Замок на Воробьевых горах

— Не знаю как насчет наблюдений, а трепаться ты точно любишь, — насмешливо заметил Граубергер.

Стас ухмыльнулся:

— Это точно. А теперь пошли. Нужно кое-что обсудить.

Бронников и Жиров стояли у окна и рассеянно поглядывали вокруг. Заметив приближающихся одногруппников, Денис растянул губы в улыбке, а Виктор нахмурился и слегка подался вперед.

И вот они вместе. Вчетвером.

Стас Малевич обвел заинтересованные лица одногруппников хмурым взглядом и медленно произнес:

— Я хочу поговорить о нашем новом преподе — о Варламовой. С ней что-то не так.

— Что ты имеешь в виду? — немедленно отреагировал Бронников.

Стас прищурил золотисто-карие глаза и усмехнулся.

— Я нашел человека, который вскрыл для меня базу данных УВД.

— Ты с ума сошел! — воскликнул Жиров. — Вас же найдут!

— Не пыхти, не найдут. Паренек толковый, он хорошо замаскировал след. Так вот… — Стас облизнул губы, предваряя важное сообщение, и взволнованно произнес: — Варламова — сумасшедшая.

Виктор Бронников приподнял светлую бровь. Жиров ахнул. Граубергер нахмурился.

— Ты уверен? — спросил Эдик.

— Абсолютно. — Стас достал из кармана какую-то бумаженцию и протянул Граубергеру. — Вот, посмотри!

Тот взял листок, пробежал его глазами и передал Виктору. Бронников скользнул по тексту взглядом и сунул в пятерню Жирова.

— Значит, она лечилась в психушке, — холодно констатировал Виктор.

Стас кивнул:

— Да. Целых семь месяцев.

— Жесть! — выдохнул Жиров, отрывая взгляд от бумаги. — Так, значит, тетка чокнутая?

Граубергер поправил пальцем очки и сказал:

— Мне она показалась нормальной.

— Очевидности обманчивы, — дернув щекой, возразил Виктор. — Тут написано, что у нее были стойкие галлюцинации, вызванные обширным поражением мозга. Не знаю как для вас, а для меня это многое объясняет.

— Значит, Варламова психопатка… — негромко проговорил Граубергер.

— Круто! — хмыкнул Жиров. — То есть если она меня прикончит, ей ничего не будет? Отлично!

Виктор сложил руки на груди, посмотрел на Жирова рассеянным взглядом и задумчиво потеребил пальцами нижнюю губу.

— Интересно, она вообще соображает, что делает и где находится?

Стас пожал плечами:

— Не знаю. На мой взгляд, ведет себя абсолютно неадекватно. Если честно, я бы не удивился, узнав, что именно она размозжила голову Горбуновой и утопила в пруду Вику Филонову.

— Я читал про острые случаи шизофрении, — подтвердил Эдик. — Во время приступов шизофреник буквально выпадает из реальности. Он даже может убить человека, а потом, придя в себя, ничего не будет помнить.

— Возможно, ее видения имеют такую же природу, — сказал Виктор. — И если все так, то пребывание Варламовой в университете опасно. Странно, что Завадский этого не понимает.

— Завадский? — Стас криво ухмыльнулся. — Да будет тебе известно, мой дорогой друг, что Завадский и Варламова — любовники.

Виктор остановил на нем холодный, неподвижный взгляд.

— Ты ничего не путаешь?

— Ребята видели, как они вместе шли в блок к Варламовой. — Стас усмехнулся и добавил: — Со всеми вытекающими отсюда последствиями.

— Н-да… — задумчиво проговорил Виктор. — Выходит, наша колдунья сумела охмурить даже Завадского. Ей повезло, что на дворе двадцать первый век. А я бы не отказался поднести спичку к куче сухого хвороста…

— Ты уже поднес, — подал вдруг голос Жиров.

Виктор взглянул на него неприязненно, но без всякого удивления.

— О чем ты?

— О Кольке Сабурове, — с обезоруживающей простотой ответил здоровяк. — Это ведь ты его сжег?

Лицо Виктора оцепенело. Стас и Эдик Граубергер вперили в него любопытные взгляды, ожидая ответа. И ответ последовал.

— Ты что, рехнулся? — процедил Виктор сквозь зубы. — Что ты несешь?

— А разве нет? — Жиров улыбнулся и весело ему подмигнул. — Брось, Витек, я все равно никому не скажу.

