Шесть шестых

Егор взял со стола стопку видеокассет, Колапушин, нажав кнопку на пульте, выключил телевизор, и все трое вышли в холл.

И тут же наткнулись на корреспондента и оператора с камерой на плече, которые рысцой подбежали к ним. Судя по тому, что осветительный прибор, находящийся на камере, бросал узкий и сильный сноп света, она уже была включена.

Молодой телерепортер, подпихивая микрофон чуть ли не в нос, довольно развязно обратился к Шугаеву:

– Господин генерал, не могли бы вы проинформировать зрителей нашего канала о ходе расследования убийства Бориса Троекурова?

Шугаев неприязненно посмотрел на нахала, молча отстранил его и пошел к лестнице. Нисколько не смутившись, репортер повернулся к Колапушину:

– Может быть, вы скажете нам несколько слов?

Колапушина почему-то тоже возмутил этот бесцеремонный юнец, но он постарался сдержаться.

– Я не понимаю, как вы можете с такой легкостью вести свой репортаж, – сказал он со скрытым бешенством. – Суток еще не прошло, как погиб человек. Не просто человек, а ваш товарищ! Мне кажется просто неприличной та суета, которую вы развели вокруг этого.

Колапушин двинулся вслед за Шугаевым. Репортер попытался спросить что-то у Егора, но не тут-то было – тот его опередил:

– Вали! Вали отсюда, стервятник, пока камеру случайно не уронил! Дорогая небось? – Он закрыл объектив растопыренной пятерней.

Глава 21

Колапушин проснулся от того, что на столе в его кабинете затрезвонил телефон. Проснуться-то он проснулся, а вот выбраться из глубокого кресла ему удалось не сразу – все тело затекло; мышцы не слушались, шея ныла так, будто по ней били палкой. С завистью посмотрев на так и не проснувшегося от звонка Немигайло, чудом ухитрившегося устроиться на четырех сдвинутых вместе стульях, он поморщился, крепко потер шею и поднял телефонную трубку:

– Подполковник Колапушин слушает.

– Арсений Петрович, – раздался в трубке голос Миши Ечкина, – нашелся пистолет! Далеко был – под фальшполом, в самом конце. Там щель такая между панелями, его туда и закинули. Стандартная ижевская «мелкашка» с глушителем. Глушитель, похоже, самодельный.

– Вы его там по всем правилам изъяли?

– Да, тут Виктор Николаевич рядом. Мишаков. Он сам все и сделал – как положено, с понятыми!

– Ну тогда договаривайся с ним. Упроси его, чтобы он немедленно назначил дактилоскопическую, баллистическую и криминалистическую экспертизы. И сразу с этим пистолетом в РФЦСЭ [3]! Возможно, он уже попадал когда-нибудь в поле нашего зрения. Сможешь все это оперативно сделать?

– Сделаю, Арсений Петрович. А можно, я потом домой поеду? Не спал ведь всю ночь и грязный как черт. Хоть под душ залезть и переодеться.

– Ну хорошо, вроде бы сможем пока без тебя обойтись. Но учти, понадобишься – мы тебя и из дома выдернем, не пожалеем!

– Да я понимаю, Арсений Петрович. Так я пошел с Мишаковым договариваться?

– Давай. Не ругайся там с ним.

Колапушин положил трубку и повернулся к Егору, который, оказывается, тоже уже проснулся и, сидя на стуле, растирал кулаками заспанные глаза.

– Нашел Миша пистолет, Егор. ПСМ с глушителем. Сейчас они с Мишаковым все оформят, и он его к экспертам отвезет.

– Не будет там никаких отпечатков, Арсений Петрович! – убежденно произнес Немигайло. – Профи там работал, ежику понятно. Все будет стерильно, как в операционной. В лучшем случае – баллистики докажут, что стреляли именно из него. Так это и без них ясно – тут и к бабке не ходи! Ох, и спать же хочется!

– Да, не выспались мы с тобой прилично. Не помнишь, там у нас кофе остался?

– Сейчас посмотрю. – Егор встал и побрел в угол кабинета к хозяйственному столику. – Вообще-то лучше было бы не кофе сейчас, а подушечку придавить минуточек на шестьсот! Есть кофе, Арсений Петрович! Барахло, правда, и сахару совсем на донышке осталось, но все лучше, чем ничего. И вода в банке есть. Ну что, сунуть кипятильник?

– Давай, давай, кухарничай, – усмехнулся Колапушин. – А то стоя заснешь!

Вода в банке уже начала шуметь, когда дверь кабинета отворилась и на пороге появился Вася Пупкин.

