Обойма ненависти

– Никита, меня Горобец больше интересует.

– С Горобцом хуже, но, как сказал врач «Скорой», не безнадежно. Касательное ранение головы, пробито правое легкое, а третья попала в кишки. Ему давящую повязку на грудь наложили, сняли угрозу пневмоторакса.

– Ничего, – постарался говорить уверенно Крячко, – двадцать первый век на дворе, и мы не в глухой тайге. Кровушку пополнят, пару метров кишок отрежут, остальные промоют… Выкарабкается. Зато за границу теперь не удерет. Как раз к моменту вынесения приговора оклемается – и в зону.

– Так, давайте о деле, – решительно хлопнул ладонями по подлокотникам Гуров и уселся прямее в кресле.

– Модифицированный «макаров» с фабричным глушителем, – сразу же стал рассказывать Сузиков. – Страховки вязал умело; уверен, что имеет подготовку скалолаза. На чем приехал, пока установить не представляется возможным, но к утру, думаю, определимся с владельцами всех машин, припаркованных в округе.

Крыло клиники и вход в палату охранялся дюжими омоновцами. Дважды Гуров предъявил свое удостоверение, дважды ему молча с уважением козырнули. В ординаторской у лечащего врача сыщик выяснил, что состояние пациента удовлетворительное и запланированный допрос возможен.

Лицо киллера было бледным. Он лежал на высоко поднятой подушке. Правая рука в гипсе лежала поверх одеяла, левое плечо туго перевязано бинтами. Глаза с лихорадочным блеском следили за вошедшим человеком.

Гуров осмотрел палату, подошел к капельнице.

– Подкармливают?

Киллер промолчал. Сыщик решительно взял стул, поставил его в ногах кровати и уселся, положив ногу на ногу.

– По-моему, ты не рад, что жив остался… Володя? – без улыбки спросил Гуров. – Зря! Любая жизнь, пусть и в колонии строгого режима, – это жизнь. Она имеет перспективы. Бесперспективна только смерть.

Киллер скривился в напряженной усмешке и отвернулся к окну, насколько позволяла подушка. Всем своим видом он показывал, что говорить и отвечать не собирается. Гуров этого человека понимал прекрасно. Попасть живым в руки милиции для него было наихудшим положением. Заказчик убийства вряд ли успокоится, пока не уберет киллера. Слишком много тот знает. Можно постараться раскрутить всю цепочку от исполнителя к заказчику. Заказчик слишком напуган, чтобы исходить из здравого смысла. А ведь здравый смысл подсказывал, что киллер заказчика не знает и знать не может. Он сам перестраховывается, старается себя обезопасить. В данном случае он действовал через посредника, а посредник мертв; теоретически киллер был обречен, а практически…

– Ты, Володя, меня слушай и молчи. Я не следователь, я сыщик. Если тебе интересно, моя фамилия Гуров. Я полковник и старший оперуполномоченный по особо важным делам Главного управления уголовного розыска МВД России. Это я тебе рассказываю не потому, что так кичусь званиями и должностями. Хотя звучит приятно, особенно если учитывать, что все это я получил не по блату, а заслуженно…

Гуров специально сидел и распинался, чтобы расслабить собеседника. Киллер находился в очень напряженном состоянии, и давить на него с ходу было бессмысленно – сразу замкнется. А так в его голове начнут течь отвлекающие мысли об этом человеке, который пришел в палату, мелет языком.

– Я тебе это говорю еще и потому, – продолжал сыщик, – что хочу, чтобы ты понял: за мной большой опыт, большой вес и я могу отвечать за свои слова. Можешь считать, что тебе, Володя, оказана моим посещением большая честь. Ну да хватит обо мне. Я поболтаю с тобой и поеду домой пить чай с лимоном. А к тебе через полчаса придет следователь, и начнутся для тебя маета и нервотрепка. Поэтому я хочу тебя просветить и подготовить к допросу.

Киллер насторожился и даже посмотрел сыщику в глаза. Что-то этот полковник темнит и куда-то клонит.

– Значит, так, дружок. Факт покушения на убийство на тебе железно вместе с нанесением тяжких телесных повреждений и незаконным хранением оружия. Очень большой плюс для тебя, что убийства не произошло. Благодаря мне, конечно, но благодарности я принимать буду позже.

