Под псевдонимом «Мимоза»

– Смотри, Маша, смотри, что творят, а?

По второму немецкому каналу ZDF шла трансляция телемоста между Москвой и Нью-Йорком: в Кремле отмечали «Хануку» – праздник радости и веселья – воспоминание о событиях двухтысячелетней давности. А из Нью-Йорка и других столиц мира их приветствовали единородцы.

– Ты только послушай, что любавический-то раби возглашает: «Падение коммунистического режима и празднование Хануки в Кремле – это знак! Это знак скорого пришествия нашего Мессии!»

– А перед Верховным Советом, видите, шеф? Ставят огромный храмовый светильник – «менору»… И это тоже как знак «их» победы! И не только над Россией, а в мировом масштабе. Победу «золотого тельца» над всей планетой празднуют! А цель-то у «них» вожделеннейшая, – о ней ведают лишь вожди-невидимки: убрать все земные препоны для прихода «их» машиаха – то бишь антихриста!!!

– Ну уж ты и хватила, Мари, через край! Совсем в мистику вдарилась!

– Можете мне не верить, шеф! Но роль «премудрых» в важнейшие моменты истории до сих пор – тайна, и открытому обсуждению не подлежит! Нигде. Ни в одной стране! Чтобы ее даже пальцем коснуться, много ли найдется в мире храбрецов?! А ведь изучать роль иудеев в нашей русской истории, да и в мировой политике нужно объективно, без всякой предвзятости к простым евреям – среди них много замечательных, добрых, отзывчивых людей! Я ведь сама ненавижу пресловутый антисемитизм! И Конрад Федорыч прежде всего побуждал исследовать иудейско-масонских и-де-о-ло-гов – именно «их» установки!..

– Да разве можно, Мари, запрещать научное познание той или иной проблемы лишь потому, что могут всплыть на поверхность неприятные либо преступные факты из жизни каких-то лидеров или сообществ?

– Оказывается, можно – «сильным мира сего» все позволено, Вадим Ильич – Вам ли не знать этого! Гм, но даже Ханна Арендт [5] утверждает, что в наше время необходимо дать правдивую оценку еврейской истории. Тем не менее многие ученые лишь из страха перед возмездием избегают прикасаться к ней. Увы, это совсем не смешно!

– А впрочем, я больше не смеюсь, Мари! Только Ты сама об этом не очень-то распространяйся!

– Да это же поразительно, Вадим Ильич, почти невероятно! Ведь кагалу удавалось десятки веков держать блуждающую по земле расу в верности национальному идеалу. Раввинам-то давно ясно было, что прочие народы отходят от своей веры. А этим-то глупым «гойским» народам казалось, мол, если от Бога-то откажутся, то в ногу с прогрессом пойдут! Но каганат о том только и мечтал: постепенно свою власть кругом распространять и наконец-то даровать своему народу господство во Вселенной. Причем «их» цель – не уничтожить нас, гоев, всех до единого, а подчинить себе, сделать нас рабами безмозглыми!

– Именно это и страшно, Мари! Они ведь никому не позволят вникать в свои планы, в механизмы своей тайной-то власти. Из-под земли достанут и затравят любого! Смотри, Машенька, по-осторожней будь!

В декабре Силантий Семенович, наконец, вышел в отставку, и Маша впервые за много лет встречала Новый год вместе с родителями в их квартире на проспекте Мира

– О какой внешней политике можно говорить с этими предателями! Я ведь ни на что повлиять не могу, а ишачить в интересах этих мерзавцев? Ну уж нет, увольте, лучше сдохнуть в нищете! – сидя за праздничным столом, исходил от негодования старый дипломат.

– Сдохнуть в нищете тебе, папочка, дочь твоя не позволит, – бодро усмехнулась Мимоза, – а что на пенсию вышел, так я давно о том мечтала, молодец!

– До чего дошли! А ведь это «Каин» еще с декабря прошлого года задумывал и гэкачепистов сам благословлял. Ну не «иуда» ли, а? Потом же руки свои умыл, тоже мне, Пилат коммунистический! Слова-то его в аэропорту, когда он из Фороса прилетел, помнишь, Машенька? Мол, я не сказал всего. И никогда не скажу всего, – и это заявил президент великой страны, а?

