Шесть шестых

Глава 22

В автомобильную пробку Колапушин попал уже минут через десять после того, как отъехал от Управления на своем стареньком «фольксвагене».

Пробка была серьезная – начиная от Воронцова Поля весь спуск к Яузе, мост через нее и дальше, сколько видел глаз. Вся внутренняя сторона Садового кольца была запружена машинами, время от времени судорожно дергавшимися вперед, чтобы проползти очередные десять – пятнадцать метров.

Как и все люди, передвигающиеся по Москве в автомобиле, Колапушин обычно бесился, попав в безвыходную ситуацию, когда и туда, куда тебе срочно нужно, попасть невозможно, и бросить машину, чтобы поехать на метро, тоже немыслимо.

Но сегодня, каким-то краешком сознания оценивая дорожную ситуацию и вовремя продвигаясь вперед, он совсем не злился, как обычно злятся все водители, а улыбался.

И он знал почему.

Ему вспоминался вчерашний разговор с Жанной, ее выразительные серые глаза, темные брови, изящная фигура, игра эмоций на ее тонком красивом лице – и ему было приятно от этих воспоминаний и на пробку просто наплевать.

А что, собственно, в этом такого особенного? Арсению Петровичу исполнилось сорок два, с женой они без особых проблем разошлись почти семь лет назад, так что он вполне мог себе позволить подумать о женщине, которая ему так понравилась. Тем более что кое-что из того, о чем ему успел поведать Егор, наводило на размышления и даже смутные мечты.

Однако с мечтами пора было заканчивать – наконец-то вырвавшись из плена Садового кольца, он добрался до дома, где до вчерашнего дня жил Борис Троекуров с семьей, а теперь только его вдова с маленькой дочкой.

Прежде чем подъехать к самому дому, Колапушин притормозил и внимательно оглядел его издали.

Ничего особенного – новый монолит, но без какого-то особого шика. И район – нельзя сказать, чтобы очень уж престижный – не самая окраина, конечно, но и до центра достаточно далеко. Ни на какие особые размышления этот дом не наводил.

С трудом найдя место для парковки в заставленном машинами дворе, Колапушин достал сотовый телефон и еще раз перезвонил вдове Троекурова Виктории Николаевне, чтобы извиниться за опоздание и уточнить этаж.

Виктория Николаевна выглядела даже моложе своих двадцати шести лет. Невысокая, хрупкая, с коротко постриженными темными волнистыми волосами, она казалась совсем девочкой, особенно когда принималась горько всхлипывать, несмотря на все усилия держать себя в руках.

Пригласив Колапушина сесть в кресло, она, извинившись, ушла в ванную, чтобы умыться холодной водой. Пока ее не было, Арсений Петрович внимательно оглядел всю комнату.

Тоже ничего особенного. Мебель хорошая, достаточно новая и дорогая, но не сверхроскошная. Никакого безумно дорогого антиквариата, кроме красивых старинных бронзовых каретных часов на невысоком серванте. Конечно, Троекуров, с его гонорарами, вполне мог позволить себе купить такую вещь. А может, она вообще досталась ему по наследству.

Пожалуй, действительно дорогими вещами были большая плазменная телевизионная панель и стойка с разнообразной теле– и радиоаппаратурой: пишущие DVD-плейеры, видеомагнитофоны, тюнер от спутниковой антенны, большой музыкальный центр. По углам комнаты было расставлено несколько высоких акустических колонок – так называемый домашний кинотеатр. Похоже, хорошая теле– и радиоаппаратура были страстью хозяина квартиры. Но во-первых, и это он мог позволить себе купить на свои гонорары, а во-вторых, все это вполне могло быть ему нужно для работы.

По стенам и на серванте было развешано и расставлено множество фотографий в рамочках – от стареньких, уже выцветших черно-белых, до вполне современных, цветных. На некоторых из них без труда можно было узнать и самого Троекурова, и его вдову. Маленькая девочка, с которой они были сфотографированы, несомненно, была их дочерью – внешнее сходство с покойным бросалось в глаза.

В комнату, извинившись, вошла Виктория Николаевна с чистым белым платком в руке и села на стул перед Колапушиным.

– Простите, что я вас задержала...

– Ну что вы, Виктория Николаевна! Это вы меня простите – надоедаю вам в такой момент, но что поделаешь – у меня работа такая. Меня зовут Арсений Петрович.

