Черные шляпы

Ее темные блестящие волосы по-девичьи струились по плечам. Для женщины ее возраста Кейт перенесла поездку просто отлично, хотя морщины вокруг рта и глаз прорезались глубже не столько от прожитых лет, сколько от печали.

И от гнева.

— Ты знаешь лучше других, Кейт, что я не герой, — мягко ответил он.

— Но я думала, что тебе можно доверять!

— Почему?

Она задумалась, не сразу подыскав необходимые слова.

— Ради преданности покойному отцу этого мальчика, хотя бы ради этого тебе следовало встать на его защиту! — дрожащим голосом сказала она.

— Я встал на его защиту, — сказал Уайатт, выпрямившись и глядя ей в глаза. — И он не мальчик.

— Он мой мальчик!

— Он твой сын. Иногда я сам думаю о нем как о мальчишке, но он мужчина, ему уже хорошо под тридцать. Я в его возрасте…

— Ты был сукиным сыном и убийцей!

— Не спорю.

— Ты взял у меня деньги!

— Я готов отдать их назад. Даже с процентами, Кейт.

Ее верхняя губа презрительно скривилась.

— Ты думаешь, это меня устроит? Просто вернуть мне мои доллары?

Он положил руку ей на плечо, но она в ярости стряхнула ее.

— Кейт, Бэт уже высказал все твои доводы, я сам это слышал. Он сделал это хорошо. Но «мальчик» не воспринял ни слова из них.

Она скрестила руки на груди.

— Я думала, он послушается тебя.

— Он меня выслушал. Я помог ему успешно поднять это заведение. Я воодушевил его, а когда придет время, я снова воодушевлю его… выйти из этого дела.

Она усмехнулась.

— Ты избрал смешной способ добиться этого. До тебя здесь не было никакой игры! Ты использовал ситуацию себе во благо, чтобы…

— Да. Когда я оценил ситуацию, я решил помочь Джонни выжать из нее все. Я верю, что придет день, может, через годик, когда он и эта его молодая девушка…

— Эта маленькая шлюха! — крикнула она. Ее ноздри раздулись, а верхняя губа снова скривилась. — Я видела, как эта девка пошла к нему наверх! Она с ним спит! Она живет с ним во грехе?!

Уайатт уставился на нее, а потом захохотал.

Она дала ему пощечину, зазвеневшую в ушах, как выстрел, и очень болезненную.

Он аккуратно, но крепко схватил ее за руки, просто чтобы привлечь внимание и избежать дальнейших пощечин.

— Кейт, когда я встретил тебя, ты сама была шлюхой. Ряди Христа, ведь мой брат Джеймс был твоим сутенером! Оставь свое ханжество для кого-нибудь другого, кто не покупал твою любовь за деньги.

Ее подбородок задрожал, и она судорожно сглотнула.

— Разве… разве мать… мать не может хотеть для своего сына большего? Хотеть для него лучшего?

Он отпустил ее руки и обнял за плечи. Она принялась плакать, не в голос, просто тихо всхлипывать. Он погладил ее по спине.

— Конечно, мать может хотеть большего. И должна, — прошептал он ей на ухо.

Затем он отодвинул ее от себя и поглядел в ее наполненные слезами глаза.

— Кейт, для него еще слишком рано.

— Рано? — удивленно переспросила она, начиная дрожать.

— Я был на его месте.

— Уайатт, я… я не понимаю.

— Кейт… это… это такие вещи, которые я бы не хотел облекать в слова.

Она сжала челюсти и губы.

— Ты задолжал мне, Уайатт. Поэтому скажи. Говори, что бы это ни было, будь ты проклят.

Он глубоко вздохнул и еще отодвинулся от нее, отвернувшись.

— Он потерял жену и ребенка.

— Я знаю. Ведь я сама тебе это рассказала. Я знаю.

— Я тоже, много лет назад, — сказал он, глядя на нее.

Она не ответила ничего, но ее лицо изменилось. Стало мягче, и прожитые годы словно стекли с него.

— Чтобы вернуться назад, надо совершить целое путешествие, что-то делать. Я хорошо это понимаю. Понимаешь, Кейт? Думаю, у него и этой хорошенькой девочки из хора когда-нибудь будет нормальная жизнь. Более нормальная, чем та, что прожили я и ты. Но Джонни должен пройти этот путь сам. Я помогу ему. Но я не могу пройти этот путь за него. И ты тоже. Несмотря на то, что ты его мать. Даже его отец, будь он здесь.

