Желтый билет

— Но ты отказался?

— Еще бы! Неужели я похож на помощника новоиспеченного конгрессмена?

— Нет, — без раздумья ответил я. — Полагаю, что нет.

— Во всяком случае, я набрал ему штат и показал, где находится Капитолий, на случай, если ему захочется голосовать. Он был в таком восторге, что в качестве премии выложил пять тысяч из собственного кармана, заставив, правда, дать слово, что я ничего не скажу его жене. Она, кстати, не рассчитывала на щедрость мужа и уже успела сунуть мне две тысячи. В крупных купюрах.

Я взглянул на Квейна.

— Он их поделил?

— Да. На одну треть и две трети. Кто, по-твоему, получил одну треть?

Мурфин вновь улыбнулся, и опять я не успел отвести взгляда.

— Тебе не пришлось работать с его женой. Так что все справедливо.

— А чем вы занялись после этого?

Мурфин посмотрел на Квейна. Тот молча усмехнулся.

— Так, по мелочам, — ответил Мурфин.

Я решил не интересоваться этими мелочами, понимая, что лучше о них ничего не знать.

— И как раз в это время вас нашел Валло?

— Да. Он искал людей, которые могли бы организовать этот фонд и руководить им. Нам с Квейном это как раз по плечу.

Я согласно кивнул.

— А что делает вся эта толпа за цветными перегородками?

— Это наши сотрудники, большинство из них, исключая бухгалтера и его людей, программисты, адвокаты. Кое-кто раньше работал в «Пост» и «Стар», трое или четверо — у Надера. У нас полдюжины юристов, три бывших сотрудника полиции. Детективы. Есть даже один вышедший в отставку агент ФБР.

— И они должны выявлять заговоры?

— Если они существуют. Или существовали.

— А если вы что-то раскопаете?

— Ну, мы намерены издавать ежемесячный журнал. Сейчас мы как раз занимаемся макетом первого номера. Когда все будет готово, журнал будет продаваться за двадцать или двадцать пять долларов в год, а подписчики станут членами фонда. Годовую подписку можно будет оплачивать не сразу, а в рассрочку.

— Мы украли эту идею у «Нэшнл Джиэграфик», — добавил Квейн.

— А как вы назовете свой журнал? — спросил я. — «Обозрение параноиков»?

— Нет, — ответил Мурфин. — Название, кстати, придумал я. Мы назовем его «Валло Рипот».

— Интригующее название.

— Валло оно понравилось, — сказал Квейн.

— Еще бы.

Наступила короткая пауза. Мурфин откашлялся:

— Харви.

— Что?

— Валло очень ценит меня и Квейна.

— Я тоже.

— Я хочу сказать… ну, он знает о нас далеко не все.

Я вежливо улыбнулся, но промолчал.

— Вот что я хочу сказать, — продолжил Мурфин. — Мы тут неплохо устроились и не хотели бы никаких изменений.

— Мы достаточно давно знакомы, и вы должны знать, что я вас не подведу.

В который уже раз сверкнула улыбка Мурфина.

— Конечно, мы знаем. Наверное, мне не стоило говорить об этом.

— А что известно Валло обо мне?

На этот раз Мурфин нахмурился, и его лицо сразу стало серьезным, важным и почти невинным. Но не до конца.

— Ну, ты понимаешь, что нам пришлось кое-что рассказать ему о тебе.

— Кое-что или все?

— Практически все, — произнес Квейн.

— И что сказал Валло?

Мурфин перестал хмуриться и улыбнулся.

— Он сказал, что, по его мнению, ты очень занятная личность.

— Ну, тут он прав, — кивнул я. — Так оно и есть.

Глава 3

Роджер Валло грыз ногти. Он грыз их так часто и основательно, что срез ногтей опустился по меньшей мере на четверть дюйма от кончика каждого пальца. Точнее говоря, от ногтей у него остались лишь узенькие полоски, и я пришел к выводу, что он грыз их с самого детства.

Кажется, я где-то читал о причинах, побуждающих людей грызть ногти, но никак не мог вспомнить, что это за причины, и решил в ближайшем будущем разобраться с этим. Попутно я вспомнил и о другой плохой привычке, свойственной Мэри Джейн Винн, ученице четвертого класса, хотя она могла оказаться и уникальной.