– Я помню, вы говорили по телефону. Ничего, мне даже так легче, когда я не одна и с кем-нибудь разговариваю. И знаете что? Называйте меня просто Викой.

Губы Виктории скривились, она тихонько всхлипнула и судорожно сглотнула, но сдержала слезы.

– Хорошо, Вика. А где же ваша дочка?

– У бабушки. Моя мама приехала с утра и забрала ее к себе. Тут столько звонков по телефону – я не хочу, чтобы она это слышала. Потом я придумаю, как ей все рассказать, а пока пусть у мамы поживет.

– Да, вполне разумно. Простите, Вика, что я в такой момент задаю вам подобные вопросы... Скажите, у вас были хорошие отношения с мужем?

Виктория, глядя куда-то в угол комнаты, горько покачала головой:

– Ну конечно... Такого вопроса и следовало ожидать в первую очередь. Муж старше жены на двадцать пять лет! Как же вам в первую очередь о молодом любовнике не подумать?

– Зачем сразу так, Вика? Не обижайтесь – мы должны выяснить абсолютно все обстоятельства и исключить то, чего быть не могло.

– Вы просто не знаете, какой он был. Яркий, остроумный, веселый. Резким бывал иногда, но потом всегда извинялся. Я в него еще на втором курсе влюбилась. Сразу и навсегда. Мы однолюбки, Арсений Петрович. Мама после папиной смерти ни на одного мужчину даже и не взглянула, хотя была совсем нестарой тогда. И предложения были вполне серьезные.

– Вы уж меня извините, если я что-то не так сказал, но я обязан выяснить все обстоятельства. Я вот знаю, что ваш муж раньше был женат. Он что, ушел к вам от первой жены?

– Нет, что вы! Они развелись очень давно, когда я еще в школе, классе в седьмом, наверное, училась. А встретила я его в институте. – Вика, вспоминая, печально улыбнулась и покачала головой. – Он у нас эстрадное мастерство преподавал. Нет-нет, я Борю из семьи не уводила – они уже много лет до этого не жили вместе.

– А дети от первого брака у него есть?

– Да, Катя. Она к нам, – при слове «нам» Вика, не сдержавшись, снова горько всхлипнула, – часто приходит.

– Получается, что вы знакомы?

– Да, знакомы. Она мне как подружка младшая. Все-все рассказывает. Советуется со мной. А что? Я ведь только на несколько лет старше ее.

– А ее мать? С ней вы тоже знакомы?

– Ну, я ее несколько раз видела, мы здоровались, но, конечно, никакой дружбы между нами нет. Посудите сами – зачем?

– Да, конечно. А у вашего мужа со старшей дочерью были хорошие отношения? Никаких ссор или конфликтов не было?

– Ну что вы, какие конфликты? Он ее очень любит и до сих пор помогает. Хотя она уже институт окончила.

Тут Вика уже не смогла сдержаться. По ее щекам покатились крупные слезы, она прижала платок к глазам и сидела так некоторое время. Колапушин молча ждал, понимая, что ничем помочь не может и лучше сейчас просто помолчать.

Справившись с собой, Вика убрала платок.

– Простите. Я еще не привыкла к тому, что Бори нет. Говорю о нем так, будто он живой. Вы не обращайте на меня внимания, задавайте свои вопросы, я смогу вам ответить.

– А вы никогда не протестовали против того, что ваш муж отдает часть денег старшей дочери?

– Ну что вы! Боря всю нашу семью тащил – и квартиру купил, и обставил ее. Меня дома посадил, чтобы я с Иришкой сидела. Машину купил новую. Подумаешь, Кате немного поможет – что мы, голодаем?

– А какая у вас машина?

– «Мазда». Боря мечтал ее заменить на что-нибудь получше, но денег пока не хватало.

– На работе у него отношения с коллегами хорошие были, вы не знаете? Никаких очень серьезных конфликтов не наблюдалось?

– Поймите, Боря – артист. У артистов вечные склоки, интриги, подсиживания, зависть. Пакостей, конечно, они друг другу много делают. Только это работа такая и образ жизни одновременно – так всегда было и так будет всегда. Но из-за интриг же не убивают! Боря ведь последние два месяца сам не свой ходил. Извелся весь, похудел, даже летом к нему простуда цеплялась постоянно. Он очень беспокоился, что шоу могут закрыть и канал от него откажется. А вот сегодня позвонили с канала и сказали, что обязательно нам с Ирочкой помогут.