Невидимые руки

Когда я убрал руку, голова ее опустилась, волосы прядями легли на землю.

Я вернулся к остальным. Полицейский снова ходил с фотоаппаратом над трупом. Лицо покойной было синим, как будто его облили чернилами.

— Что теперь, Волл? — спросил Рисберг. — И посмотрел при этом не на меня, а на Ингер. — Куда мы теперь отправимся?

Ингер сидела в той же позе, склонив голову, как будто она хотела провалиться сквозь землю, подумал я. Может быть, для нее это был единственный шанс найти свою дочь? На земле она найти ее не могла, ведь она, мать, оставалась на земле, оставалась среди живых, среди нас. Она была жива, и она была любима… Я хотел закончить мысль, но не осмелился добавить слово «мной».

У меня не было выбора, так что я вместе с Рисбергом и Бернардом отправился в участок. Ингер должны были отвезти домой на другой машине. Я не совсем уверен, но, по-моему, Бернарду доставило удовольствие сказать мне, что он нашел кого-то, кто позаботится о ней и отвезет домой. К тому же нам предстояло оставаться в участке долго. Бернард должен был просмотреть списки всех пропавших за последний год, и голосом, который, как мне показалось, принадлежал не мне, а кому-то другому, я сказал, что могу ему в этом помочь. А куда мне было еще ехать? Я ведь находился в командировке, в Белграде.

К счастью, в моем кабинете в шкафчике нашлись свежая рубашка и брюки. Я стянул промокшую одежду, вымыл руки, лицо и вытерся насухо бумажными полотенцами. В мусорной корзине выросла гора мокрой бумаги. За окном прогремел гром.

Рисберг вошел, когда я одевался. Он выглядел немного растерянным. Растерянным, как отец, который не знает, стоит ему отругать сына или, наоборот, подбодрить.

Когда он наконец открыл рот, то выговорил:

— Вы сами понимаете, что ваше поведение…

Я застегивал рубашку, и это спасло меня от необходимости отвечать. Я приготовился слушать дальше. Пусть будет, что будет.

— Вы ведь… — начал он, но, немного подумав, сказал: — Мы поговорим об этом завтра… Когда мы все будем в более подходящем настроении.

— Прекрасно, — сказал я.

— Договорились. — Он повернулся и вышел.

Я посмотрел в зеркало, но не узнал себя. Я так свыкся с мокрой одеждой, что сухая рубашка казалась мне явно с чужого плеча. Единственное, чего я не нашел, так это носков. Со странным ощущением я отошел от зеркала, шлепая босыми ногами по холодному полу. Я чувствовал себя человеком, который приехал в гости, остался ночевать и теперь ходит по дому в пижаме, которую ему любезно уступил хозяин.

Я сел на стул и заглянул в ящик стола, прежде чем идти к Бернарду. Стул показался чужим, его высота была подобрана для другого человека. Ноги отскочили, когда я хотел поставить их на ледяную стальную перекладину под стулом. В ящике мне попалась случайно забытая сигарета. Я нетерпеливо закурил ее.

И подумал: кто же повез Ингер домой? Что сказали сопровождающим? Попросили высадить ее у дома № 18? Проводить до дверей, или проводить ее до этажа, или довести ее до квартиры и побыть там какое-то время? Переночевать там, если она вдруг не захочет оставаться одна?

На доске над моим столом висели вырезки из газет. На одной из фотографий мы с Бернардом стоим плечом к плечу, а снизу подпись: «НОРВЕЖСКАЯ ПОЛИЦИЯ ПОМОГЛА ИНТЕРПОЛУ». Дальше — мелким шрифтом: «Норвежские детективы Кристиан Волл (41) и Бернард Мейер (42) помогли своим польским коллегам выйти на след преступной группировки, занимавшейся незаконной отправкой людей за границу».

«Кристиан Волл (41)». Ну вот опять — две скобки. Я тоже умру, подумал я. Исчезну. В каком-то смысле меня уже нет, я уже умер.

3

Я снова сел за руль, но оказалось, это не дало мне того ощущения, на которое я надеялся, к которому я стремился, хотя все было в абсолютном порядке, машина вымыта и вычищена пылесосом, все мелочи аккуратно разложены по своим местам в салоне. Меня не покидало чувство, что машина была угнана, кто-то покопался в ней, перебрал мотор, подкрутил тормозные колодки и, возможно, установил взрывное устройство с таймером, который уже начал отсчет оставшегося мне времени. Двигатель постукивал по-другому, но, может быть, все это из-за ремонта?

