Смерть на выбор

Устроились, постаравшись сделать все как было: веревки пристроены вокруг запястий, на глазах и губах краем прилеплена клейкая лента.

— Ну что теперь?

— Ждем, — лукаво улыбнулась девушка.

В лагере за время их попытки побега ничего не изменилось. Боевики в комбинезонах все так же внимательно слушали бормотание предводителя.

— Тогда хоть расскажи, о чем они толкуют, — вздохнул Максим.

Нина вкратце изложила довольно любопытное учение хуруфитов. Эти люди существовали вне времени и пространства. Точнее, создавали свои собственные координаты. Следовательно, их учение бессмертно, оно может прекрасно существовать где и когда угодно, в любом обществе — пусть это будет военно-ленная система Османской империи, или разнузданный капитализм эпохи покорения Дикого Запада, или эра громких социалистических строек. Прогрессивная идея такийа — быть визирем, красноармейцем, янычаром, секретарем обкома, программистом, банкиром и оставаться бекташи. Членом сообщества, которому ведома подлинная суть вещей, которое знает, когда придет конец света и как в таком случае следует действовать.

— Понимаешь, это уникальный политический инструмент — принцип такийа. — Нина глянула, не заснул ли Максим. Он был на удивление тих и внимателен. Не перебивал и не умничал. — Это не только у хуруфитов. Вообще у многих суфиев. Даже у исмаилитов. Но суфийские братства — это еще и тайные учения. Есть жизненный путь для всех — шариат, обычай. Но если этого тебе мало — ты выбираешь тарикат — путь мистического подчинения, путь самоотречения ради того, что знает учитель, а ты еще нет. И тех, кто идет по этому пути, очень легко превратить в террористов, боевиков, превратить в слепое орудие чьей-то воли. Это потом будут марифат — путь мистического познания и, как высшая стадия, хакикак — постижение истины, возможность постоянно общаться с Богом. Это для самых талантливых, а остальные…

— Очень образованная девушка, даже не ожидал, что в наших-то Палестинах…

Нина и Максим вздрогнули одновременно. Причем так сильно, что ушиблись, каждый о затылок друг друга. Человек в белом халате снова сумел подойти бесшумно и незаметно и снова застал их врасплох.

— Лекция, как я полагаю, закончена. Не ответите ли на пару вопросов?

Первым сумел разлепить пересохшие губы Максим:

— Охотно, что вас интересует?

Человек в халате плавно раскачивался и молчал. Тогда не выдержала Нина:

— Слова подбираете? Не нужно. Мы ответим и на три вопроса.

— Правильно, — очнулся тот, в чьей власти они находились. — Правильно, когда нет другого выхода, надо дерзить. Но и с дерзостью перебарщивать не следует. — По-русски он говорил превосходно, на это указывал Довольно редкий и трудный глагол «перебарщивать». Только глубокое «о», и не очень чистое «ы» убеждали внимательного слушателя, что русский для него не родной.

— Вот что, друзья мои, я предпочитаю беседовать тет-а-тет. Обождите немного.

— Вежливый, — фыркнул ему вслед Максим.

— И образованный, — добавила Нина. Оба радостно переглянулись. Впервые они действовали так слаженно. Без споров и дрязг. Видимо, испытания отчасти заменяют соль; выпутываясь из бесконечных трудностей, они узнали и научились понимать друг друга, как будто пуд соли съели вместе.

Человек в халате сдержал слово и не заставил долго ждать. Минут через десять к ним подошли двое таких же мрачных и молчаливых молодчика, что и те, с которыми сводила Максима и Нину судьба на тернистых узбекских дорогах. Молчуны в камуфляже при помощи автоматов приказали Нине встать, один повел ее куда-то в неизвестность, а другой занялся Максимом. Пристально осмотрел веревки, болтающиеся на трудовых запястьях работника пера, сокрушенно поцокал языком и заменил веревки ремнем. Убедился, что на этот раз связал репортера качественно, и удалился. Занятные парни.

