Дело Мотапана

— Господа, кто из вас виконт де ля Кальпренед? — спросил он очень вежливо.

— Я, — ответил Жюльен.

— Мне хотелось бы поговорить с вами наедине.

— Этот господин может слушать все, что вы желаете мне сказать.

Комиссар с минуту колебался, но потом продолжил:

— Я должен выполнить довольно неприятное поручение и хочу сделать это как можно деликатнее. Поэтому я не пошел в гостиную, а пригласил вас сюда, чтобы избежать огласки.

— Не понимаю, — сухо сказал Жюльен.

— Сейчас поймете. Я привез приказ о вашем аресте, час назад переданный мне господином прокурором.

— Приказ о моем аресте?! — воскликнул Жюльен. — Вы, должно быть, ошибаетесь!

— Нет, ошибки быть не может. Ведь вас зовут Жюльен Луи Шарль де ля Кальпренед и вы живете на бульваре Гаусман, в доме номер триста девятнадцать? Я могу показать вам ордер.

— Я хочу знать, в чем меня обвиняют.

— Сожалею, что должен сказать это при вашем друге. Вас обвиняют в воровстве.

— В воровстве! — повторил пораженный Жюльен.

— Какая нелепость! — воскликнул Жак. — Извините, милостивый государь, но это странное обвинение удивляет виконта де ля Кальпренеда так же, как и меня.

— По чьему же обвинению я арестован? — спросил Жюльен изменившимся голосом.

— По жалобе барона Мотапана, хозяина дома, в котором вы живете.

— Ах, негодяй! Он один способен на такую гнусность. Что же я у него украл, позвольте спросить?

— Очень дорогое ожерелье из тридцати трех опалов, украшенное бриллиантами.

— А! — сказал Жюльен. — Теперь понятно, откуда ветер дует…

Полицейский комиссар многозначительно посмотрел на молодого человека, а Жак де Куртомер вздрогнул. У него появилось подозрение, что Жюльен все-таки виновен.

— Теперь мне остается только попросить вас следовать за мной, — продолжал комиссар.

— Куда?

— В тюрьму при префектуре.

— Я не поеду. Везите меня к следователю. Пусть он допросит меня. Вы не имеете права обращаться со мной как с преступником.

— Я получил приказ и замечу, что обвиняемого прежде всего арестовывают.

— Какое мне до этого дело! Повторяю, я с вами не поеду. Я хочу сейчас же видеть судью.

— Это невозможно! Уже одиннадцатый час. Завтра вас вызовет следователь и решит, как быть дальше. Но я не могу нарушить приказ.

— Я не желаю ничего знать, — заявил Жюльен, все больше и больше раздражаясь.

— Так вы лишь ухудшите свое положение, — терпеливо убеждал его комиссар. — Советую вам последовать за мной. Если вы можете доказать свою невиновность, то чего вы боитесь? Завтра вас освободят, и никто не узнает, что вы были арестованы. Но если вы будете сопротивляться, мне придется прибегнуть к силе. Тогда огласка будет неизбежна. Я надеюсь на вас, — сказал комиссар, глядя на Жака де Куртомера.

Тот терзался сомнениями. Сначала его привело в негодование обвинение против сына графа де ля Кальпренеда — лучшего друга его тетки. Потом он вспомнил, что вчерашний должник осыпал деньгами своих кредиторов.

— Друг мой, — сказал отставной лейтенант, — я думаю, что лучше не затевать драку с людьми, действующими на основании закона. Это непременно привлечет внимание членов клуба. Придет Бульруа и увидит вас дерущимся с полицейскими агентами!

Куртомер рассчитал верно. Жюльен опустил голову, а племянник маркизы де Вервен прибавил:

— Очевидно, вы стали жертвой ошибки, и завтра все разъяснится. Я предупрежу вашего отца и даже увижусь с Мотапаном, который так дерзко обвиняет благородного человека. Я заставлю его забрать жалобу.

— Этого недостаточно для искупления его вины! Он дорого поплатится за эту подлость!

