Лонтано

– Никаких приглашений. Мы действуем как террористы. Никаких письменных следов. А главное – ничего в Интернете.

Эрван проглотил свой кофе залпом – изумительно.

– Вы считаете себя террористом?

– Если речь о том, чтобы терроризировать буржуазный порядок и нетерпимость широких масс, то да.

Погоди, не спеши. Эрван заметил на стене черно-белые фотографии. Его поразили детали: голова, обшитая кожей, крупный план рта, больших пальцев и бабочек, револьвер, лежащий среди ампул морфия…

– Жак-Андре Буафар, – пояснил Лартиг, приближаясь. – Врач и фотограф, непризнанный гений группы сюрреалистов. Специалисты считают его интереснее, чем Ман Рей…

От изображений исходило ощущение настоящего дискомфорта, которому, как ни странно, вторили произведения Лартига, как и само его деформированное тело.

– Прошлой ночью, – продолжил Эрван, – я был в Марселе…

– Я в курсе. Мне звонил представитель компании «Heemecht». Из-за вас мой заказ будет доставлен как минимум на неделю позже.

– Я могу сфотографировать ваши произведения? – спросил Крипо, вооружившись айфоном.

– Без проблем, если только не выложите снимки в Интернет.

– Зачем вы покупаете эти гвозди, мсье Лартиг?

Калека развернул свою каталку, чтобы оказаться лицом к собеседнику. Его нервные неподвижные черты казались заостренными, как лезвие. Эрван подумал о чередовании действий при закалке японских мечей, мастерском сочетании предельного нагревания и резкого охлаждения. Лицо Лартига, казалось, тоже подверглось такой обработке.

– Вы знаете ответ: я черпаю вдохновение в магии йомбе, и мне кажется более… правильным прибегать к гвоздям, изготовленным в Конго.

– Вы думаете, что нганга их использовали для своих ритуалов?

Скульптор улыбнулся. Несмотря на физическую ущербность, у него была своеобразная манера глядеть на вас сверху вниз. Из-за слишком низко нависающих век его светло-серые глаза казались словно вырезанными бритвой. Вместо того чтобы придавать лицу сонное выражение, эта черта делала его похожим на настороженного хищника.

– Вижу, вы зубрили, прежде чем явиться…

Эрван повысил тон:

– Ваши гвозди соприкасались с магией в Нижнем Конго?

– Разумеется, нет. Те, которые целитель втыкает в свои фетиши, навсегда там и остаются. К тому же ритуалы йомбе больше почти не практикуются. Гвозди, что я покупаю, из старых запасов бельгийской компании.

Очко в его пользу.

– В последнее время их у вас не крали?

– Крали. В прошлом месяце целый ящик.

– Вы подали жалобу?

– Это не в моих правилах. Да я, впрочем, и не надеялся, что кто-то кинется искать ящик ржавых гвоздей.

– Мастерскую взломали?

– Нет. И это самое странное.

Эрван не был удивлен: убийца с «Зодиака», настоящий человек-невидимка, мог, разумеется, просочиться под дверью.

– Мои гвозди использовал убийца? – спросил Лартиг.

Полицейский сделал вид, что не услышал. Он снова принялся бродить между исполинами – они находились в мастерской Гефеста, бога огня, кузнецов и вулканов, который сам отливал титанов из бронзы.

– В своих произведениях вы отдаете дань анимистическим культам Конго. А сами вы в них верите?

– Скажем так: мое искусство располагается где-то между языческим самовыражением и мистическим заклятием. Вам понятен такой язык, майор?

– Достаточно, чтобы заметить, что ответа я так и не получил. Наделяете вы свои скульптуры магическими свойствами, да или нет?

– Нет. Я художник, а не колдун.

Лартиг выписал в своем кресле нечто вроде восьмерки на бетонном полу. Контраст в масштабе между этим калекой, скрюченным в инвалидном кресле, и огромными статуями просто поражал.

– Как вам удается создавать подобные вещи?

– Вы имеете в виду: учитывая мою инвалидность?

– В том числе.

– Это просто: у меня есть помощники. Я набрасываю эскиз, определяю материал, руковожу сваркой. Моя команда занимается основными строительными работами. Я беру на себя окончательную доводку, тогда меня подвешивают на чем-то вроде лебедки.

