Набат-3

— Придет, Яшка!

И расхохотался во всю ширь объемистых легких. Еше хотелось станцевать, не отхоля от кассы.

Яков от дикой жары мало что понял, но подкралось нехорошее чувство, как тошнота, и он заглянул внутрь «жи- ана». Понял все. Сердце сжалось до проколотого колеса. Ехать стало некуда.

Ибо в Талмуде сказано: если колесо спустило — не­счастье, значит, хорошее несчастье впереди.

Песок для богатого пациента брали по пути из аэропорта Шереметьсво-2. На причале Москвы-реки с правой сторо­ны всегда большие горы, словно специально по случаю.

Повеселевший Гена Крокодил не поленился ради хох­мы преодолеть препятствия на пути к такой горе. Моло­дым козликом он скакнул через канаву, левой ступней уго­дил на камешек, прокатился на нем. как на ролике, и, потеряв равновесие, упал. Левым виском ударился о выс­туп железной балки.

Когда выяснились обстоятельства трагедии, огохались знавшие Гену молодым и жизнерадостным, а друзья ски­нулись на шикарный памятник, бывший майор Студени­кин уехал отдыхать на курорт у Мертвого моря, подлечить здоровье. Отдыхал он степенно и без шума, как человек, который о птице счастья помалкивает.

Генерал Лебедь в очередной раз оказался в финансо­вом тупике, в очередной раз обозвал Судских треплом и просил не попадаться ему на глаза.

Как всегда, хорошим несчастьем распоряжался хитро- мудрый сатана, дурача людей запутанными тропами..

3-12

Середина лета щедро потчевала землю всеми своими прелестями, и если бы не в таком буйном разгуле и неуме­ренном количестве — жить бы и радоваться. Африке — сады,

Чукотке — лето, тишину Огненной Земле, и вообще бла­годать всей планете. И хижинам мир, и дворцам покой. Но Китай тонул в обильной воде, в Европе горели от яро­стной жары злаки, сотрясало американский материк, а в безмятежной Австралии неизвестный вирус поедал поедом без разбору живность.

Что случилось в небесной канцелярии?

А кому из атеистов или служивших Мамоне до этого дело? Были заботы поважнее: мировой финансовый кри­зис, глумливее серо-зеленых водорослей, медленно и уве­ренно забивал поры живого организма планеты, и орга­низм этот начинал задыхаться.

Кавардак в России касался всей планеты. Те. кто со­здал его искусственно, все еше не хотели сознаться себе, что посеявшим ветер бури не миновать и на самом рас­прекрасном унитазе не отсидишься.

Сатана готовился к балу.

Со смертью Геннадия для Судских расширилась поло­са неудач и скитаний. Первым вестником явился один из подручных хозяина и пробурчал, пряча глаза, что кварти­ра будет продаваться и надо бы съехать побыстрее. Хоро­шо хоть навестил добродушный Луцевич и простецки пред­ложил перебраться к нему, пока жена с догиней Дуськой на даче. Этого не сделаешь: вычислят, тогда невольно при­несешь хорошему человеку неприятности. А неудача с поездкой Геннадия в Израиль напрочь лишила его воз­можности посетить приглашавшего до того Лебедя. К своим сослуживцам Судских не обращался из-за принципа, что­бы не гнать волну раздора между милицией и УСИ в смут­ную пору. Он общайся только с Григорием Лаптевым и только в чрезвычайных случаях.

Честное слово, как сирота! Изгой... На люди не выйти, друзьям не позвонить. Откушенный срок оставления квар­тиры заканчивайся через два дня: это он Крокодилу был нужен, а крокодильчикам до него дела нет. Из оставлен­ных на пропитание денег оставалось около пятисот руб­лей... И до того не хочется возвращаться к Буйнову! Не по нему их раскладки, куда придут националы, он знал, и эту кашу его силком не затянешь. Вчера Буйнов звонил и уже настойчиво приглашал перебираться. Судских выпросил пару деньков на сборы. Вот они, два дня — суббота и вос­кресенье... А дальше — как у Высоцкого: «...и пошла она к нему, как в тюрьму». Не пойдет Судских в подчинение Буйнову.

И куда тогда?

Самая глупая изначальная мысль позже становится ум­ной: не податься ли к красноярскому губернатору?

