Замок на Воробьевых горах

— Не нравится мне все это, — неуверенно проговорил Завадский. — У меня такое ощущение, будто я тебя подставляю.

— Не бойся, я сильная. И умная.

— Да, — усмехнулся Завадский, — ты не последняя рыбка в водоеме.

Мария вдруг замедлила шаг.

— Что? Что ты сказал?

Завадский рассеянно скосил на нее глаза.

— Не помню. А я что-то сказал?

— Ты сказал, что я не последняя рыбка в водоеме.

Завадский опять усмехнулся.

— Любимая поговорка моего отца. Он был заядлый рыбак и каждый раз, когда ему попадалась крупная рыба, говорил, что это не последняя рыбка в водоеме.

Мария остановилась.

— Что? — Завадский внимательно посмотрел на Марию. И вдруг зрачки его сузились, а лицо исказила гримаса досады, и он в сердцах выговорил: — Проклятие! Опять твоя проклятая проницательность. А я думал, что все уладил.

Мария сделала шаг назад, не спуская с Завадского испуганного взгляда.

А тот сунул руку в карман куртки и достал нож.

— Ты был их Наставником… — тихо бормотала Мария. — Они поверили тебе, и ты сделал из них чудовищ…

— Сумасшедшая, — четко и хладнокровно произнес Завадский. — Твой разум не выдержал жестоких испытаний, и ты приняла меня за Ковалева. Напала на меня с ножом, и я вынужден был защищаться.

Мария перевела взгляд на нож, который он держал в руке. Мотнула головой, отступая еще на шаг.

— Нет, ты не посмеешь.

По лицу Завадского пробежала судорога.

— К сожалению, ты не оставила мне выбора, — с жестокой горечью проговорил он. — Ты слишком крепко увязла во всем. Пора положить этому конец.

Мария продолжала пятиться, пока не натолкнулась спиной на стену. Дальше отступать было некуда. Некоторое время они стояли неподвижно и смотрели друг другу в глаза. Варламова не кричала, потому что понимала — едва ее рот откроется для крика, как Завадский ударит ножом. А сопротивляться ему она бы не смогла. Мария и раньше видела, какой Максим большой и широкоплечий, теперь он казался ей просто громадным.

На его грубоватом, смуглом лице шевельнулись губы.

— Прости.

— Максим, нет!

И снова это случилось с ней — время словно замедлило ход. Лезвие ножа в руке Завадского ярко блеснуло, отразив свет люстр, и стало приближаться. На лице мужчины не было ни ярости, ни злобы, а только усталость. Смертельная усталость и досада.

За мгновение до того, как острие ножа коснулось груди Марии, она качнулась в сторону. Нож зацепил кофту, Мария услышала звук разрезаемой ткани. На оцепеневшем лице Завадского отразилось изумление.

Мария попыталась вырваться, но он схватил ее за запястье и снова занес нож для удара. Но тут за плечами Завадского выросла худая, сутуловатая фигура, и время снова потекло так, как положено. Чьи-то пальцы вцепились Завадскому в плечи и откинули его назад. Падая, он дернул Марию за руку, отчего та потеряла равновесие и растянулась на паркетном полу.

— Антип? — хрипло вскрикнула удивленная Варламова.

А Завадский уже сбросил с плеч руки молодого человека, подмял его под себя и замахнулся ножом. Крупный взрослый мужчина действовал быстро и яростно, нож с каким-то противоестественным хрустом вошел в грудь юноши. Кровь брызнула Завадскому на лицо. Но мужчина не успокоился и снова ударил. Второй удар пришелся Антипу в живот.

Мария заслонила лицо ладонями и зарыдала.

И вдруг тыльные стороны ее ладоней обдало жаром. Она отняла руки от лица и вскрикнула от ужаса и изумления. Антип вцепился скрюченными пальцами Завадскому в шею, в его вытаращенных глазах застыли ярость и безумие.

— Пусти… — прохрипел Завадский, пытаясь оторвать от себя руки юноши.

Мария увидела, что лицо мужчины перекосилось от боли, руки Антипа покраснели, словно ошпаренные кипятком. С поверхности его багровой кожи поднимался едва заметный белый дымок. Но с каждой секундой дым становился все гуще, и вот из разверзшихся пор вырвались первые язычки пламени.

— Пусти… — снова застонал Завадский.

Лицо его покрылось красными пятнами, на лбу выступили крупные капли пота. Он еще несколько раз ударил Антипа ножом в бок, но это не произвело никакого эффекта, словно нож входил в уже мертвое тело.