Киллер уставился на полковника с некоторым удивлением и интересом.

– Что смотришь? – усмехнулся Гуров. – Да-да, это я в тебя стрелял, когда ты на стене гостиницы висел на веревках. И я тебе помешал выполнить заказ. Не ухмыляйся при слове «заказ» и не надейся отвертеться. Я же не зря тебе назвал свое звание и должность. Я сыскарь матерый. И личность твоя установлена, и клуб, где ты два года скалолазанию учился, когда готовился киллером стать. Молодец, отдаю должное, готовился ты качественно. Только не знал, что со мной встретишься. Я ведь в гостинице оказался потому, что вычислил тебя, дружок. И посредника твоего я вычислил, и то, что ты его убрал, доказано. А убрал потому, что информация о заказе просочилась наружу. А произошло это потому, что там игры серьезные идут. Только среда эта, из которой заказ поступил, не уголовная. Это зарвавшиеся и проворовавшиеся чиновники, которые считают, что им все можно и что они правят миром. А вот тут и появился полковник Гуров, который им этого сделать не даст.

Киллер уже смотрел на сыщика с откровенным интересом. Чего это мент распинается так долго?

– Дело твое, Володя, обстоит следующим образом. Будешь говорить, не будешь говорить, тебе все равно хана. Ты даже до зоны не доедешь, а скорее всего, и до суда не доживешь. Эти ублюдки до тебя обязательно доберутся. Но шанс у тебя есть, и хороший. И связан он только со мной. Если начнешь говорить, то у меня со следователем будут рычаги. Мы в мгновение ока повяжем по рукам и ногам тех, кто захочет заткнуть тебя навеки. И уж поверь мне, возможности с тобой разобраться у них не будет. Не дам я им этого сделать. Да и не до тебя им станет. Будешь молчать – ударишь следствие по рукам. Мы не прижмем эту братию, и они тебя зарежут. Так что время – деньги. А для тебя время – жизнь. Понял?

– Обещаешь? – с некоторым сомнением спросил наконец киллер.

– Я, Володя, никогда не вру и слово привык держать. Даже перед преступниками. И не потому, что я к вам отношусь с чисто человеческим уважением. Я вас ненавижу. Просто я слишком уважаю себя, чтобы врать даже вам.

– Ладно, верю. Чего ты от меня хочешь?

– Александра Лукьянова, застреленная во дворе загородного дома в поселке…

– Эй-эй, полковник, – перебил сыщика киллер, – а вот чужого я на себя не возьму. Так мы не договаривались. Каждый лишний труп меня к пожизненному приближает. Эту я не убивал. Извини.

Пришло время опешить Гурову. В его голове мгновенно пронеслось два варианта развития событий. Либо киллер сразу отметает неизвестную ему убитую женщину, потому и не стал дослушивать подробности, либо он прекрасно знает, о чем идет речь, потому и прореагировал так на фамилию и название поселка. И что-то такое было в реакции убийцы, что заставило Гурова сразу же спросить:

– Почему ты не выполнил заказ? С авансом кинули или второй заказ был важнее?

– Ну, ты ас, сыскарь, – покачал киллер головой почти одобрительно. – Все вычислил! Сам знаешь, что денег мне не заплатили. Готовиться готовился. На месте был, приглядывался к режиму жизни хозяев, но до дела не дошло. А ее, значит, все-таки шлепнули? Значит, дешевле нашли.

– А что, разговор о цене трудный был?

– Я запросил как обычно, а…

– Репин?

– Ты что, бог? Или дьявол? – прищурился киллер. – Да, Репин сказал, что она подумает, но он ее дожмет.

Гуров весь внутренне подобрался, хотя виду не подал. Она!

К открытию выставки в галерее искусств Гуров опоздал. Но, наверное, это было и к лучшему. В начале обычно обмениваются речами, проходит официальная процедура открытия, представляют гостей, спонсоров, если такие имеются. А потом начинается кулуарное брожение. Именитые формальные гости разъезжаются с чувством исполненного долга и своего громадного вклада в отечественное искусство. Знатоки, коллеги и друзья кучкуются по залам с бокалами шампанского. Вот тут и нужно работать, не теряя времени на стояние за спинами приглашенных во время церемониальных речей.