Банда

— Согласен, — кивнул Заварзин. — Предупрежу ребят.

— Обязательно, — Голдобов посидел некоторое время, отведал осетрины с лимоном, закончил баночку с икрой, но чувствовалось, что без радости. Чем-то он был озабочен. — Значит, ты утверждаешь, что у нас все в порядке и нет никаких оснований для беспокойства?

— Я этого не утверждаю, — поправил Заварзин, исподлобья глянув на Голдобова. — Я сказал только, что сделано все, о чем договаривались. И сделано неплохо. Возникла накладка, но и здесь приняты срочные меры. Хвост обрублен по указанию одного человека, которому не хотелось, чтобы его фамилия мелькала, где попало. И хвост этот — его, не наш. Вот так, Илья Матвеевич, — закончил Заварзин, давая понять, что его покорность имеет свои границы.

— Ладно, не заводись. Иди, подыши немного, мне позвонить надо.

— При мне не хотите?

— Могу и при тебе, — Голдобов посмотрел на Заварзина с пьяным добродушием. — Но тогда в случае чего, буду знать — разговор слышал мой лучший друг Саша. И потому снимать его с подозрения не имею права. Если хочешь — оставайся, — Голдобов поднял трубку.

— Нет уж, Илья Матвеевич, увольте, — Заварзин поднялся. — Как-нибудь в другой раз. Лучше подышу свежим воздухом. Вы все помните?

— Ты имеешь в виду деньги? — жестко усмехнулся Голдобов. — Помню. Я о них всегда помню. Как и о собственной смерти.

— Не понял? — остановился Заварзин в дверях.

— Ладно, потом. Тебе этого не понять. Сам-то ты думаешь о собственной смерти?

— Опять не понял...

— Это не угроза, Саша. Это философия. И немного возраста. Значит, не посещают тебя мысли о смерти... Это прекрасно. А я только о ней проклятой и думаю.

— И о деньгах, — напомнил Заварзин.

— Это одно и то же, — Голдобов тяжело поднялся, проводил Заварзина до выхода на террасу, запер за ним дверь и, вернувшись, снова опустился в кресло, придвинул телефон.

Складки кожи на лице еще больше сделали его похожим на старого породистого пса. Втыкая короткие толстые пальцы в дыры телефонного диска, резко и круто поворачивая его, он набрал номер.

— Привет, старина, — сказал Голдобов, откинувшись в кресле. — Как поживаешь?

— А, вернулся... Поздравляю. Давно о тебе слышно не было... Уж заскучали маленько.

— Слышал я, как вы тут скучаете... Эхо до самого Черного моря докатилось.

— Что делать, что делать... Выбирать не приходится. Как там, на югах-то?

— Жарковато... Не так, конечно, как здесь, но тоже... Жарче, чем у вас, наверно, нигде нет.

— Ты вот вернулся, авось, попрохладнее станет... Знал, когда вернуться, — с укором произнес собеседник.

— Нет, я знал, когда уехать! — рассмеялся Голдобов. Разговор получался странным. Собеседники не называли друг друга по имени и вообще не произносили имен.

Посторонний, случайно услышавший их беседу, наверняка решил бы, что они просто не знают, как убить время. Но человек опытный сразу бы сообразил, в чем странность разговора — оба говорили так, словно заранее были уверены, что их подслушивают, что кто-то записывает их слова и вертятся, вертятся колесики с магнитной лентой.

— Везучий ты...

— Нет, я прост? хитрый. Как с работой? Справляетесь? Поделись, может, радость какая есть, может, неприятность... Глядишь, советом помогу, делом, а? А то и повидались бы... По маленькой пропустим, попаримся, глядишь, жизнь-то и помягчает. Про баб давно не говорили, они уж заскучали небось, бабы-то?

— Неплохо бы... Да никто не зовет.

— Заглядывай завтра после службы, а? Старина? Отложи важные дела — государство уцелеет и без твоего усердия.

— Опоздал ты со своими советами. Государство не уцелеет даже с моим усердием. Похоже, ничто уже наше государство не спасет. Есть такое понятие в авиации — флаттер. Неудержимое разрушение самолета в воздухе.

Срабатывает ошибка в конструкции. Вот мы сейчас и попали в этот самый флаттер.

— А я прилетел — даже не заметил, — Голдобов не хотел ввязываться в разговор, в котором употребляется такое опасное слово, как государство. — Так как насчет баньки?

— Договорились. Может, и шефа затащить?

— Чуть попозже... Пусть потерпит маленько.

— А то у него свои проблемы...

— Знаю.

