Смерть на выбор

— Ладно, как хочешь. — Хусейн за ноги поволок пленника к выходу из подземного хода, откуда по-прежнему слышались призывные вопли журналиста. — Поймай его! Сможешь?

Максим немедленно замолчал, и молчал до той поры, пока их спаситель не втолкнул плохо гнущегося из-за веревок врага в темную скважину. Журналист ойкнул.

— Оттащи, оттащи его подальше, — распорядился Хусейн.

— Его же не найдут! — Девушка подбежала к спасителю.

— Может, найдут, а может, и нет, — кивнул Хусейн.

— Это же жестоко!

— Нет, это просто правильно. Уверяю тебя, он поступил бы так же.

— «Так же» они уже поступали! — Журналист вмешался в спор из подполья. — И вообще, помогите мне выбраться.

Максим ловко уцепился за протянутую Хусейном руку. Спор о сброшенном в подземный ход пленнике прекратился сам собой, поспорить о чем-нибудь еще, к примеру, о том, что делать дальше, не разрешил Хусейн.

— Пошли.

Они двинулись вперед, снова гуськом — Нина в середине. Минут через десять девушка оглянулась — ей послышался сдавленный стон. Вдали из-под земли — они ушли довольно далеко от своего убежища — вытанцовывали языки пламени. Глиняное строение горело яростно. Рядом с пожарищем стояли два автомобиля. Их «джип» и скромный «газик», на котором, наверное, приехали бекташи.

— Мы так и будем бродить по пустыне? — Максим решил воспользоваться коротким привалом.

— Сорок лет, пока из нашей памяти окончательно не выветрится память обо всем, что произошло, — добавила Нина.

Хусейн не был склонен шутить.

— Идти осталось недолго.

Он легко встал и пошел вперед, отыскивая дорогу по лишь ему ведомым приметам.

Нина и Максим тоже поднялись, дабы последовать за предводителем. Предводителем, которому все нипочем. Ему в ботинки не сыпался песок — это у них горели подошвы; пот и пыль не терзали его нестерпимым зудом — это у Нины и Максима началась пустынная чесотка. Это их, менее тяжелые, чем у Хусейна, рюкзаки выкручивали руки и плечи, тянули к земле. А он, сильный, раскованный, шагал вперед и не посвистывал беспечно только из конспиративных соображений. Шли действительно недолго. Недолго для того, кому пять-шесть километров по вязкой, вздыбленной барханами пустыне — трын-трава и пустяки.

И опять, ведомые Хусейном, они оказались в нужное время в нужном месте. К восходу луны он привел Нину и Максима к очередной расселине, в которой был укрыт очередной «джип». Удивительно похожий на тот, что они оставили друзьям бекташи. И опять путешествие при лунном свете (фары Хусейн не включил) по пересеченной местности.

— Все возвращается на круги своя, — пробормотала девушка.

— Ага, к утру он привезет нас к какой-нибудь руине, а вечером нас будут поджигать. Круговращение веществ в природе.

На этот раз Хусейн знал дорогу не так твердо, как прошлой ночью. Несколько раз он доставал какую-то мятую бумажку, вглядывался в паутину линий (Нине удалось с заднего сиденья заглянуть ему через плечо) и потом уже жал на газ.

— Ты хорошо знаешь местность? — осторожно завела разговор девушка.

— Я здесь родился. Меня еще дед учил понимать пустыню.

— Драться тоже он тебя учил?

Хусейн усмехнулся краешком губ, глаза — сосредоточенные:

— Нет, это в другом месте.

— У бекташи?

— Там тоже занимались.

— Ну надо же какой… — Нина ногтями вцепилась в руку заговорившего журналиста, призывая к молчанию. Он явно собирался сказать гадость.

— Загадочный, необычный, — мягко продолжила фразу, начатую другим, девушка. Максим демонстративно высвободил руку и отвернулся. Если ей хочется подлизываться к надменному индюку — пожалуйста.

Странный он тип. Нина искренне недоумевала. С одной стороны, ее спутники проявляли приятное единодушие — дружно забыли об оставленном на смерть мужчине в шароварах. С другой — все время были готовы трепать друг друга, как бойцовые петухи.

— Зачем все-таки ты нас спасал?

— Так получилось, — пожал плечами Хусейн, — заданию это не повредит.

