Крымский Джокер

— Как что? — искренне удивился Саша: — Бухать, бухать — и ещё раз бухать!

— Ну это если будет что, — поддержал я пессимистический настрой Игоря.

Саша и не думал сдаваться. Он лихо подцепил ногой пустую консервную банку, и одним ударом отправил её в сторону брошенного на обочине трактора с работающим двигателем. Потом обернулся к нам:

— Ерунда, чуваки! Чем херовее село — тем дешевле самогон. Аксиома, мать твою! И, соответственно, меньше покупают в магазинах государственную водку.

Подобная железная логика призывала нас прибавить шаг.

У продавщицы местного продмага был, наверное, запор. Или наоборот. Только этим можно было объяснить получасовое отсутствие её за прилавком. Правда, это позволила трём благородным донам изучить скудный ассортимент, предлагаемый отечественной пищевой промышленностью труженикам полей.

— Та-ак… Ну что там у нас из бодрящего? «Альминская долина» — рупь восемьдесят…Неплохо для затравки.

— А вон, ух ты! Смотри — сухарик по рупь десять. Водки, конечно, нет. Да и хер с ней — под неё закуси надо немеряно!

— Господа! Внимание! Нет «Беломора» и «Ялты»… Вот тоска! Неужто придётся долбить «Приму» всю дорогу? Знал бы — захватил бы с собой папирос…

Наконец перед нашими очами в облаке табачного дыма появилась служительница Гермеса. Она по-матросски поплевав, загасила окурок и немного презрительно посмотрела на наши оживлённые лица.

Саша поправил очки и вежливо поинтересовался:

— А пиво у вас бывает?

Мужик в спецовке, рассматривающий что-то в конце прилавка засмеялся. Засмеялась и огромная тётка в белом грязноватом халате.

— Вот это юморист — пивка захотел! Послушай, дружок… Даже если и бывает здесь пиво, то загодя его заказывают по ящику. Да и то мало кому достаётся. Пе-ре-строй-ка, — ехидно протянула она по слогам.

Не вдаваясь в подробности распределения по селу пива, Саша сразу перешёл к делу.

— Ладно — приступим. Два… Нет — три огнетушителя «Долины». Четыре сухаря «Солнечная гроздь». И три пачки «Примы». И поскорее, любезная — нам ещё гранит науки грызть вместо закуси!

— А-а… Так это ж студенты припёрлися! — заулыбалась продавщица. — Ну, теперь по дерьмовому вину завсегда план будем делать!

— Мы весьма рады посодействовать отечественной торговле! — улыбнулся в ответ Борода и положил мятые купюры на весы.

Первую бутылку «Альминской Долины» мы уконтрапупили прямо под магазином. Я впервые пил эту… это…блин, вино. А, надо заметить, что напиток был смерть каким крепким и таким же вонючим. Сделан он был из плодово-ягодных отходов с добавлением низкокачественного спирта.

— Мать честная! — что ж ты, падла, такое поганое? Господи! — закашлялся я после второго стакана.

— Странно, мой юный друг… По сравнению с вашим самогоном — это просто лёгкий яблочный сидр, подаваемый на десерт в Объединённом Королевстве, — съязвил Саша.

Бородатому как всегда всё понравилось. «Выучусь — поеду на Север, — с завистью подумал я, глядя на причмокивающего от удовольствия друга: — Такое дерьмище — а ему хоть бы хны!»

Забегая вперёд, скажу, что в недалёком будущем мои вкусы изменились, а познания расширились до неузнаваемости. И такое изделие как креплёное плодово-ягодное вызывало во мне только хорошие и почти приятные вкусовые ощущения. Но первая бутылка шмурдяка в жизни — это всегда сурово.

Однако, несмотря на низкое качество пойла, настроение у нас заметно улучшилось.

Пора было и пообедать что ли. Тем более, что невидимый счётчик, накидывающий по три рубля сорок копеек за питание, наверняка уже тихо щёлкал и жужжал.

Вперёд — к жратве и забитым унитазам! Да здравствует колхоз!

…Господи! Почему темно-то так? Не голова — а кусок асфальта, прилипший к раздробленному позвоночнику… Мама моя родная! Где я? Что это за звериный храп вокруг, и почему такая вонь?

