Обойма ненависти

Гуров побродил по залам, всматриваясь в весьма, на его взгляд, тривиальную живопись. Гости галдели, смеялись, доверительно беседовали, беря друг друга за лацкан, под локоток и понижая голос. Дважды сыщик услышал упоминание о гибели Павла Сенина, известного ценителя, эксперта и очень нужного человека. Странно, но сожалений в интонациях людей, близких к искусству, Гуров не слышал. Уловил досаду. Даже некоторую иронию в том смысле, что сколько веревочке ни виться… Кажется, гибель афериста, известного под кличкой Репин, взволновала многих, но не вызвала сочувствия и, самое главное, недоумения. Было ощущение, что его смерть многие считают закономерной. Никто не питал иллюзий по поводу несчастного случая или банального ограбления. Репутация – великая вещь.

Гуров увидел в зале чету Филипповых. Оксана была жизнерадостна, а ее супруг-художник откровенно скучал. Чем-то он напоминал сейчас рыбу, вытащенную на берег. Только он не рот беспомощно открывал и закрывал, а глаза. Такая лупоглазая рыба, которая не понимает, что она тут делает.

– Антон, Оксана, здравствуйте! – вежливо поздоровался Гуров, светски прикасаясь к локтям стоявших рядом супругов. – Светская тусовка?

– А вы тут какими судьбами? – искренне удивилась Оксана. – Разыскиваете украденные картины?

– Ценю юмор, – кивнул Гуров. – Однако, будет вам известно, сыщикам тоже не чуждо понимание прекрасного. И мы ходим по выставкам и следим за тем, что нового сказано в искусстве.

– Здесь ничего не сказано, – буркнул Филиппов. – Здесь повторенное тысячу раз. До оскомины.

– Странно, а мне понравилось. Хотя я, наверное, не настолько искушен в живописи, чтобы выражать свое суждение. Однако и моего неискушенного взгляда достаточно, чтобы понять, что здесь представлена живопись традиционного направления. Все эти пейзажи и натюрморты не более чем попытка фотографически передать то, что видит человеческий глаз. Никаких игр с восприятием красок, теней или света. Я не прав, Антон?

– Удивительно, но вы правы, Лев Иванович, – скучным голосом ответил Филиппов.

– Вы не представляете, как вы меня порадовали! – воскликнул Гуров. – Значит, я что-то все же вижу и понимаю.

– Мужчины, не будьте занудами, – укоризненно сказала Оксана. – Хорошие картины, светлые.

– Но за ними не видно художника, – возразил Гуров, уголком глаза поглядывая на Антона. – Вот полотно, а на нем отдельно стоящее дерево. И для нас оно дерево, и для художника, что обидно, тоже дерево. А возьмите Пикассо. Для него, скажем, лошадь – это не лошадь, а способ самовыражения.

Оксана удивленно прикусила губу, посмотрев на милиционера с некоторым уважением. Она и не подозревала, что фразу эту Гуров вычитал давно и запомнил специально для эффектного произнесения в таких вот случаях. Филиппов, наоборот, отнесся к словоблудию Гурова с сарказмом.

– Лошади, они и в Африке лошади, – усмехнулся он. – А вы, я вижу, тонкий ценитель. С претензиями. Тут много сегодня таких, вращающихся около искусства.

– Кстати, – серьезно вставил Гуров, – я среди этих вращающихся сегодня слышал мало оценок творчества выставляющихся художников, а больше сетований по поводу несчастья с Павлом Петровичем Сениным. Вы его знали, Антон?

– Вот оно что! – кивнул Филиппов. – Расследуете убийство. Я и не сомневался, что искусство вас мало интересует. Задавайте ваши вопросы. Был ли я знаком с ним? Так с Репиным были знакомы почти все, даже те, кто не имеет отношения к искусству. А то, что он аферист, знает вся Москва. Удивительно, что вы этого не знаете.

– Он приторговывал крадеными картинами? – сделав заговорщицкое лицо, спросил Гуров страшным загробным голосом.

– Не удивлюсь. Слава как о человеке, занимающегося мутными делишками, о нем широко шла. В определенных кругах, конечно.

Гуров покосился на Оксану. Женщина, казалось, совсем не интересовалась разговором мужчин. Она с большим интересом крутила головой, кого-то высматривая среди гостей выставки.