— Заданию?!

— А ты думала, это такой милый, среднеазиатский обычай, прятать в чистом поле дорогущие автомобили, устраивать в развалинах комфортабельные лежбища и складировать там же сухие пайки НАТО?

Хусейн глянул на журналиста с видимым одобрением и затормозил.

— Приехали. Поможешь мне. — Он снова смотрел на Максима. Тот безропотно последовал за вождем.

Мужчины ушли в темноту. Нина осталась в машине. Опять ожидание, унылое и нервное одновременно. Черт его знает, что еще задумал сотворить непредсказуемый Хусейн. Сколько она ждала — может быть, час, может, два, а может, пятнадцать минут.

Вернулись они молчаливые и суровые. Теперь Максим походил на Хусейна, прямо братья. Что-то изменилось. Не было между ними той искры, которая в любой момент могла привести к драке — на словах или на ножах.

Они тащили довольно тяжелый мешок, необычной формы, угловатый и твердый.

— Все, поехали, вот теперь надо спешить.

Хусейн уселся на водительское место, Максим устроился с ним рядом. Девушка почувствовала себя заброшенной и забытой — раньше они с журналистом ехали на заднем сиденье вместе. Спелись. Одиночество тяготило. Как с ним справиться, Нина пока не придумала.

Довольно скоро они выбрались на шоссе.

Хусейн машину не жалел. Они неслись как угорелые по пустынному шоссе. Куда? Зачем?

Девушка внимательно вглядывалась в указатели. Вроде бы шоссе Бухара — Самарканд. Дорога, по которой они с Максимом беззаботно ехали в Бухару почти неделю назад. Шоссе, где прозвенел первый звонок как предупреждение о грядущих злоключениях.

— Максим, — девушка решила нанести удар по самому слабому звену неожиданного тандема, — Максим, помнишь, здесь разбили твою камеру.

— Да, сволочи. — И все. Это разговорчивый репортер!

— А куда мы едем? — Теперь она спрашивала обоих. В ответ — тишина. И мотор гудит, как у самолета. Тягостное одиночество превратилось в обидное. Почему они ее отстранили? Девушка не выдержала:

— Если бы видели себя со стороны, вы бы поняли, насколько оба противны, даже отвратительны. Играете в мадридские тайны, корчите из себя крутых мужчин. Хусейн, может быть, не без оснований, но ты — на пустом месте. Даже глупый еж в лесу догадался бы, что в этом мешке, который вы с такими предосторожностями погрузили в багажник, — это пресловутый клад бекташи. Клад, который ты искал с маниакальным упорством, кстати, кроме упорства и тщеславия, в тебе и нет ничего, и который Хусейн решил прикарманить. Потому-то он и сбежал от шейха. А ведь, наверное, клятву верности ордена дрожащим от волнения голосом читал!

Нина говорила долго и громко. Штрихи, детали, почти не замечаемые раньше, помогли нарисовать яркую, не очень приглядную, но все объясняющую картину.

— Я приносил клятву, но знал, что ее нарушу. И клад здесь ни при чем, — холодно перебил девушку Хусейн. — И если мы решили что-то от тебя скрыть, это вовсе не означает, что мы тебе не доверяем. Просто иногда незнание — благо.

Нина зашипела, как разъяренная тигрица.

— Самодовольные мачо. Пара безмятежных кретинов. Вы и скрыть-то толком ничего не умеете!

Максим всегда считал обвинения в мачизмо завуалированным комплиментом. А потому счел необходимым разъяснить ситуацию Хусейну:

— Не обращай внимания, брат, она в таком духе с самого Петербурга выступает.

От обиды девушка чуть не задохнулась:

— Ладно, пусть Юпитер действует. Время покажет, кто здесь бык.

Цветной лентой мелькали огни, свет фар встречных машин смешивался с освещенными окнами домов в редких поселках. Стрелка спидометра джипа трепыхалась у отметки «150».

Хусейн блеснул еще одним талантом — он великолепно чувствовал трассу и управлялся с автомобилем. Проехали Самарканд. И снова вперед.

Нина скукожилась на заднем сиденье. Размышляла. Во-первых, куда и зачем они мчатся с такой скоростью, во-вторых, как им удалось так быстро договориться? Скорее всего их спаситель посулил репортеру что-то очень для него привлекательное. Что?