Мэри Джейн на уроках ковыряла в носу и складывала добычу в спичечный коробок. После школы она приходила домой, посыпала содержимое коробка сахаром и съедала. Мэри Джейн не делала из этого секрета, наоборот, хвастала перед всеми, и мы, остальные ученики четвертого класса, смотрели на нее с обожанием.

Мурфин привел меня в кабинет Валло, представил нас, и я тут же сел в кресло, хотя никто мне этого не предложил. Мурфин говорил с Валло стоя, а я восхищался его ногтями и вспоминал Мэри Джейн.

Я разглядывал ногти Валло, думал о Мэри Джейн и не обращал особого внимания на разговор Валло и Мурфина, решавших какой-то организационный вопрос. Я встрепенулся, лишь услышав слова Валло: «Все, Мурфин. Вон!»

Теперь Мурфина выгоняли, и мне показалось, что у него напряглась спина. Но, повернувшись, чтобы уйти, он подмигнул мне и ухмыльнулся, и я понял, что Валло всегда разговаривал с подчиненными подобным образом, вероятно, с тех пор, как ему исполнилось пять лет.

Я решил, что кабинет Валло один из самых больших в Вашингтоне. Создавалось впечатление, что декоратор задался целью наполнить его атмосферой богатства и великолепия, и это ему удалось. Валло руководил из-за огромного сверкающего стола, сделанного не меньше двух столетий назад. Все эти годы его полировали каждый день. Возможно, даже по два раза в день. С торца к нему примыкал узкий трапезный стол, за которым, наверное, лет пятьсот назад обедало не меньше двадцати испанских монахов. Теперь, скорее всего, он использовался для совещаний.

Массивная, натуральной кожи мягкая мебель, в том числе и кресло, в котором я сидел, диван вдоль одной стены, шестнадцать стульев у трапезного стола, еще три не менее удобных кресла. От кожи исходил приятный, чуть резковатый запах, свойственный обувной мастерской.

Пол устилал толстый бежевый ковер. Стены затягивала ткань, издали напоминающая джутовую мешковину, но только по виду, так как для Валло мешковина была слишком дешева. Одну стену занимали книжные полки, уставленные толстыми, с золотым тиснением, томами. Напротив висели рисунки Домье, судя по всему, оригиналы. Валло мог позволить себе такой пустячок. Я уже начал приходить к выводу, что он мог позволить себе практически все.

Единственной деталью, выпадающей из интерьера, если не говорить обо мне, был сам Валло. После ухода Мурфина он сгорбился над гигантским столом и холодно смотрел на меня сузившимися карими глазами, казавшимися проницательными и умными. Он смотрел на меня, пока не вспомнил, что пора грызть ногти.

Покончив с большим пальцем правой руки, он сказал:

— Сейчас вы живете на ферме, — явно обвиняя меня в чем-то предосудительном.

Я решил, что лучше сознаться сразу.

— Совершенно верно.

— Около Харперс-Ферри.

— Да.

— Джон Браун?

— И Ли.

— Ли?

— Роберт Е. Ли, — пояснил я. — Полковник армии Соединенных Штатов, командовавший отрядом моряков, ранивших Брауна и взявших его в плен.

— Я не помню, что это был Ли.

— И не только вы.

— Они повесили его, не так ли?

— Брауна? Конечно, повесили. Его схватили восемнадцатого октября и повесили второго декабря.

— Какого года?

— Тысяча восемьсот пятьдесят девятого.

— Он был сумасшедшим, не так ли? Браун.

Я ответил не сразу.

— Все так говорят, но я придерживаюсь другого мнения. Был ли он беззаветно храбр или нет, его все равно повесили.

Валло сразу потерял интерес к Брауну.

— Что вы выращиваете на ферме?

— Овощи, клевер, рождественские елочки. Еще у нас есть козы и пчелы.

Валло кивнул, словно и не ожидал услышать ничего другого. Но ему требовались подробности. Вероятно, он не мог жить без подробностей, поэтому и нанял Мурфина. Две родственных души нашли друг друга.

Внезапно Валло нахмурился, будто уличил меня во лжи. У него было длинное, с заваленными щеками лицо, с костистым подбородком и острым, узким носом. Скулы резко выдавались вперед, а рот заменяла бледная полоска длиной не больше дюйма.