— Он ждал тебя. Письмами его одолевают отовсюду. Посылали эти письма отсюда, теперь они вернулись к нему. Ответы писать надо, объяснения, а тут стреляют на улицах...

— Знаю, — резко повторил Голдобов. — До встречи, старина, — и он положил трубку. И тут же без раздумий набрал еще один номер. Голос его изменился, сделался ленивым, будто говорил человек, довольный всем на свете, лежа на диване и почесывая под мышками. — Привет, дорогой... Рад слышать... Тебя так не хватало в дальних краях... Это единственное, чего мне там не хватало.

— О! Кто приехал! Загорел, небось, похорошел?

— Не без этого... Как тут моя красотка? Говорят, неприятности у нее?

— Плывет твоя красотка. Похоже, крепко запила.

— Слышал. Но ты не обижай ее... Не придавай значения ее маленьким женским слабостям. Ее можно понять, такое случается не с каждым... Кто угодно поплывет.

— Это уж точно!

— А то, говорят, натравил на нее какого-то пса злобного, он ей прохода не дает, все допытывается, домогается, все что-то узнать от нее хочет.

— Да ну, какой там пес... Дворняга!

— Однако, пришлось предпринимать нечто срочное, а? Значит, не такая уж и дворняга?

— Это не его заслуга. Парень слабаком оказался. Ты посмотришь на него и сам успокоишься. Он ведь и с тобой повидаться хочет.

— А это зачем? — нахмурился Голдобов.

— Положено. Тут я не могу ему помешать. Не переживай, все обойдется. И потом, мы тоже не дремлем. Кое-что сделано. Я же знаю, что у него есть... Пустая папка.

— Ну, смотри... Он на тебе висит.

— Да я только что с него стружку снимал!

— А я что? Я — ничего. Как у тебя завтра? Повидаться бы, а? Посидим, попаримся, про баб поговорим... Давно про баб не говорили.

— А что, пора?

— Давно пора, — серьезно ответил Голдобов, а знающий человек, услышав их разговор, мог бы догадаться, что за предложением поговорить про баб может стоять что-то другое, более важное. — До завтра, старина.

Положив трубку, Голдобов вынул из чемоданчика небольшой блокнотик и записал: “20 августа 15 часов 30 минут. Разговор с Кодовым и Анцыферовым. Пригласил в баньку поговорить про бабки”. Спрятав блокнот в чемоданчик и сдвинув цифровой набор, он налил себе водки, уже успевшей нагреться, медленно выпил и методично доел все, что еще оставалось на подносе. Потом откинулся в кресле, заложив руки за голову, и произнес с тяжелым вздохом:

— Вот ты и приехал, Илья...

Добираясь в автоинспекцию, Пафнутьев вымок насквозь. Но это его не слишком огорчило. Свежие струи дождя после изнурительной жары были приятны и он не стремился спрятаться от них. Шагая под дождем, он поднимал вверх голову, подставляя лицо под удары капель. Волосы его намокли, прилипли ко лбу, но его узнали, дали полотенце вытереть лицо.

— Ребята, — начал Пафнутьев, — вопрос на засыпку... Кому принадлежит зеленый мерседес, который совершенно безнаказанно разъезжает по городу под номером 54-78?

— Хозяин.:. Александр Владимирович Заварзин, — ответил лысоватый и добродушный лейтенант, покопавшись несколько минут в своих папках. — Адрес нужен?

— Конечно!

— Записывай!.. Вокзальная семнадцать, квартира шестьдесят пять. Председатель кооператива “Автолюбитель”. Ничего кооператив, пока не жалуются, — улыбнулся гаишник. — Но и у него, и у нас все впереди.

— Думаешь, пожалуются? — недоверчиво спросил Пафнутьев. — А на что именно?

— Могу спорить... Начнут халтурить, деньгу зашибать, попадутся на скупке ворованных запчастей, потом похищенную машину постараются разобрать... Ну, и так далее. Все это уже было, — он усмехнулся виновато, будто от него зависело, как скоро попадутся кооператоры.

— А где этот кооператив расположился?

— Скажу... Если по южному шоссе выехать из города, то примерно через семь километров с правой стороны увидишь железные ворота из арматурной проволоки, знаешь, рубчатая такая проволока... Над ними надпись “Автолюбитель”. Тоже из проволоки, только выкрашена какой-то краской, чуть ли не красной, не помню. Чтобы не проскочить мимо, запомни — слева корпуса недостроенного завода. Там собирались кирпичи выпускать, но что-то помешало нашим строителям. Теперь в цехах деревья растут, кустарники, бездомные юноши и девушки занимаются любовью. Поэтому корпуса завода имеют подпольную кличку “бардак”.