Замок на Воробьевых горах

— Ваша душа требует жалости и милости к падшим?

— Да.

Он усмехнулся.

— А маньяка, убивающего из удовольствия, пожалеете?

— Нет.

— Нет? Но почему? Он ведь тоже ни в чем не виноват, поскольку является жертвой генетического сбоя. Он таким родился, и вы должны его пожалеть.

Мария облизнула губы и тихо пробормотала:

— Ты говоришь ужасные и жестокие вещи.

— Правда всегда жестока, — сказал Виктор. — Люди созданы по образу и подобию Божьему. От нас требуется только стереть с лица человечества безобразные наросты.

— Ты называешь наростами живых людей.

— Либо мы их, либо они нас.

Мария помолчала. Потом отрицательно качнула головой:

— Ты не убедил меня.

— Но все же вселил в ваше сердце сомнение. Это первый шаг к исцелению.

Теперь помолчал молодой человек, о чем-то размышляя. Затем он продолжил свою мрачную проповедь:

— Я уже говорил вам о маньяке. Очень показательный пример, хотя и слишком грубый. Но есть и другие. Носитель страшного вируса, заражающий людей, — тоже всего лишь несчастный человек, у которого нет сильной иммунной системы, и больной калека, обиженный на судьбу, мстящий за свои беды здоровым людям, — просто невезучий несчастный человек, родившийся со сбоем в генетической программе. Но представьте, сколько зла они способны принести в мир, пусть даже не отдавая себе в том отчета! Вот вспомните только! Гитлер — некрофил с трясущимися руками… Сталин — сухорукий параноик с комплексом неполноценности и звериной злобой в душе… Если бы кто-то остановил их еще до того, как они обрели власть над людьми…

Виктор осекся, перевел дух и продолжил уверенно:

— Ваша жалость порождает зло. Калеки, маньяки, уроды, психопаты всех мастей — они же незримая, но действенная армия Зла, которая идет в наступление. Политкорректность, боязнь называть вещи своими именами, лицемерие — все это порождено нашим страхом перед чудовищами и ведет нас к гибели. Поймите, Мария Степановна, идет страшная война. И поле битвы — весь мир.

— И тем не менее подталкивать падающего — подлость, — не сдавалась Варламова.

Бронников усмехнулся.

— Нынче за каждым таким «падающим» тянется крепкий страховочный трос. А мы — я и мои товарищи — действуем на свой страх и риск.

Мария не знала, какими словами возразить, чтобы доказать ущербность его жутковатых рассуждений. И тогда она, сменив тему, спросила:

— Кто убил Колю Сабурова?

— Сабуров… — с досадой выдохнул Виктор. — Опять Сабуров! Ваш Сабуров был ничтожеством. Даже его внешний вид был оскорблением для человечества.

— А Настя Горбунова? Ее вы убили из-за артрита?

— Бросьте. Вы не повесите на меня эти убийства. Я не сжигал Сабурова.

— Но ты находился рядом, когда он погиб.

— Да, я там был. Не знаю, откуда вам все известно. Отнесем необыкновенную проницательность на счет других ваших странных способностей. Что касается Сабурова, то он захотел стать одним из нас.

— Ложь! — воскликнула Мария.

— Это правда. Сабуров предъявил нам ультиматум: либо мы принимаем его в организацию, либо он сдает нас властям. Эгоистичность мерзавца стоит нашей жестокости, не правда ли?

— Он не понимал, о чем просит, — пробормотала Мария. — Если бы он знал о ваших жертвоприношениях…

— Да бросьте вы, — раздраженно перебил ее Виктор. — Он все знал и все понимал. Он и его сумасшедшая подружка с глиняными суставами.

— Настя Горбунова тоже была в курсе?

— Разумеется. Сам-то Колька не мог за нами следить, поэтому поручил грязную работу, включая слежку, съемку и шантаж. Он — руководил, та — исполняла.

— Что было дальше?

— Я пришел к нему поговорить. Сабуров очень нервничал, все время ерзал на своем инвалидном кресле…

— Что ты все время ерзаешь?

Сабуров замер и хмуро взглянул на Бронникова снизу вверх.

— Оставь, пожалуйста, этот тон, — холодно проговорил он. — Я позвал тебя не за тем, чтобы ты оскорблял меня.

— Вот как? Тогда зачем же ты меня позвал?

