Черная пелерина

— Вы себя здесь чувствуете, как дома, — заметил режиссер.

Селестина ничего не ответила. Они шли по направлению к рынку, по пути Торнтон вежливо раскланялся с рабочим в синей блузе.

— Вы тоже чувствуете себя, как дома, — злорадно констатировала Селестина. — И все для сценического образа, — прыснула она со смеху.

— Я рад, что юмор вас не оставляет. Юмор — признак здоровья. Мы были очень обеспокоены вашим психическим и физическим состоянием. Дверь, закрытая на ключ, отказ от пищи, никакой реакции на телефонные звонки. Это было похоже на серьезное недомогание и даже, честно говоря, на депрессию. Может, у вас какие-то личные неприятности? — спросил он вдруг. — Луиза мне говорила…

Внезапно он замолчал. Бледное личико Селестины залилось краской. Она ускорила шаг.

— Ради, Бога, не спешите так, — взмолился Маккинсли. — Я свалюсь в такую жару.

Селестина пошла медленней.

— Ничего не хочу слышать о Луизе, — сказала она.

Они как раз пересекали рынок и сейчас находились на пустынной площади перед мэрией.

— Тут будет памятник в честь Французской Революции, — начала она разговор на нейтральную тему.

— Или в честь жертв последней войны, — Торнтон уже был подкован в делах города.

Через каждые два шага их кто-нибудь приветствовал, заинтересованно оборачиваясь. Обитатели От-Мюрей были заинтересованы, видя эту пару. Привычки были в природе городка.

У дома комиссара Лепера Селестина все-таки задала тот вопрос, которого ждал режиссер.

— У вас для меня какое-то важное известие?

— Ах, да! Чуть не забыл. — Торнтон сорвал одну из роз, взбирающихся по стене, и театральным жестом вручил Селестине.

— Прошу принять это на память о встрече заодно с дружеским советом: если при таинственных обстоятельствах вы дарите кому-то цветы — лучше это делать в перчатках.

Селестина побледнела.

А мадам Сильвия в это время радостно воскликнула:

— Дева Мария, мсье Маккинсли! Прошу вас, обязательно зайдите. Выпьем чаю.

Комиссар Лепер никогда не чувствовал себя уверенно в обществе инспектора Рандо. Лепер никак не мог привыкнуть к внезапным скачкам мысли маленького инспектора, к его невинным улыбкам и вопросам, не имеющим ничего общего с ходом следствия. Поэтому, когда они все-таки встречались по службе, у комиссара Лепера начинало учащенно биться сердце, он крепко сжимал кулаки, чтобы быть готовым к внезапным экстравагантным выходкам тулонца. Хотя бы сейчас: просторную комнату в полицейском участке заполнял собой инспектор Рандо. Он бегал от стены к стене, оживленно жестикулировал, рассказывая Леперу историю, абсолютно не связанную с их первоначальной задачей, то есть, обнаружением того, кто совершил преступление в доме на склоне холма. Лепер крутился на стуле, стараясь держать инспектора в поле зрения и лихорадочно размышлял над тем, к чему же это он ведет, почему не спрашивает о дальнейших результатах расследования. А ведь загадка была скрыта в этих фигурах, которые Лепер неотрывно наблюдал. Фруассар, Гортензия и Пуассиньяк. У Лепера было еще одно сообщение, которым он собирался поразить инспектора. Поэтому, воспользовавшись моментом, когда инспектор замолчал, чтобы перевести дух, он сообщил ни с того, ни с сего, использовав метод инспектора:

— Мистер Маккинсли знает, кто убил нашего Дюмолена, — и гордо поглядел на Рандо, который остановился, усиленно мигая.

— Дорогой комиссар, — без колебаний отреагировал Рандо, — вы читаете газеты?

Лепер испугался. Этот тулонец наверняка его на чем-нибудь посадит. Каждый вечер Селестина оставляла ему на столе всю прессу с подчеркнутыми красным карандашом статьями — те, которые он должен прочесть. Правда, в последнее время ему было просто некогда читать, но все, что относилось к убийству писателя, он тщательно проштудировал, с удовлетворением находя свое имя в материалах, касающихся полицейского расследования.

— Разумеется, читал, — сказал комиссар, вытирая лоб. Он чувствовал, что в вопросе инспектора кроется какой-то подвох.