Черты лица Антипа стали меняться, словно кожа его плавилась и размягчалась от жара. Хрящеватый нос уменьшился, ноздри сузились, глаза глубоко запали под надбровные дуги. Прошло еще несколько секунд, и Мария с ужасом узнала лицо Коли Сабурова — худое, бледное, с лихорадочно горящими глазами, полными боли и гнева.

— Я покажу тебе ад… — процедил он сквозь зубы.

Мария вскрикнула и попятилась. Юноша повернул голову и внимательно на нее посмотрел. В лице его снова проступило что-то от Антипа.

— Уходите… — спотыкаясь и словно бы с огромным трудом, выговорил он.

— Антип, — дрогнувшим голосом пробормотала Мария.

— Я больше не Антип. Я…

Договорить парень не успел, по лицу его пробежала судорога, и на Марию снова глянули злобные глаза Николая Сабурова.

— Антипа больше нет! — рявкнул он.

Мария вдруг вспомнила кадры из старого фильма «Доктор Джекил и мистер Хайд». На полу корчится человек, в душе которого борются две личности — доброго доктора и злобного бродяги, и на его лице попеременно проступают черты то одного, то другого из них.

Варламова попыталась сдвинуться с места, но ноги как будто отнялись. Между тем юноша на Марию больше не смотрел. Он вперил злобный взгляд в лицо Завадского. Еще несколько секунд борьба шла молча, потом руки парня ярко вспыхнули, и огонь с них перекинулся на волосы противника. Седые волосы вспыхнули разом, словно были посыпаны порохом. Завадский завопил и вновь попытался вырваться, но пылающие руки держали его крепко.

Огонь быстро распространялся. Пламени понадобилось всего несколько секунд, чтобы полностью охватить оба тела.

Завадский сдавленно закричал. Закричал и парень, а секунду спустя оба крика слились в один общий предсмертный вой.

В голове у Марии помутилось и, не выдержав нервного напряжения, она потеряла сознание, окунувшись в жаркую, пропитанную животным страхом тьму.

Эпилог

— Ольга Николаевна?

— Да.

— Это Мария. Мария Варламова.

— Слушаю вас… Вам удалось что-нибудь узнать?

— Удалось. Ваш сын не самоубийца. Произошел несчастный случай. Николай погиб в результате несчастного случая, слышите?

— Да.

— Сын вас любит. И он… счастлив. Там, где он сейчас, счастлив. Вы верите мне?

— Да, я вам верю.

— И еще. Ваш сын не хочет, чтобы вы поставили на себе крест. Если вам будет хорошо, то будет хорошо и ему. Вы меня слушаете?

— Да.

— Не прячьтесь от людей за свою скорбь. И, пожалуйста, не бойтесь жить. Жизнь вовсе не так плоха, как нам иногда кажется. И… удачи вам.

— И вам тоже… удачи.

Мария отключила связь и удалила номер Сабуровой из телефонного справочника.

Наступала зима. На улицах уже лежал снег — первый, ненадежный, весь в темных подпалинах. Мария подумала, что где-нибудь в Сицилии еще светит яркое солнце и продолжается купальный сезон. Мысль о тепле заставила ее поежиться.

Машина резво катилась по трассе. Было утро понедельника, и на ее полосе, уводящей прочь от огромной столицы огромной империи, оказалось почти пусто.

С неба начал падать легкий снег, скользя по лобовому стеклу автомобиля. Как было бы сейчас хорошо сесть у камина, греть в руках коньяк, смотреть на огонь и думать о том, что когда-нибудь в этот мир придет весна…

Впервые после той жуткой аварии Мария села за руль всего четыре дня назад. Она больше не боялась. Она научилась жить со своими страхами и с призраками прошлого, которые терзали ее по ночам и не оставляли в покое даже днем. Научилась и смирилась.

Еще совсем недавно она целые ночи напролет проводила в размышлениях о том, что же случилось в ГЗ. Переселение душ? Или кое-что пострашнее?

Мария знала твердо: Сабуров пытался овладеть ее разумом и ее душой. И почти добился своего. Тогда, в комнате блока номер 935, она была готова подать ему руку и вытащить его из огненного кошмара, в котором он обречен страдать вечность. И лишь вмешательство другой силы — Глеб, любимый мой мальчуган, где ты? Было ли все это реальностью? — спасло ее от того, чтобы стать орудием мести в руках сгоревшего заживо мертвеца. Чтобы стать… посредником?