Всё это пронеслось в моей разбитой винными парами башке за долю секунды.

Я потрогал себя за лицо. Маслянистая жирная кожа, и полностью заплывшие глаза…

Ой, йо! Это же колхоз, мать его! Так-так-так… Вторую мы распили по дороге — это я хорошо помню. Потом отрывочное воспоминание о столовой, где Бородатый пытался танцевать с подносом на голове. Девочки, девочки, девочки… Так, что-то припоминается… Были в гостях у сокурсниц — отмечали прибытие. Песни Новикова…Гам какой-то невообразимый…

Причём, в гости я, кажется, шёл уже не своим ходом. Об этом напоминали порванные в лоскутки носки на моих изодранных ногах. Ой-ой-ой! Да нас, вроде, преподы накрыли, ужратых в мясо… Ну да! Помню отрывочно их нотацию о том, что, мол, таким как мы не место в рядах советского студенчества, и прочий нудный моралин. Да уж… Кажется, пришёл конец моему высшему образованию. Обидно…

Натянув кое-как грязнючие кеды, я на ощупь выбрался из конюшни, именуемой комната номер одиннадцать. Бляха-муха! Ибись-провались! Вода-то на улице! Вот стрём-то! Да хер с ним — главное… И тут, вместе с воспоминанием о запахе «Альминской Долины» к горлу подкатила такая нешуточная тошнота, что я еле добежал до конца коридора.

Туго набитый разноцветными студенческими испражнениями унитаз, как никакое другое рвотное средство, способствовал моментальному очищению желудка. С дикой натугой проблевавшись, я долго ещё сморкался и вытирал слёзы. Потом медленно побрёл обратно. «Неужели отчислят? — с отчаянием думал я. — Ещё ж и учиться не начали!»

Когда, вернувшись, я присел на край кровати, на соседней койке медленно повернулся на бок Бородатый. Не открывая глаз, он нашарил на полу бычок «Беломора» и прохрипел:

— Дай спычку, товаришч…

Закурив, он приоткрыл веки, и посмотрев на меня, засмеялся глухим похмельным смехом:

— Гхы-гхы-хы! Ща уссусь! Ты на якута похож! Точно — якут! Глаза как щёлки! Щеки как у хомяка!

Мне было совсем не до смеха. Я действительно так опух, что без зеркала видел свои щёки.

Тут заворочался и Саша. Надев очки, он приподнялся на локте и внимательно посмотрев на мой фэйс, выдал:

— Да-а… Ты сегодня какой-то не такой… толстый какой-то…

— Какой толстый, нах! Просто опух как сволочь! — огрызнулся я. Потом панически посмотрел на проснувшихся приятелей:

— Только я одного не понял, пацаны — что, сегодня опять будем пить? (Боже — только не это!)

И умоляюще глянул на Игоря, ища поддержки в своей антиалкогольной позиции. Бородатый выпустил вверх дым и задумался. Но, скользнув по жёлтому потолку, его взгляд встретился с неумолимым взглядом сашиных маленьких злых глазёнок за сверкающими очками, на которых прилип лепесток кислой капусты.

— Я думаю, других мнений не будет? — угрожающе прошипел Шурик и посмотрел уже на меня:

— А, Толстый?

Я обречённо опустил голову и сдался:

— Да ладно, пацаны… Нормально всё. Если не выгонят — нажрёмся конечно. А коль не быть нам студентами — нажрёмся однозначно!

На этой оптимистичной ноте прения были закончены.

Признаюсь, вообще-то я был против ежедневных возлияний. Тем более, что вчера мы были взяты с поличным и нам грозило отчисление. Так же я ещё находился в плену общепринятых предубеждений и антиалкогольных плакатов, типа: «Пьянство не отдых, а тяжкий труд». Или: «Родители пьют — страдают дети», «Не омрачайте юность пьянством» и прочей наглядной агитации, которая, как выяснилось позже, ничего общего с процессом употребления спиртных напитков не имела. Но это прозрение наступило не сразу.

А пока я просто был озадачен. С одной стороны авторитет Саши и его старшего брата, бывалого судента-колхозника, который наказал Шурику, чтобы в колхозе каждый день он примерно заливал шары. Иначе, типа, это не колхоз. А суета и томление духа.