Родилась она после беседы с Лаптевым: Гришу при­глашали в Красноярск проверить некоторые расчеты; Гри­ша — ладно, а Судских тут с какою боку?

Это с какого боку посмотреть. Во-первых, худо-бедно, а Фонд ветеранов-афганцев помог генералу заткнуть кое- какие дыры и на Судских ему фыркать нечего, во-вторых, оба оказались в патовой ситуации, пусть и каждый по-свое­му, но бодливых метят одной меткой: не влезай, убьет.

Поэтичность образов не была свойственна бравому во­яке и матерщиннику. Мыслил он здраво и жил, сообразу­ясь со здравым смыслом, и наивным не был. Он неплохо различал полутона и едва ощутимые колебания наверху, и наверху понимали, что это далеко не простой парень и до блеска начищенный сапог из него не сделаешь.

И где-то он уже переиграл мнящих себя столпами об­щества, олигархами и сильными мира сего...

Когда любители поучать опомнились, бравый генерал уже выбрачея из патовой ситуации. Поматерился. но вы­шел. Пока стратеги размышляли, сгодится ли на ближай­шее будущее патовый вариант, он подготовил шаг. Шаг был хорошим и неожиданным, но делать его сейчас, в се­редине сатанинского года, преждевременно и — тсс... Черт не дремлет, а Бог заливает планету водой, тренируя зем­ных засранцев перед грядущим потопом.

Путает?

Пугать по-всякому можно. Сказывают, мужику в Са­ратовской губернии яички молнией опалило и после ло­го у него детишек не случалось, зато мужик заговорил по- китайски, на иврите и живаго великорусского познал классно, а подкову стал сгибать двумя пальцами, вот re крест!

Л губернатору свалилось с неба триста штук условных единиц, и забастовку учителей и врачей отменили. Губер­натор и так и эдак разглядывал банковскую платежку и в голову не мог взять, с чего вдруг разбогатели афганцы, еше и расщедрились. Правда, Судских обещал помочь. И дважды обещания не выполнил. Петли здесь истины?

Губернатор вызвал к себе начальника охраны, верного и проверенного сослуживца, показал платежку и спросил:

— Судских работа?

— Сомневаюсь, не согласился тот. — Судских нын­че в опале, а УСИ ликвидировали. Никто не знает даже, где скрывается Судских.

— Поищи. Найдешь — пусть на связь выйдет. Я тут ругнул его, он, наверное, обиделся, — честно признался губернатор.

Если милиция не может найти человека, значит, ста­рательно ищет на освещенном пятачке. Начальник охра­ны губернатора искал Судских в другом месте. Созвонил­ся с Лаптевым и передал просьбу хозяина. Через двадцать минут Гриша связался с Судских:

— Игорь Петрович, в Красноярск не хотите прогуляться?

— Причина? — насторожился Судских. Вопрос застал его врасплох, хотя втайне он желал этого. Как раз за гу­бернатора его покарал Всевышний, отправил в прошлое без звания и пособия. Выходит, дьявольские штучки?

— Я понял, — отвечал Гриша, — он желает видеть вас у себя, а мне приглашение официальное.

— Можно поехать, — честно обрадовался такому за­вершению своей неустроенности Судских. — А ты, ви­дать. в чести у больших людей? — улыбался он.

— Об этом не скажу, но губернатор желает вырваться из петли Березовского. Понимать стал, что страну спасут не бсрезовские, а буйновы. Обязан ему помочь.

«Дай-то Бог не на войне встретиться нам голика через два», — тоскливо подумал Судских, а вслух сказал:

— Не гони быстро. Гриша. Сам я пока в генерале не разобрался. В его идеологию здравого смысла верю, что Россию подымет, верю, но какой пеной, не знаю.

— А я знаю. Игорь Петрович, дорогой. Русскому му­жику скажешь — бесплатно, не поверит, а пену заломишь, материться станет, по расплачиваться за беспечно прожи­тые годы будет. Как Сталин поступил? Рот залепил кля­пом, кандалы на ноги навесил, но светлое будущее посу­лил. А нынешние вожди-штафирки сразу с вранья начали, их никто и не уважал в народе. Так что мы еше долго крепостными будем. И как бы па это ни ставил краснояр­ский губернатор.