Нину втолкнули в палатку. Обычное военно-полевое обиталище, а точнее, текке стараниями обитателей лагеря был переоборудован в шатер полководца. Нина точно не знала, как выглядело походное жилище Александра Македонского или Иездигерда III, вполне вероятно, что именно так: алый и белый шелк скрывал брезентовые стены уродливого цвета хаки, туркменский ковер на полу, свернутые одеяла и покрывала из бархата и шелка с успехом заменяли диваны и кресла. Единственное, что отличало этот шатер от шатров полководцев древности, — это радиотелефон. Черное миниатюрное устройство диссонировало с традиционной азиатской пышностью. Зато хозяин шатра выглядел как пришелец из четырнадцатого века.

Теперь он не прятался и не маскировался, и девушка могла разглядеть его как следует. Тот, кого она в доме Махмуда-ата приняла за беззлобного философа, тот, кто чужими глазами следил за ними постоянно и пристально, явил свое подлинное лицо. Лицо она уже видела. Благородное серебро седин, тяжелые веки, тяжелый и умный взгляд, резко, властно очерченный профиль. Профиль вождя. Только дурочка могла подумать, что в этой черепной коробке витают исключительно возвышенные мысли. Дурочкой она и была.

— Рад видеть вас, — радушно улыбнулся хозяин.

Людоедское гостеприимство разозлило Нину.

— Не могу ответить вам взаимностью. — Нинин голос звучал вроде бы ровно, спокойно, девушка обрадовалась этому.

— Зачем вы так резко? Обстоятельства выше нас, но это не означает, что мы должны злиться.

Нина поправила очки — даже неодушевленный предмет возмутился бы от таких речей.

— Вас дезинформировали, я спокойна и холодна, подобно луне.

— Очень рад. — Какой жизнерадостный мракобес.

Помолчали. Нина помнила — он собирался о чем-то спрашивать. Возможно, его вопросы помогут ей найти ответ на единственный, занимавший ее сейчас вопрос: как выбраться из этой передряги? Играть в молчанку надоело.

— Может быть, вы предложите мне сесть? — скрипнув зубами, к счастью негромко, осведомилась Нина.

— Да, разумеется, устраивайтесь поудобнее. — Слова воспитанного человека, но приподняться, усаживая даму, видимо, уже не из его репертуара.

«Лорда разыгрывает, а в общем не очень-то», — злорадно подумала Нина и на мгновение решила, что можно будет использовать снобизм человека в халате. Обрадовалась и тут же сникла. Сноб он, конечно, отменный, но толк вряд ли будет. Она вдруг увидела себя со стороны. Растрепанная, потная, джинсы и футболка в песке, очки с носа сваливаются. Если она примется учить этого деятеля хорошим манерам, тот просто посмеется.

Опять молчание. Нина ерзала, но держалась. Хозяин же шатра просто никуда не торопился. Он лучше, чем кто-либо другой, знал: время — понятие относительное, и именно поэтому он и сумел извлечь из глубины веков мощное оружие, которое теперь служило ему и только ему.

Нина удивилась бы, узнав, насколько совпадают их мысли. Она тоже размышляла о грозной силе, возродившейся к жизни словно по мановению волшебной палочки. Только шейху казалось, что разбуженный джинн, подобно Нилу, зальет земли его страны и принесет благоденствие и процветание. Нина, в свое время довольно внимательно прослушавшая курс истории стран Азии и Африки, полагала, что со стихией справиться весьма трудно, что река эта полна омутов и водоворотов, что бурный поток оставит после себя растревоженное, усыпанное минами и капканами пространство. Хвост очень быстро научится управлять собакой. Преторианская гвардия, гуламы, мамлюки, янычары — сила властителя становилась его же слабостью. Только разъяснять эти прописные истины власть имущим — занятие бессмысленное, небезопасное и малоприятное.

Девушка подтянула колени к подбородку и тихонечко вздохнула.

— Чаю? — неожиданно предложил шейх.

— Почему нет?

Хозяин хлопнул ладонью о ладонь, тут же в шатер проскользнул юноша со смиренно склоненной головой и засуетился, сервируя столик для чаепития. Смирение и камуфляж создавали комический эффект. Нина невольно фыркнула, но проглотила смешок, поймав умный и лукавый взгляд. Смирение, судя по всему, было напускным. Шейх плавно и со знанием дела поднес пиалу с чаем к губам и, видимо, решил, что можно переходить к основной части Мерлезонского балета.