– Успокойся, папа, теперь ни великой страны, ни этого президента больше нет. Его, предателя, история рассудит.

– Рассудит, конечно, когда-нибудь. Но сейчас-то, дочь, хуже войны! Что кругом творится – Гоморра! Не-пред-ста-вимо!!! Эх, время-то, девочки, какое! Гм… ведь пять дней назад случилось нечто неслыханное. Понимаете? А никто и в ус не дует – ведь Союза ССР больше нет – сметен с лица земли! Учтите, что безо всякой войны! Событие-то – уму непостижимое! Тектонический сдвиг земной коры!

– А не кажется ли тебе, папа, что слишком рано еще все это оценивать – ведь куда мы идем, никто понять не в состоянии. Народа как такового, то бишь советского, больше нет, а есть толпы растерянных, отчаявшихся, мятущихся в поисках куска хлеба…

– Вот чего я никак осознать не могу, девочки: почему «хромой бес» и Горби заделаться-то решили великими реформаторами? Во имя чего, спрашивается, стали все рушить в ущерб своему же народу – во имя чужих народов? Во имя самих себя? Такой самоубийственный ход! У них самих – тяга к концу света, что ли?

– Да что ты все об этих выродках, папа! Для них-то русский народ никогда своим и не был! Почему?! Другой вопрос.

– Перестаньте об этом, надоело! Ты-то, Мария, не вздумай в политику лезть, – нервно вставила свое типичное словцо Елена Ивановна, – ведь и убить ненароком могут!

– Да что ты, мамочка! Успокойся, я ведь в иностранной фирме служу и вообще немецкая я теперь гражданка – какая уж тут для меня политика?!

– А мама, между прочим, права! Ты, Машенька, в твоем-то положении, подальше держись от всяких игр, – предостерег отец и спохватился. – Ой, что-то мы кулаками после драки размахались! Вы что, мои дорогие!! Уже без пяти двенадцать!!! Пора шампанское открывать!!!

Глава 2. «Сердцу не прикажешь»

Знакомство Маши с Удальцовым вызвало недовольство графа:

– Не слишком ли много узнал он о тебе, чего знать никто не должен? Переводчица с фирмы тебя с ним видела – нехорошо это!

– Вы правы, Вадим Ильич! Но должна же я отблагодарить его за свое спасенье или нет?

– Поступок его, без сомненья, благородный, иначе и не назовешь. Но сделай так, чтобы с ним лично не встречаться. Ни в коем случае!

И Мимоза попросила Алевтину вернуть своему спасителю деньги с благодарственным письмом. Удальцов же был раздосадован, что сама фрау Штирлиц не снизошла до встречи с ним, но все же отправил ей записку: «Ваше превосходительство, госпожа президент Маша! Не погнушайтесь просьбой скромного почитателя ваших талантов, не стоящего и мизинца вашего! Позвоните не теряющему надежды бедному художнику, который был бы несказанно счастлив погутарить с Вашим Превосходительством о самых что ни на есть, высочайших материях!». Над сим посланием подруги дружно посмеялись, но Мими явно погрустнела.

– Что, нравится он тебе? – спросила Аля, сочувственно улыбаясь. – Очень даже заметно!

– Уж от тебя-то не скроешь! Но, видно, не судьба, – печально вздохнула Маша, – ведь Корф…

– Ах, перестань, Мими! Что ты все графа-то боишься? Нельзя так сразу отступать! Нет-нет, надо что-то срочно придумать. Позвони Удальцову!

– Не могу, Алька! Я дала слово шефу… Ну даже если… то не могу же я тайно встречаться, понимаешь?

– Ну-ну, так в девках и останешься! Граф твой, конечно, хорош, но…

– Ты, Алевтина, прямо как моя мама – точь в точь! Она талдычит постоянно, что я в монахини пойду!

– А разве нет? – иронически воскликнула подруга.

– Да что ты, Алька! Какой монастырь! Ты ведь знаешь, я, грешная, всегда только о великой любви и грезила! А теперь-то, когда это – запретный плод, так размечталась еще больше, но, увы!

– А все же подумай, ведь безвыходных ситуаций не бывает. И не терзай себя. Позвони ему, а?! – настаивала неугомонная подруга.