– А честно, Антон, – стал серьезным Гуров. – У меня сложилось впечатление, что Павла Сенина многие не любили. И вы тоже. Так ведь?

– А за что его любить? Он – лавочник от искусства. Наживался на искусстве самым бессовестным образом. Эксперт!

Гуров оценивающе посмотрел на художника. Интересно, такое откровенное возмущение и проявление неприязни свойственно, скажем, убийце? Если взять и предположить, что Филиппов не только убил жену Лукьянова из зависти к тому, что Михаил многого в жизни достиг, а он, Антон, практически ничего… Что он еще и этого Сенина убил… Например, из чувства неприязни. Теоретически это можно было предположить. Насколько сыщик пригляделся к Филиппову, тот постоянно пребывал в состоянии депрессии. А это уже может говорить о неустойчивой психике и возможном, в определенный момент, психическом срыве. В состоянии очередного депрессивного состояния мог убить один раз, а мог и второй. И мотив может быть сложнее, чем просто неприязнь. Ненависть! Он, художник, прозябает в безвестности и почти в нищете. А эта сытая рожа (нехорошо так говорить о покойниках), ничего собой не представляя в искусстве, за счет искусства так обогатилась. Для маниакально-депрессивного синдрома вполне нормальная реакция. Специалистам-психиатрам бы Филиппова показать.

Оксана вдруг замахала рукой какой-то женщине, назвав ее Алиночкой. Извинившись перед мужчинами, она скрылась за спинами гостей. Гуров посмотрел ей в спину со смешанным чувством. Во всех отношениях приятная и неглупая женщина. Да еще с заметным налетом сексуальности, которую так удачно подметил Крячко. Странно, что она с Антоном так долго живет. И – почему?

Когда Гуров попрощался с Филипповым и пошел к выходу из галереи, его догнала Оксана.

– Можно вас на минутку, Лев Иванович? Я хотела с вами поговорить. Без мужа.

– Да, конечно, – улыбнулся заинтригованный сыщик.

– У меня создалось впечатление, что вы подозреваете Антона в убийстве Сашеньки, – заговорила женщина, глядя Гурову прямо в глаза. – Не знаю уж, какие там у вас есть поводы для таких подозрений, но поймите, что это глупо. Сверхглупо. Антоша тихий и безобидный человек. Он может страдать в себе, он будет изводить себя, но никогда – слышите, никогда – не решится сделать больно кому-то из близких. Да, он живет в своем, придуманном им мире. Да, он никого туда не стремится пустить, но это не значит, что психически ненормальный. Он нормальнее всех нас вместе взятых. Он художник, понимаете? А Михаил и его семья – самые близкие ему люди в этой жизни. Вы ведь наверняка успели порыться в прошлом и Антона, и Миши. Вы знаете, что они дружат с самой школы. Поймите, что ваши подозрения нелепы! Вы ведь о чувстве зависти думаете прежде всего, так ведь? Но из зависти убивают того, кому завидуют, а не его жену!

Гуров вышел на улицу со смешанным чувством, что Оксана Филиппова права в отношении мужа – и одновременно не права. Как-то не складывалась у него в голове картинка. Психологически не складывалась. Допустим, Павла Сенина действительно убил киллер, допустим, что он не врет. А если причина убийства была иной? Не инициатива наемного убийцы, пытающегося обезопасить лично себя, а чья-то иная инициатива? Из числа тех, с кем этот Сенин-Репин имел коммерческие контакты, проводил свои сомнительные сделки… Стоит и об этом подумать. По крайней мере, забывать о такой версии пока не стоит.

На следующее утро Гуров ринулся в галерею, где вчера состоялась выставка. Дважды Крячко звонил ему по мобильному телефону, но сыщик отнекивался и ссылался на занятость. Наконец, используя все свое обаяние и природный артистизм, подкрепленный познаниями из профессии жены, Гурову удалось выяснить, кто такая Алиночка, с которой вчера общалась Оксана Филиппова. Алина Стрельцова оказалась владелицей салона красоты «Миледи». Найти ее было уже нетрудно.

– Здравствуйте, Алина…

– Просто Алина, – с улыбкой попросила молодая изящная женщина, светившаяся профессионально ухоженной кожей, волосами, ногтями и чем-то еще, в чем сыщик не разобрался. В любом случае эта женщина была очень уверена в себе, знала себе цену и незамедлительно это демонстрировала. – Для друзей моей подруги – особенно.