— О Уайатт, — сказала она, упав в его объятия. — Джонни послушается тебя! Я знаю, обязательно послушается!

— Нет… нет.

Она поцеловала его, страстно, в этом поцелуе были и соленые слезы, и отчаяние, и тоска. Не слишком плохо, и его петушок даже начал проявлять интерес, но он вовремя аккуратно отодвинул ее от себя.

— Кейт, Кейт… я женатый мужчина, который любит свою жену, что бы там она тебе ни говорила по телефону, из-за чего ты решила вести себя так, как сейчас.

Она почувствовала себя неловко, опустила голову, встала и босиком пошла к двери, бормоча извинения. Выйдя, она закрыла за собой дверь.

Уайатт лег. Можно еще поспать. Кейт Элдер — хорошенькая женщина, особенно для своих шестидесяти, но будь он проклят, если он поддастся ее очарованию, тем более не теперь, когда он отшил куда более молодую подружку, Текс.

— Что я только не делаю ради тебя, Сэди, — сказал он.

Чтобы снова заснуть, потребовалась целая вечность.

Ну, по правде — три минуты.

Глава 14

Дождь пробудил все запахи Вашингтон-маркета — фруктов, рыбы и остатков продуктов. Протекающая неподалеку река добавила свой аромат в этот сырой и слегка тухловатый букет. Здания, построенные еще до Гражданской войны, с их увенчанными арками входами, вычурными карнизами и лепными оконными рамами, подставили свои тела из грязного кирпича и камня обрушившемуся ливню, но без толку — даже молотящие по ним струи воды не могли смыть груз лет.

К девяти утра эти улицы заполнятся машинами даже в такую погоду, а розничные магазины в квартале отсюда не будут испытывать недостатка в покупателях, предлагая им радиоприемники, фейерверки, садовый инструмент, спортивные товары и еще бог знает что.

Но перед рассветом окна магазинов еще были темны, а улицы принадлежали грузовикам фермеров и транспортных фирм. Мало кто из людей в кепках и рабочей одежде озаботился тем, чтобы надеть дождевики перед разгрузкой и загрузкой машины в мелькающем свете фар, размытом струями дождя. Правда, их движения стали еще более лихорадочными, а кудахтанье домашней птицы, крики людей и грохот ящиков вкупе с рокотом моторов и визгом колес ездящих туда-сюда грузовиков пытались соревноваться с раскатами грома, посылаемыми богом в знак того, что и это место принадлежит ему.

С этими мыслями Уайатт аккуратно правил конем, мягко разговаривая с ним и не усердствуя с поводьями, чтобы животное не испугалось мелькающих вспышек молний и грохота ударов божественного кнута. Два самых необычных во всем Нью-Йорке молочника были весьма рады тому факту, что они сидят внутри металлического фургона молочного завода Дроста. Тем не менее внутрь попадало достаточное количество воды, и Уайатт предпочел накрыть газетой свой длинноствольный «кольт» сорок пятого калибра, лежащий на скамейке позади него.

Сидевший сзади Бэт и его маленький револьвер были сухими, как свежеподжаренный тост, но звуки грома неуютно отдавались в металлических стенках фургона, а непрекращающаяся барабанная дробь ливня по крыше была не то чтобы оглушающей, но чертовски отвлекала.

Они медленно и неторопливо ехали, объезжая грузовики и суетящихся людей, иногда окидывавших их раздраженными взглядами, когда копыта коня с плеском ударяли в лужу. Будто люди здесь были более уместны, чем этот одинокий молочный фургон. Отъехав от складов на пару кварталов, где практически никого не было, они все еще слышали шум Вашингтон-маркета, соревнующийся по громкости с грозой.

Вскоре Бэт вылез наружу, как следует промокнув за то время, что он открывал большие двери склада. Распахнув одну из створок, он нырнул внутрь, и Уайатт направил коня внутрь пустого помещения. Цокот копыт по бетонному полу шел полифонией с барабанившим по крыше склада дождем, монотонным эхом отдававшимся внутри.

Бэт закрыл ворота и пошел к массивной маскировочной стене, оставляя за собой мокрые следы, засунул руку в выемку в деревянной стене, схватил веревочную петлю и открыл одну из створок деревянных дверей. Уайатт, как обычно, развернул фургон задней частью ко входу, и двое мужчин в черных брюках, белых куртках, белых рабочих перчатках и черных кепках, с которых капала вода, принялись выбирать нужные ящики.