Смерть на выбор

Историю клада и… Горячо. Нина даже чуть вздрогнула, словно мысль обожгла ее. «Я знал, что нарушу клятву, и клад тут ни при чем». Зато кем-то заранее подготовленное бегство, настоящие укрытия, все эти «джипы», продукты, амуниция очень даже «при чем».

Хусейн — разведчик в стане бекташи. Они ему попались случайно, этакий трофей, вроде довеска к кладу. Девушка по-кошачьи облизнула губы, улыбнулась и расслабилась. Пусть играют в шпионов. Мужчины обречены оставаться детьми. Особенно в двадцатом веке.

— Граница. — В этот раз Хусейн почему-то счел необходимым объяснить, что он собирается сделать. — Я сейчас вернусь. Позвонить надо.

Пограничный КПП походил на обыкновенный пост ГАИ. Каковым он собственно и являлся до провозглашения независимости и суверенитета. В застекленном шалаше сидели те же самые гаишники, в той же самой форме. Только теперь их вооружили автоматами. Впрочем, автоматическое оружие есть и на непограничных постах ГАИ, рассеянных по необъятным просторам Содружества Независимых Государств. Слишком много разбойничков пасется при больших дорогах, возвращаются времена атамана Кудеяра.

Хусейн зашел в домик под острой крышей.

— Ты знаешь, куда мы едем? — Максим вдруг стал прежним, свойским и разбитным. Нет гранита в чертах лица, нет меди и свинца в голосе.

— Я знаю только то, что положено. Это ты у нас теперь приобщенный и посвященный.

— Ну что ты городишь ерунду. Я немножко мимикрировал, приспособился, так сказать, к обстоятельствам. Ну чтобы больше узнать.

— Поздравляю.

— Ну перестань дуться. Скажи, куда мы едем. Ты же бывала в этих краях.

Нина догадывалась, что они находятся на границе с Таджикистаном. Где-то недалеко от Пенджикента. Однако распространяться о своих догадках не собиралась. Самодовольных мужчин необходимо наказывать. И чем чаще, тем лучше.

Наказание молчанием было недолгим. Вернулся Хусейн:

— Все в порядке, билеты я заказал. Транспорт тоже, — и завел машину. Границу они проскочили быстро и безболезненно. Шоссе, придорожный пейзаж и транспортный поток этого независимого государства практически не отличались от того, что они видели раньше. Только дорожные указатели на другом языке.

— Полетим из Душанбе? — деловито поинтересовалась Нина. Хусейн глянул на нее с видимым уважением. И не ответил. Ведь в вопросе уже был ответ.

От Пенджикента (Нина там была как-то на археологических раскопках — в древнем городище до сих пор работает экспедиция Эрмитажа) до столицы неумиротворенной республики чуть больше трехсот километров. Через три часа они должны быть на месте.

Интересно, почему Хусейн выбрал беспокойный Душанбе?

Ехали без приключений. До поры до времени. Нина всматривалась в картинки за окнами: город, названный именем ярмарочного понедельника, она знала неплохо. Вроде бы добрались.

Хусейн прибавил скорость, оглянулся. Чуть позже еще раз посмотрел в зеркальце. И еще сильнее надавил на педаль газа.

— Так я и знал. — Он ни к кому не обращался.

— Это, наверное, местная дорожная полиция. — Журналист любил использовать новые, пахнущие заграницей названия — особенно когда речь шла о чем-то старом, еще советском. — Мы же правила нарушаем.

— Правила тут ни при чем, — отмахнулся от Максима их предводитель. — Я так и знал, что они не удержат информацию.

Его слова прекрасно вписывались в Нинины домыслы. Он скорее всего работает на некую могущественную организацию. И большую — в больших конторах всегда происходят утечки. Это закон.

Девушка сползла пониже и тоже осторожно обернулась: позади несколько машин. Больше всего на хвост походила огромная и черная, настоящий катафалк. Минут через десять Нина опять посмотрела в заднее окно: катафалк следовал за ними как привязанный. Хусейн почему-то сбавил скорость, и теперь они ехали как паиньки — шестьдесят километров в час. Заслуживают гаишной грамоты.

Справа мелькнул указатель — аэропорт близко. Преследователи тоже. Интересно, что будет? Девушка с прохладным любопытством посмотрела на Хусейна — в том, что он выкрутится, она не сомневалась. А значит, выкрутятся и они с Максимом.