Несколько секунд Бронников молчал, а потом четко и раздельно выговорил, чтобы даже такой безмозглый идиот, как Жиров, понял его слова:

— Жир, я очень сильно люблю свою мать. В последнее время она себя неважно чувствует, но я клянусь ее здоровьем, что не сжигал этого кретина.

Что-то такое было в интонации Виктора, отчего Жиров перестал улыбаться и даже чуть-чуть побледнел. Здоровяк облизнул губы и спросил:

— Тогда кто? Кто его сжег?

Терпение Виктора иссякло. Он сжал кулаки и, сверкнув холодными, как замороженное стекло, глазами, задушевно проговорил:

— Послушай, Жир, я всегда относился к тебе, как к безобидному чудовищу. Но если ты продолжишь говорить со мной в таком тоне, я…

Стас встал между Виктором и Денисом.

— Кончайте, парни, — добродушно проговорил он. — Мы не за тем собрались, чтобы ссориться. Жир, попроси у Витьки прощения.

Верзила хотел возразить, но, наткнувшись на строгий взгляд друга, обмяк. И, пожав покатыми медвежьими плечами, пробормотал:

— Хорошо, прошу.

Стас удовлетворенно кивнул, вновь отошел к подоконнику и коротко спросил:

— Что будем делать?

— А что ты предлагаешь? — откликнулся, поблескивая очками, Эдик Граубергер.

— Нужно устроить Варламовой что-то вроде тест-драйва. Проверить ее на предмет скрытых и явных патологий.

— Точно! — кивнул Жиров. Но тут же озабоченно нахмурился и уточнил: — А как мы это сделаем?

Стас усмехнулся:

— Сделаем. Но только если вы не против.

Бронников задумался.

— Признаться, она мне порядком надоела, — проговорил он, хмуря брови. — Сует нос в чужие дела, все время что-то вынюхивает, на кого-то стучит… В былые времена такие «заблудшие души» лечили простым и надежным способом.

— Каким? — спросил Стас.

— Устраивали им «темную».

Стас тихо засмеялся:

— У тебя какие-то пионерские представления о каре. Друг мой, мы живем в жесткое время. И действовать должны соответственно.

— Ты предлагаешь ее…

— О нет! — Стас не удержался и хихикнул. — Я предлагаю немного позабавиться, только и всего.

Светлые брови Виктора сошлись на переносице.

— И все-таки не понимаю, что ты имеешь в виду.

— У меня есть план. Но не швыряйтесь в меня камнями, если он покажется вам диким. Просто выслушайте и обдумайте. Если не согласитесь — я не буду настаивать.

— А мне на ее лекциях интересно, — вклинился вдруг в разговор Жиров и отхлебнул из банки пива.

На него воззрились три пары глаз.

— Чего? — сухо переспросил Стас.

— Ну… я хотел сказать, что слушать про призраков и алхимиков интереснее, чем зубрить сопромат.

— Я вижу, она тебе здорово проехалась по мозгам, — заметил Эдик Граубергер. — Quos Deus perdere vult dementat prius [1].

— Чего? — не понял Жиров.

— Киргизская поговорка, — пояснил Стас.

Жиров понимающе кивнул:

— А-а…

— Так ты не хочешь, чтобы мы проучили ее?

Под напором приятеля Жиров забеспокоился.

— Да нет, наказать-то ее нужно… — проговорил он неуверенно, — только я не знаю как.

— А не знаешь, так помалкивай. Если нет возражений, я приступаю к изложению своего плана.

На сей раз возражений не было.

У него было тяжелое детство. Мальчишки во дворе дразнили его «свином» и «жиртрестом». Одноклассники издевались, старшие школьники лупили почем зря. Общее мнение гласило, что он страшный, жирный и тупой. Да и сам Денис Жиров очень долго думал о себе именно так. У него не было друзей, но он не искал ничьей дружбы, заранее зная, что получит отказ. В таких условиях и сформировался его характер, основной чертой которого стала неопределенность. Он не был ни жесток, ни добр, ни сентиментален, ни груб. Он привык действовать, исходя из ситуации, и иногда ощущал себя чем-то вроде огромного хамелеона.

Иногда Денис чувствовал, что вовсе не так туп, как привык о себе думать. Просто изображать тупого стало одной из привычек, которые помогли ему выжить. Он безумно боялся одиночества и был зеркалом, перенимающим черты у окружающего мира, чтобы почувствовать себя его частью.