Эрван сказал себе, что этих статистов тоже не мешало бы допросить:

– Вы дадите мне их координаты?

– Без проблем.

– А гвозди вы размещаете сами?

– Всегда. Это момент, требующий огромной точности, и тут руку художника ничто не заменит. Вам знакомо имя Алейжадинью?

– Нет.

– Скульптор восемнадцатого века. Мастер бразильского барокко. На самом деле его звали Антониу Франсиску Лишбоа, но его поразила тяжелая болезнь, без сомнения проказа. И ему дали имя Алейжадинью, что означает «маленький калека». Деформированный, обезображенный, он работал только по ночам, стараясь избегать людских взглядов. Помощники переносили его в закрытых носилках. Ему привязывали к культям инструменты, и он на коленях поднимался по лестнице. И вот так он изваял знаменитых пророков для церкви в Конгоньясе. Понимаете, почему я о нем вспомнил?

Эрван кивнул: Лартиг был Алейжадинью из Двенадцатого округа.

– Перейдем к делу, – ответил он. – Человек-гвоздь – вам это что-то говорит?

– Невозможно интересоваться культурой йомбе и не встретить это имя.

– Что вы о нем знаете?

– Серийный убийца, который свирепствовал в Лонтано, новом городе в Катанге, в начале семидесятых годов.

– Вам знаком его образ действия?

– Он пытал и калечил молодых женщин при помощи гвоздей и осколков. На свой манер он воспроизводил ритуалы йомбе.

– Как и вы.

– Как и я, да. Только я работаю с металлом, и ни одна человеческая жизнь, насколько мне известно, никогда не была пожертвована во имя моего искусства.

– А среди ваших почитателей вы знаете кого-нибудь, кто интересовался бы Человеком-гвоздем?

– Нет. Но я мало общаюсь со своими покупателями.

– Я имел в виду участников «беспредела».

– Рискуя повториться, скажу, что наши собрания придерживаются самого строгого принципа сохранения тайны.

Эрван присоединился к Крипо, фотографирующему гиганта, одна рука которого была поднята, а другая скрыта под лоскутной накидкой из джута. Его глазные орбиты сверкали под стеклянным потолком: скульптор вставил в них осколки зеркала. А обнаженное плечо было покрыто гвоздями и лезвиями, словно сыпью с красноватыми кончиками.

Пришла пора действовать энергичнее.

– Где вы были в последние выходные?

– В Мартиньи, в Швейцарии. Один фонд организует ретроспективный показ некоторых моих работ. Можете проверить.

– А во вторник одиннадцатого сентября в шесть часов вечера?

– Здесь, в мастерской.

– Один?

– Да, один. Я заканчивал скульптуру, которую вы только что разглядывали.

– А в ночь со среды на четверг?

– Пошел на вернисаж во дворец Токио. А потом ужинал с друзьями. Вы это серьезно? Вы меня подозреваете?

– Вы вернулись один?

– Нет. Не знаю, заметили ли вы, но я не вполне самостоятелен: молодой филиппинец Рубен каждый вечер помогает мне. Он может подтвердить, если желаете.

– Вы живете здесь?

Лартиг указал вглубь мастерской:

– Я обустроил себе квартиру с другой стороны.

– А сегодня ночью вы где были?

– Здесь, с друзьями.

Калека вдруг показался бесконечно усталым. Эрван не думал, что несколько вопросов могли до такой степени его утомить. Может, его так вымотала встреча с тупым полицейским. В глазах скульптора Эрван наверняка воплощал идеальный образ мелкого служащего, буржуазного и ограниченного.

– Мы все это проверим, – сказал он, чтобы не выходить из роли. – Вернемся к «беспределам»: в чем они заключаются?

– Это очень раскованные встречи, где каждый волен дать выход своим чувствам.

– Я присутствовал на одном таком в Бьевре, в прошлый четверг.

– Ничего о нем не слышал.

– Может, подражатели?

– Расплата за успех…

– Без шуток, сколько членов насчитывает ваша группа?

– Повторяю, я всех не знаю, и сам термин «члены» не…

– А если попросить вас прикинуть общее число, пусть приблизительно?