Катафалк тоже ехал по правилам. Останавливался на светофорах, дисциплинированно мигал лампочками поворотов. И ехал строго за ними.

— Засыпаешь? Засыпай, засыпай… — довольно злобно приговаривал Хусейн. Задремавший было и пропустивший из-за этого самое начало погони, Максим обиженно посмотрел на соседа: «Мы же договорились дружить, а ты» — эти укоризненные слова можно было прочесть в его взгляде.

Ни Нина, ни Хусейн на репортерские укоры внимания не обратили. Хусейн проскочил поворот на аэропорт, потом резко дал задний ход, предварительно съехав на обочину, — и юркнул на оставшуюся вроде бы позади дорогу.

Катафалк с этим маневром не справился — его занесло и закрутило на придорожном песке. А после и вовсе перевернуло. Нина следила за этими сулящими спасение сальто.

Раздалось несколько хлопков.

— Чудаки, по колесам стреляют, — машинально пробормотал Хусейн. Нина изумилась: во-первых, она полагала, что выстрел можно отличить от автомобильного выхлопа, а во-вторых, ничего чудного в попытке прострелить колесо нет. Предводитель развеял ее удивление:

— Эти колеса не прострелить, литые. Профессионал должен об этом знать.

Вероятно, преследователи вспомнили, что они профи, и продырявили заднее стекло их джипа.

— На пол, оба! — Сам Хусейн тоже сполз как можно ниже, однако руль из рук не выпустил.

Пальба прекратилась. Они подъезжали к аэропорту столицы солнечного Таджикистана.

Ничем не примечательное длинное одноэтажное здание. Таких много в крупных городах бывшего СССР. Серый асфальт скучно гармонирует с не менее серыми стенами. Двери, рамы относительно больших (по местным меркам) окон выкрашены почему-то в зеленый цвет.

Раннее утро, а в аэропорту весьма людно. Причем проезжих и приезжих можно легко отличить от завсегдатаев — дежурных таксистов, торговцев и попрошаек.

В эту толпу и швырнул Хусейн своих спасенных. Препроводил их маловразумительным напутствием:

— Быстро в сектор «Интуриста». Там для вас билеты — заказаны на фамилию Махомадов.

И умчался, оставив, как воспоминание, облако пыли и запах гари. Ничего дьявольского — просто от резкого торможения резина чуть не загорелась.

Нина и Максим очумело озирались.

— Какой «Интурист», какие билеты? У нас даже паспортов нет! — Вопль репортера пропал втуне. Единственный отклик — внимание завсегдатаев. К ним тут же подскочили четверо живописных пацанчиков в спортивных драных штанишках, в топорщащихся, больше похожих на броню, футболках и рубашках, все четверо в галошах на босу ногу, двое острижены под ноль, двое лохматые. И затянули на четыре голоса:

— Братан, дай на хлеб, — причем самый отчаянный схватил Максима за руку, чуть повыше локтя.

Ястреб пера попробовал вырваться:

— Ты что, не видишь? — Журналист пытался сбросить повисшего на нем мальчишку.

Дети, конечно, видели. Видели двух вполне благополучных иностранцев, только что высаженных из иностранного же автомобиля и направляющихся в привилегированный интуристовский сектор аэропорта. Даже глупый суслик сообразил бы, что благополучные иноземцы должны и могут поделиться частью своего благополучия с несчастными аборигенами. Мальчишки были во много раз умнее сусликов.

— Ну сделай что-нибудь, скажи им! — Журналист понял, что в одиночку ребятню не одолеть.

— Что я им скажу? — Нина, которую аэровокзальные шакалята пока не трогали, озиралась и старалась угадать, куда делся Хусейн. Судя по всему, он умчался в сторону служебных ворот.

— Бороу, ба хайр, (ступайте с миром). — Девушка с трудом вспомнила таджикскую фразу. В свое время ее однокурсники-иранисты нещадно эксплуатировали медовый язык Саади и Хайяма, кое-какие словечки и выражения отлично заменяли примитивные ругательства. Совет «ступай с миром» успешно вытеснил общепонятное «пошел к черту» или еще дальше. Дети залов ожидания и взлетных полос, услышав родную речь, удивились, насторожились, но не отступили.