— В таком случае, — ответил Рандо, — мы должны будем выпустить Фруассара на свободу.

Увидев удивленное лицо комиссара, инспектор быстро прибавил:

— Не сейчас еще, конечно.

— Фруассар наверняка похитил брошь, — выпалил Лепер, — я в этом ни капельки не сомневаюсь. Не знаю, каким образом она оказалась в кармане Дюмолена, но я с абсолютной уверенностью отдаю голову на отсечение, что Фруассар совершил кражу.

— Да, — согласился инспектор. — И Фруассар не убивал писателя. У меня есть доказательства.

— Вы поверили Гортензии? — усмехнулся Лепер.

— Естественно! Джентльмены верят женщинам, особенно, если они проверили до того, что они говорят правду. Вот, мсье комиссар, я хочу доверить вам некую тайну. Я позволил себе арестовать Фруассара, будучи уверенным в том, что он ничего общего не имеет с убийством Дюмолена. Вот такой психологический прием, направленный против настоящего убийцы, который находится среди нас.

— Среди нас? — Лепер подался вместе со стулом назад.

— Но это вовсе не означает, — Рандо навис над комиссаром, широко расставив ноги, — что убийца — это вы, — он ткнул пальцем в грудь комиссара, — или я… Среди нас — значит, среди жителей этого спокойного городка.

— Надеюсь, что не я, — засопел комиссар, — хотя я и сказал режиссеру, что если Дюмолен захочет отдать рукопись сценария, то я ее раньше выкраду. Но это было выражение, не больше. Не знаю, что мне тогда стукнуло в голову, но я выразился именно так. Я считаю, что режиссер не имеет абсолютно никаких оснований для того, чтобы выставлять против меня обвинение. Потому что ничего у него не получится, не получится. — Лепер вскочил со стула и в голосе его послышалась угроза.

— Маккинсли я считаю очень интеллигентным человеком, — сообщил Рандо и быстро заходил по комнате. — Лучше потерять с интеллигентным человеком, чем найти с придурком.

Лепер стоял у окна и какое-то время наблюдал за детьми, играющими на улице перед учреждением.

— Не понимаю, что вы под этим подразумеваете, — сказал он, с трудом удерживаясь от взрыва гнева.

Рандо положил руку на плечо комиссара.

— Дорогой Лепер, я знаю вас не со вчерашнего дня. И я всегда на вашей стороне.

Лепер повернулся вдруг и оказался лицом к лицу с маленьким тулонцем.

— А вот мне кажется, мсье инспектор, что вы слишком доверяете этому американскому любовнику. Вы доверяете ему служебные тайны, вы изъяли его из круга подозреваемых, но я, мсье инспектор, — нет. Он знает, кто убил. Он единственный знает содержание сценария и он знает, почему убит Дюмолен, наш дорогой Дюмолен, — голос комиссара дрогнул при упоминании личности писателя и его трагической кончины.

Рандо щелкнул каблуками, как на плацу. Строевым шагом он отошел от комиссара.

— Мсье Лепер, — сказал он сухо, — вы правы.

Комиссар горько усмехнулся.

— Вы правы. Но… — тут инспектор выдержал небольшую паузу, — допуская этого американского любовника, как вы выражаетесь, до сотрудничества с нами, потому что он сам изъявил желание, мы получаем особого рода преимущество в наших поисках. Маккинсли, проводя самостоятельное расследование, помогая нам, будет направлять дело таким образом, чтобы обвинить всех, кроме себя, снимая тем самым подозрение с себя, а это ему нужно делать — только он появился в От-Мюрей, как на второй день убит писатель и похищена рукопись, которая ему-то больше всех и была нужна. А нам, дорогой комиссар, останется только интеллектуальная работа…

Лепер закрыл глаза. Этот Рандо шустряк из шустряков. Конечно, то, что он рассказал, звучало убедительно. Преступник, решивший не покидать места преступления, должен заметать следы. Поэтому нужно осматривать эти заметенные следы. Нужно подвергать сомнению очевидные вещи, которые совсем не выглядят подозрительными. Комиссар начинал ощущать в себе прилив сил и рабочий запал.

Рандо приказал соединить его с Тулоном. Лепер слышал, как он кричит в трубку в другой комнате, давая какие-то приказания своим подчиненным. Потом Лепер увидел инспектора уже выбегающим из здания полицейского участка.