Я доехал от мастерской до парковки рядом с недавно открытым рестораном, который был расположен выше по склону и в ясную погоду предлагал прекрасный вид на весь порт, но сейчас то, что открывалось взгляду, напоминало панораму после потопа. Я посидел в машине и выкурил две сигареты. Переднее стекло запотело. Я позвонил Ингер, но ответа не получил. Тогда я послал SMS: «Ты дома? Сними трубку. Надо поговорить. К». В ожидании ответа я просмотрел входящие SMS. Последний от нее был недельной давности. Я нажал на него, хотя прекрасно знал, что там только смайлик.

Я подождал четверть часа, потом завел машину и поехал. Прямо перед светофором на дороге я услышал сигнал мобильного телефона, сунул руку в карман, но трубка зацепилась за подкладку. Раздался гудок и скрип тормозов. Я поднял глаза. Прямо на меня двигался автомобиль. Я резко свернул, переднее колесо со скрежетом проскочило по краю тротуара, машина подпрыгнула и остановилась. Водитель, ехавший следом за мной, тоже стал сигналить, потом обогнул меня и проехал мимо. Я выхватил мобильный телефон, сообщение было от Анны-Софии. Желания читать его не было, я съехал с тротуара, где два старика грозили мне кулаками, и поехал дальше.

Я поставил машину на противоположной стороне улицы. Свет был в кухне, в комнате темно. Я набрал ее номер и долго звонил. Трубку она не взяла. Мне показалось, что дома кто-то ходит, правда, в этом я не был уверен.

Перед подъездом стояла машина «скорой помощи» и несколько любопытных прохожих. Через некоторое время прошли два санитара в желтых плащах с носилками. Передний попытался ногой открыть заднюю дверь, но безуспешно. Один из зевак помог ему, открыл дверь и стал придерживать, пока санитар забирался в машину. Еще один человек в желтом плаще вышел из подвала с белым ящиком в руке.

Зрители еще постояли некоторое время после отъезда «скорой помощи». Похоже, остальные слушали, а тот, что держал дверь, рассказывал, что произошло. Скорее всего, он успел увидеть больше других, и теперь ему было что рассказать.

Я позвонил еще раз. Снова одни долгие гудки.

Я представил себе Ингер, как она сидит на стуле рядом с телефоном. Она ждет, когда он перестанет звонить. О чем она думает? Вспоминает обо мне или она уже выбросила меня из своих мыслей? Все, что нас с ней связывало, теперь исчезло. Судьба Марии, недосказанность ее судьбы стерла все другие чувства, сделала невозможными иные привязанности. Я посмотрел вверх на ряды темных окон. Где она сейчас? Бродит из комнаты в комнату, ходит кругами или неподвижно сидит, точно парализованная? То, что мы не нашли девочку в тот день, стало для нее еще одной потерей. Она вновь пережила тот ужас, который испытала год тому назад, вернулась в состояние, в котором была раньше. В этом кошмаре человек не в состоянии думать ни о чем другом. Освободить ее могла только Мария, живая или мертвая, но мы не знали, жива она или мертва. Мы ничего о ней не знали.

Я потряс пустую пачку сигарет, которая лежала на приборной доске. Потом сунул руку под сиденье и пошарил там, но если полная пачка и могла вывалиться по недосмотру из блока, то в мастерской сигареты кто-то позаимствовал.

Постукивание дождя по крыше превратилось в неумолкающий шум, когда я открыл дверь. К счастью, до киоска было рукой подать, ливень не сумел вымочить насквозь навес над ним. На лице мужчины за прилавком, который, похоже, был не владельцем, как я раньше думал, а просто наемным работником, появилось изумление, когда я назвал марку сигарет. Кто-то проскользнул мимо меня, монеты, которые я только что получил, вывалились из руки, кто-то выругался и исчез, прежде чем я успел оглянуться. На асфальте были рассыпаны леденцы. Они складывались в прихотливый узор, похожий на платье Анны-Софии. Дождь хлестал так, что я с трудом нашел, где оставил машину.