Дело Мотапана

— Каким-то Мотапаном, кажется?

— Да. Это хозяин дома, где живет семейство Кальпренедов… Мотапан тоже там живет и…

— Что же у него украли?

— Ожерелье, очень дорогое.

— И он подозревает своих жильцов?

— Да, и в первую очередь того молодого человека, которого я арестовал.

— Чем он обосновал свое обвинение?

— Одним чрезвычайным обстоятельством, которое кажется мне очень серьезным и которое показалось таковым и суду, потому-то и не дождались вашего приказа. Дело не терпело отлагательств: истец заявил, что виконт де ля Кальпренед, вероятно, уедет за границу.

— Это только предположение! Но вернемся к обстоятельствам, заставившим прокурора отдать приказ об аресте.

— Некий Дутрлез, жилец того же дома, вернувшись после полуночи, наткнулся на лестнице на какого-то человека и вступил с ним в борьбу. Один из камней ожерелья, которое тот держал в руке, остался у Дутрлеза. На другой день он показал этот камень Мотапану, и тот узнал его.

— Узнал камень? Очень хорошо. А свидетель узнал обвиняемого?

— Нет. Лестница не была освещена. Он слышал, как виконт де ля Кальпренед вошел в квартиру, занимаемую графом де ля Кальпренедом, его отцом.

— Это не доказательство.

— Конечно! Но это повод к подозрению.

— Если бы не это подозрение, было бы странно, что арестовали виконта де ля Кальпренеда, — заметил следователь. — Вы допрашивали этого молодого человека? Каково ваше мнение?

— Сначала я думал, что он не виновен. Он нисколько не смутился, когда я объявил, что пришел его арестовать, и не пытался оправдаться; он даже говорил со мной свысока. Обычно виновные себя так не ведут. Но я изменил свое мнение, когда мы ехали из клуба в префектуру… Я забыл сказать, что арестовал его в клубе.

— Вы выбрали неподходящее место, — сказал Куртомер. — Виконт де ля Кальпренед принадлежит к прекрасному семейству… и вам не следовало допускать огласки.

— Огласки не было. Я вызвал его в приемную. Он пришел и сначала не хотел ехать, но потом добровольно сел в фиакр.

— И в этом фиакре вы перестали верить в его невиновность. Почему?

— Он рассказал, что выиграл восемнадцать тысяч в рулетку. Когда по приезде в тюрьму его обыскали, в его бумажнике нашли шесть тысяч шестьсот франков банковскими билетами — он истратил одиннадцать тысяч, которые был должен.

— Кому?

— Пять тысяч в кассу клуба, а шесть тысяч — какому-то господину, выигравшему у него. Доставив его в тюрьму, я проверил эти сведения, осторожно расспросив управляющего клубом. Однако и сам обвиняемый не скрывал этого.

— Так вы думаете, что эти деньги…

— Получены от продажи ожерелья, украденного у Мотапана. Накануне у этого молодого человека не было ни франка. Его собирались исключить из членов клуба за неуплаченные долги. А на другой день он сорит деньгами. Откуда он их взял? Рулетка запрещена, а заведений, где за несколько часов можно выиграть большие суммы, очень мало. Поэтому я в это не верю. Впрочем, показания обвиняемого легко проверить. Он дал мне адрес — улица Роше, дом девяносто девять.

— Вы уже были там?

— Нет еще. Обвиняемый назвал его в половине двенадцатого ночи. Потом… я ждал ваших приказаний.

— Отправляйтесь туда и привезите людей, которые его содержат. Я хочу сегодня же взять у них показания…

— Хорошо. Позвольте, однако, прежде сообщить вам об одном важном обстоятельстве…

— О каком? — с нетерпением спросил следователь.

— Обвиняемый вышел ко мне с одним из своих друзей, — неуверенно сказал комиссар.

— И вы при нем заговорили об аресте?

— Пришлось. Виконт де ля Кальпренед не хотел оставаться со мной наедине. Впрочем, я не пожалел. Его друг вместе со мной стал уговаривать молодого человека ехать. Без него я бы ничего не добился. И я позволил ему сесть в карету, в которой вез обвиняемого в тюрьму.

— Вам не следовало этого делать!

— Знаю. Но его друг назвал мне свое имя.

— Что мне до его имени? — раздраженно воскликнул следователь.

— Он сказал, — робко продолжал комиссар, — что его зовут Жак де Куртомер.

— Мой брат!

— Точно так! В то время я еще не знал, что следствие поручено вам. Я узнал сегодня и пришел сообщить вам об этом…

— Благодарю, — пробормотал смущенный следователь.

Неужели его брат настолько дружен с Жюльеном де ля Кальпренедом, что готов скомпрометировать себя? И как поступить теперь, когда комиссар и делопроизводитель знают, что подсудимый знаком с Жаком де Куртомером? После некоторого размышления Адриан решил, что именно поэтому не должен отступать: что подумают о нем его подчиненные, если он откажется от следствия?

— Мой брат посещает тот же клуб, что и виконт де ля Кальпренед, — сказал он без колебаний. — Он мог проявить к нему участие, но никогда не был его другом.

— О да! Конечно, ваш брат сделал для этого молодого человека все, что только можно было сделать… Но по дороге он держался с ним не более чем вежливо, и я понял, что он вовсе не уверен в его невиновности, — добавил комиссар.

— Мне нет никакого дела до мнения моего брата, и я немедленно допрошу обвиняемого. Велите его привести, а потом отправляйтесь на улицу Роше и привезите сюда человека, содержащего игорный дом. Я хочу выслушать его сегодня же. Я также допрошу истца и этого Дутрлеза. Соберите о них сведения и сообщите мне. Богамон, — обратился следователь к делопроизводителю, — выпишите повестки.

Комиссар поклонился и вышел. Адриан де Куртомер исполнил свой служебный долг. Он недолго ждал обвиняемого. Тюрьма при префектуре находилась рядом со зданием суда. Не прошло и четверти часа, как ввели Жюльена де ля Кальпренеда. Куртомер все еще прохаживался по кабинету. Допрос положено вести сидя, и Адриан де Куртомер собрался было сесть, желая показать Жюльену де ля Кальпренеду, что тот находится перед должностным лицом. Но Жюльен не дал ему дойти до кресла. Он подошел, сверкая глазами, и резко сказал:

— А! Это вы, милостивый государь! Вы знаете меня и велели притащить сюда, как вора!

Следователь без малейшего волнения занял свое место и указал Жюльену на стул. Тот запальчиво продолжал:

— Это по вашему приказанию на меня надели кандалы, чтобы привести из тюрьмы в ваш кабинет?

— Нет, это общее правило, принятое, чтобы не допустить побега. Садитесь и отвечайте на вопросы, — строго проговорил Куртомер.

Жюльен оттолкнул ногой стул, скрестил руки и сказал с пренебрежением:

— Отвечать вам! С какой стати? Очевидно, вы считаете меня виновным, раз не отказались в этом участвовать… Вы ничего от меня не добьетесь!

Куртомер остолбенел от этих слов: он ожидал всего, кроме категорического отказа отвечать. Он не знал Жюльена де ля Кальпренеда, не имел никакого представления о его гордой, горячей натуре, которая не поддавалась принуждению. И подумал, что отказ с его стороны был только расчетом.

— Я не могу заставить вас говорить, — сказал следователь холодно, — но могу заставить выслушать меня. Я прочту вам обвинение.

— Это совершенно ни к чему. Я его знаю. Меня обвиняют в том, что, как следует из показаний господина Дутрлеза, я украл у Мотапана ожерелье.

— Вам устроят с ними очную ставку.

— Прекрасно! Я скажу Дутрлезу, что он дурак, а Мотапану — что он негодяй.

— Грубость вас не оправдывает.

— Я и не пытаюсь оправдаться. Это вы должны доказать мне, что я виновен.

— Вы вступаете на опасный путь. Я не имею против вас никаких предубеждений. К тому же я не допрашиваю вас, я беседую с вами.

— Мне все равно!

— Хорошо, на сегодня достаточно. Я даю вам время подумать. Дня через два я заслушаю свидетелей и опять вызову вас, тогда вы решите, стоит ли упорствовать. Тем более что это может вам только навредить. Я запишу, что вы отказались отвечать. Назовите мне свои имя и фамилию…

— Вы их знаете!

— Вам известно, что это формальность.

— Я не желаю подчиняться формальностям.

Следователь не мог скрыть раздражения, но не настаивал и сказал, обращаясь к делопроизводителю: