу покрывали склепанные листы железа. Викторианцы, подумалось, были хорошими инженерами: несмотря на толщу всего, что на нее обрушилось, палуба не прогнулась. Вместо этого баржа погрузилась в мягкий ил и слегка накренилась назад, из-за чего в соседней пещере ее нос задрался. Хотя уровень воды был в каких-то тридцати сантиметрах от палубы, наклон вверх увеличил свободное пространство над водой.

На пути к носовой части вырастал шпангоут. Луч фонаря блуждал по корпусу в поисках выхода, резко очерчивая заклепки и свисающую с потолка паутину, выхватывая из темноты плавающий мусор: пластиковые пакеты, банки из-под колы. А вот и что-то мохнатое. Может, распухшая крыса. И никаких люков или дверей. Она выключила фонарь, и на этот раз глаза сразу адаптировались к перемене. Она все поняла про источник света: шпангоут. И с облегчением выдохнула: