Шерлок Холмс против Джека Потрошителя

Лестрейд повел нас к дверям, за которыми стоял едкий запах формалина, слишком хорошо знакомый мне со времен службы в Индии.

Помещение, в котором мы оказались, наглядно демонстрировало, как мало мы уважаем достоинство покойников: даже не комната, а длинный широкий коридор; стены и потолок покрыты грубой побелкой. По одной стороне тянулись подмостки, на которых почти вплотную друг к другу громоздились деревянные столы. Больше половины из них были заняты застывшими фигурами, прикрытыми простынями. Лестрейд повел нас в дальний конец.

Там тянулась другая платформа со своими столами и останками тех, кто еще недавно были людьми. Она была чуть выше, чем предыдущая, и над ней была надпись «Сегодняшние трупы».

— Анни Чэпмен, — мрачно сказал Лестрейд. — Последняя жертва нашего мясника. — С этими словами он откинул простыню.

Холмс всегда был объективен и сдержан во всем, что касается преступности, но сейчас на его лице отразились жалость и скорбь. Должен признаться, что и у меня — при том, что я-то уж привык к виду смерти и в постели, и на поле боя, — даже у меня перехватило дыхание. Девушка была выпотрошена, как скот на бойне.

К своему удивлению, я увидел, что Холмс разочарован.

— На лице нет шрама, — словно сетуя, пробормотал он.

— Потрошитель не уродует лица, — сказал Лестрейд. — Он уделяет внимание более интимным частям тела.

Холмс превратился в воплощение холодной аналитичности. Сейчас он был прозектором в анатомичке.

— Ватсон, обратите внимание на мастерство, с которым он занимался своей дьявольской работой. Это доказывает то, о чем мы читали в прессе. Злодей не нападает на кого попало.

Лестрейд осклабился:

— Вот уж в том, как он располосовал ей живот, нет ничего искусного, Холмс. Потрошитель пользовался мясницким тесаком.

— Но до того живот был вскрыт, и, возможно, хирургическим скальпелем, — сказал Холмс.

Лестрейд пожал плечами:

— Второй удар, в сердце, был тоже нанесен большим ножом.

— Левая грудь, Лестрейд, ампутирована с незаурядным мастерством, — содрогнувшись, указал я.

— Похоже, хирургические приемы Потрошителя меняются в зависимости от того, сколько у него времени, — просветил нас инспектор. — Порой они еле заметны — в тех случаях, когда ему помешали в этих дьявольских занятиях.

— Вынужден скорректировать кое-какие идеи, которые я сформулировал с излишней торопливостью. — Холмс, казалось, разговаривает сам с собой. — Без сомнения, сумасшедший. Но умный. Может, просто блистательный.

— То есть вы признаете, мистер Холмс, что Скотленд-Ярд имеет дело не с идиотом?

— Более чем уверен, Лестрейд. И я буду счастлив оказать вам любое содействие, в меру своих скромных способностей.

Лестрейд вытаращил глаза. Он никогда раньше не слышал, чтобы Холмс умалял свои таланты. Полицейский замялся в поисках достойного ответа, но так и не нашел — настолько был изумлен. Тем не менее он быстро спохватился и придал голосу привычные интонации:

— А если вам повезет схватить злодея…

— Я ни на что не претендую, Лестрейд, — сказал Холмс. — Можете заверить Ярд, что вся слава достанется полиции. — Помолчав, он мрачно добавил: — Если она вообще будет. — Холмс повернулся к Мюррею: — Вы позволите нам осмотреть ваш приют, доктор?

Доктор Мюррей поклонился:

— Сочту за честь, мистер Холмс.

В этот момент открылась дверь, на пороге появилась неуклюжая фигура и неверной шаркающей походкой приблизилась к нам; меня поразила совершенная пустота взгляда. Вялые черты лица, полуоткрытый слюнявый рот — все говорило, что перед нами идиот. Волоча ноги, он подошел к платформе и бросил бессмысленный взгляд на доктора Мюррея, который улыбнулся ему, как ребенку.

— Вот и Пьер. Можешь прикрыть тело.

В пустых глазах мелькнуло понимание. Я не мог не подумать, что он ведет себя как преданный пес, получивший подачку от доброго хозяина. Мы спустились с платформы.

— Я ухожу, — сказал Лестрейд, морщась от формалина. — Если вы получите какую-либо информацию, мистер Холмс, — учтиво сказал он, — прошу вас, без промедления свяжитесь со мной.

— Благодарю вас, мистер Лестрейд, — в тон ему ответил Холмс. Видно было, что до окончания этой жуткой истории два сыщика решили заключить перемирие — первое такого рода, должен заметить.

Когда мы покидали морг, я обернулся: Пьер аккуратно разглаживает простыню, прикрывающую тело Анни Чэпмен. Холмс тоже бросил взгляд на этого простака, и что-то блеснуло в его серых глазах.

Глава 4

ПРИЮТ ДОКТОРА МЮРРЕЯ

— Каждый делает, что может, — помолчав, сказал доктор Мюррей, — но в таком городе, как Лондон, это напоминает попытку ложкой вычерпать море. Море нищеты и отчаяния.

Выйдя из морга, мы пересекли двор, вымощенный каменными плитами. Старое здание приюта когда-то служило конюшней — длинное низкое каменное строение, где и сейчас отчетливо были видны места для денников. Стены здесь тоже были в побелке, присутствовал и неизменный аромат формалина, но к нему примешивались запахи лекарств, овощного супа и немытых тел. Чтобы приспособить конюшню для приюта, денники расширили и превратили в отдельные каморки, вдвое, а то и втрое больше их первоначальных размеров, и поставили там топки. Таблички с черными буквами определяли спальные места для мужчин и женщин. Имелась также амбулатория и приемная с каменными скамьями. Висел указатель: «В часовню и в столовую».

Занавеска перед входом в женскую спальню была задернута, но мужская открыта настежь — несколько бедолаг самого жалкого вида спали на железных койках.

Перед больничным отсеком ждали трое пациентов, а в амбулатории сидел огромный, звероподобный мужчина, у которого был такой вид, словно он только что вылез из каминной трубы. Он следил с мрачной ухмылкой, как симпатичная молодая особа возится с ним. Громадная его ножища лежала на низкой подставке, молодая женщина заканчивала бинтовать ее. Поднявшись, она отбросила со лба завиток темных волос.

— У него глубокий порез осколком стекла, — сказала она доктору Мюррею.

Доктор нагнулся проверить повязку, уделив этой лапище не меньше внимания, чем оказывают пациентам в кабинетах на Харли-стрит.

— Вам надо явиться завтра и сменить повязку, — заботливо сказал он. — И не беспокойтесь, заживет.

Этому чурбану было полностью чуждо чувство благодарности.

— Я не могу ботинок натянуть. Как мне прикажете шлепать?

Он говорил таким тоном, как будто доктор несет за него ответственность, и был так бесцеремонен, что я не сдержался:

— Если бы вы, милейший, были трезвы, то, скорее всего, не наступили бы на битое стекло.

— Тоже мне учитель, — нагло ответил он. — Человек имеет право разок пропустить пинту!

— Сомневаюсь, что вы ограничились пинтой.

— Подождите, пожалуйста, несколько минут, — прервал нас доктор Мюррей. — Я попрошу Пьера принести вам трость. У нас есть для таких случаев. — Потом он обратился к молодой женщине: — Салли, это мистер Шерлок Холмс и его коллега доктор Ватсон. Джентльмены, это мисс Салли Янг, моя правая рука. Не знаю, как бы приют существовал без нее.

Салли протянула нам изящную руку.

— Очень приятно, — спокойно и сдержанно сказала она. — Я слышала о вас. Но не предполагала, что встречу столь известных людей.

— Вы очень любезны, — пробормотал Холмс.

Она исключительно тактично упомянула и меня, простую тень Шерлока Холмса, и я поклонился.

— Я сам принесу трость, Салли, — сказал доктор Мюррей. — Покажешь приют нашим гостям? Может, они захотят осмотреть часовню и кухню.

— Конечно. Вот сюда, пожалуйста.

Доктор Мюррей заторопился в морг, а мы последовали за мисс Янг, но совместной прогулки не получилось. Едва мы вышли за дверь, как Холмс решительно сказал:

— Наше время ограничено, мисс Янг. Давайте закончим осмотр в следующий раз. Сегодня нас привели профессиональные причины.

Девушка не выказала удивления.

— Понимаю, мистер Холмс. Я чем-то могу быть полезной?