– Утро доброе! Вот, приехал наконец.

– Очень вовремя, Василий! – обрадовался Колапушин. – Ну докладывай о своих странствиях с Ребриковым.

– Все нормально, товарищ подполковник. Заехали мы к нему домой, он там барахлишко кое-какое собрал, и поехали к его другу в Серпухов.

– А он тебе по ходу дела на уши ничего не навешал? – заинтересованно спросил от столика Немигайло. – Точно к другу или свалил уже втихаря?

– Его-ор Фомич! – обиженно протянул Вася. – Он из дома при мне этому другу звонил, чтобы тот его ждал, и в квартиру я с ним заходил там, в Серпухове. Тот ему уже и раскладушку поставил, и постелил. Вот тут адрес и телефон! – Вася протянул Колапушину бумажку.

– Ну, не обижайся, Вася, – примирительно произнес Колапушин. – Тут такие дела закручиваются – все по сто раз проверять приходится. Скажи-ка лучше свое мнение: вот ты с ним долго ездил, разговаривал, как живет, видел. Как считаешь, мог Ребриков сам выиграть? Или все-таки подтасовка?

– Мог, Арсений Петрович! – убежденно ответил Вася. – Знаете, сколько у него дома книг? Вся квартира забита! Он с трех языков переводит и художественную литературу, и научную. И редактирует тоже. Знает много. Ну, выпивает мужик – это, конечно, заметно. Понятное дело – жена ушла, живет один. Но человек он очень умный и в играх таких раньше много раз участвовал – опыт у него есть.

Колапушин задумался, вспоминая, что говорили ему на телевидении про игру Ребрикова.

– Слушай, а у тебя не создалось впечатления, что он был – как бы это сказать – заторможенный, что ли? Ну под действием лекарства какого-нибудь или наркотика. Черт его знает – применяют же в спорте всякие допинги. Может быть, есть и такие, которые могут на время усиливать умственные способности? Или, не знаю, память как-то резко стимулировать?

– Не-ет! Волновался сначала из-за телевизионщиков сильно – это было. Боялся, что за нами проследят и его убьют, что передачу не покажут и денег ему не отдадут. А потом успокоился и много чего интересного мне рассказал, как он к этой игре готовился. Он занимался какой-то специальной тренировкой... Этой, как ее?.. Аут... авто... Еще как-то, на сварку похожа.

– Аутогенной тренировкой?

– Точно! А что это такое, Арсений Петрович?

– Это, Василий, что-то вроде гипноза. Только человек сам себя гипнотизирует. Ну что ж, кое-что становится понятным. Если он и на игре в таком состоянии был, тогда его поведение вполне объяснимо. Но их правилами это, по-моему, не запрещено. Психологическая подготовка – это же не допинг, во многих областях используется. Это нигде не запрещают.

К письменному столу с двумя дымящимися кружками в руках подошел Немигайло.

– На тебя, Вась, сахару не хватило, – сказал он, ставя кружки на стол. – Потому и не налил. Только нам с Арсением Петровичем, чтобы проснуться. Кофе и кипяток есть. Хочешь – так пей, хочешь – сахару у соседей поклянчь. Или к ларьку сгоняй.

– Да я, Егор Фомич, и спать-то не особенно хочу. Но если надо, могу сходить сахар купить.

– Вот что значит молодость, Егор, – назидательно произнес Колапушин, осторожно отхлебывая из кружки горячий кофе. – Всю ночь катался и по Москве, и по области, а как огурчик. Не то что мы с тобой, старые пни. Ты как, совсем проснулся? Появились какие-нибудь новые соображения?

– А может, мы вообще не в том месте копаем, Арсений Петрович? – задал неожиданный вопрос Егор. – Ну, бывают же всякие дурацкие совпадения. Может, Троекурова заказал совсем другой человек и совсем по другому поводу, а убийца за ним следил и просто всей этой суматохой воспользовался? И будем мы тогда в этом телевизоре до морковкина заговенья копаться.

– Все может быть... Ни одной версии исключать нельзя. У Троекурова, как мы уже знаем, жена намного моложе, чем он сам. Кто знает – может, это какие-то их семейные дела? Или из-за квартиры? Что, не бывало таких случаев? Правда, это все равно никак не объясняет, зачем он пошел за декорацию. Будем разбираться. Значит, поступаем так: я сейчас к вдове Троекурова, а вы с Васей снова на телевидение. Пройдитесь там еще раз – может, кто-то что-нибудь новенькое и вспомнит?