Сабуров чуть наклонился вперед. Глаза его засверкали.

— Я знаю про организацию! — тихо и взволнованно проговорил он.

Виктор прищурился. Для него слова одногруппника не являлись неожиданностью. Они «вычислили» Сабурова несколько дней назад. Калека был скрытен в мелочах, но, как многие скрытные люди, совершенно несдержан в том, что касалось важных вещей.

— Что ж, хорошо, что ты сам об этом заговорил. Позволь узнать, почему ты думаешь, что можешь стать одним из нас?

— Я не хуже вас! — выпалил Сабуров. — Мои идеи по применению нанотехнологий в медицине вызвали интерес профессора Либера. Возможно, мне даже дадут грант!

Виктор окинул его холодным взглядом и презрительно обронил:

— Ты калека.

— Я умней тебя, и ты это знаешь, — с угрюмым упрямством произнес Николай. — Я нашел новое доказательство теории Пуанкаре, причем без особых усилий. Ты бы никогда не смог!

— Думаешь? — Бронников усмехнулся. — Я просто не вижу смысла в том, чтобы целыми вечерами корпеть над математическими задачками. У меня есть задачи поважнее.

Несколько секунд молодые люди молчали, глядя друг другу в глаза. Первым молчание нарушил Коля Сабуров.

— Я не хуже тебя, — повторил он, как мантру, и нервно облизнул губы. — Ты не можешь этого не признать.

Бронников продолжал молчать, ожидая, когда у калеки сдадут нервы. И они сдали.

— Я сделаю все, что вы скажете! — почти выкрикнул Николай. — Даже пройду вашу дурацкую инициацию. Но вы должны принять меня. Пожалуйста.

И тут Виктор позволил себе улыбнуться.

— Что ж, ты прав, голова у тебя варит, — снисходительно проговорил он. — И я бы не возражал, если бы твоя инвалидность была результатом аварии. Но болезнь у тебя врожденная, от испорченных генов. Ты носишь в себе опасную заразу, парень.

— Генетические сбои необязательно наследуются, — упрямо проговорил Сабуров. — Мои дети могут быть вполне здоровыми.

Бронников чуть прищурил свои чистые и холодные, как голубое стекло, глаза и невозмутимо проговорил:

— Если на стене висит ружье, то рано или поздно оно выстрелит, не так ли?

— Перестань говорить сентенциями! — вспылил Николай. — Мой коэффициент интеллекта — сто девяносто! На тридцать пунктов выше твоего! Я, а не ты, — будущий и истинный благодетель человечества!

Внезапно Сабуров запнулся, красноречие оставило его.

Виктор улыбнулся. Наконец-то он разглядел в глазах калеки безумный блеск. Похоже, парень совсем помешался. Чудовищная мания величия, взращенная на почве комплекса неполноценности. Забавное сочетание. Убогий калека вообразил себя новым Христом.

— Значит, ты хочешь быть одним из нас?

— Я уже один из вас. Не хватает только формального подтверждения. И я… я выше тебя, Бронников. Ты по одну сторону баррикад, армия тьмы — по другую. А я — посредник! — Глаза Сабурова засверкали. Видимо, он выпестовал эту заветную мысль долгими бессонными ночами. — Тело калеки и ясный, всеобъемлющий ум божества — вот кто я такой!

Виктор посмотрел на одногруппника удивленно.

— Ты вообразил себя новым мессией? Но прежнему мессии пришлось принести себя в жертву, чтобы быть услышанным. Готов ли ты на это?

Виктор прищурил веки. Ему в голову пришла веселая мысль. В глубине души он чувствовал, что совершает ошибку, но остановиться уже не мог.

Виктор распахнул дверцу шкафа, вынул пару деревянных плечиков, сбросил с них одежду и, быстро нагнувшись, сунул плечики в колеса инвалидного кресла.

Затем выпрямился и демонстративно отряхнул руки.

— Что ты сделал? — испуганно спросил Сабуров.

— Заклинил колеса, чтобы ты не смог уехать.

Испуг на лице калеки сменился недоумением.

— С чего мне куда-то уезжать?

— Сейчас узнаешь. — Виктор покосился на стол, усмехнулся и снова перевел взгляд на Сабурова. — Значит, ты — посредник? Твое тело калеки принадлежит миру уродов, а твой ясный ум нам?

— Да! — выдохнул Сабуров.