— С ним вы разделаетесь после. А теперь едем, здесь не место для подобных разговоров.

— У вас есть экипаж? — обратился Жюльен к комиссару.

— Да, и я нарочно оставил его в десяти шагах от входа. Мы сядем так, что этого никто не заметит. Два моих агента стоят на бульваре.

— Вы ошибаетесь. Они сейчас разговаривали с консьержем. И вы думаете избежать огласки! — с иронией сказал Жюльен.

— Я запретил им показываться и накажу их, если они позволили себе…

— Мы теряем время, — воскликнул Куртомер. — Едем!

— Извините, — сказал комиссар, — вы не можете поехать с вашим другом. Закон не позволяет!

— Но вы не обязаны применять его во всей строгости. Позвольте сказать, что я… Жак де Куртомер, отставной флотский лейтенант.

— Вы родственник следователя Куртомера?

— Я его брат и ручаюсь, что он оценит все, что вы сделаете для меня и виконта де ля Кальпренеда, сына друга нашей семьи.

Эта патетическая речь произвела впечатление на комиссара.

— Я не могу оставить вас наедине с виконтом, — ответил тот после непродолжительного молчания, — но могу под свою личную ответственность позволить вам сесть в фиакр.

— Больше я ни о чем вас и не прошу, — сказал Куртомер.

Первым из приемной вышел Кальпренед, за ним — комиссар, как требовал закон, а потом Куртомер. Агентов у дверей не было, консьерж ушел в свою комнату, и это доказывало, что он ничего не подозревает.

На бульваре ждали полицейские и четырехместный фиакр. Комиссар был так внимателен, что избавил молодых людей от их общества: одного из своих людей он посадил рядом с кучером, а другого отпустил. Жюльен сел первым, комиссар занял место рядом с ним, а Куртомер — напротив. Они уехали, никем не замеченные.

Минут десять все молчали: комиссар — из деликатности, а Куртомер собирался под видом участия кое о чем расспросить Жюльена. Тот сидел мрачный и сосредоточенный.

— Надо признать, что у нас слишком строгие законы, — сказал, наконец, Куртомер. — Интересно, почему вас приказали арестовать немедленно? Вы могли бы поговорить с Мотапаном и, возможно, все уладить.

— Именно этого он и не хотел, — с горечью сказал Жюльен. — Сегодня утром я видел его в кофейне «Лира». Он мог бы сказать мне о краже, но не сделал этого.

— Дутрлез говорил, что вы с ним завтракали, когда в кофейню вошел Мотапан. Альбер и поможет обличить вашего домовладельца.

— Альбер Дутрлез! — гневно воскликнул Жюльен. — Да он сговорился с этим человеком, чтобы погубить меня!

— Что вы, друг мой! — возразил Жак. — Дутрлез вас любит!

— А между тем клевещет на меня! Он один мог сообщить Мотапану сведения, на основании которых меня можно обвинить.

— Вы забываете, что Дутрлез пригласил вас, чтобы дать взаймы денег, в которых вы так нуждались…

При этих словах комиссар навострил уши.

— Разве он может питать к вам неприязнь? — продолжал Жак.

— Не знаю. Возможно, из-за того, что я не поощрил его притязаний.

— Притязаний? Вы меня удивляете!

— Он решил взять под свою защиту одну особу, которую я должен оберегать. Дутрлез не имел никакого права придираться к глупым словам Бульруа. Я дал ему это почувствовать.

— Я никогда не поверю, что Дутрлез сговорился с вашим врагом. Что он мог сказать о вас Мотапану?

— Господа, — вмешался комиссар, — должен вас предупредить, что буду обязан повторить следователю все, что говорил в моем присутствии обвиняемый.

— Милостивый государь, — сказал Кальпренед, — мне нечего скрывать.

«Прекрасно, — подумал Жак, — он не боится быть откровенным, стало быть, он не виновен».

— Будьте осторожны, — продолжал комиссар, — должностные лица недоверчивы.

— Я говорю и всегда буду говорить только правду, — возразил брат Арлетт.

«Будь он виновен, он не был бы так тверд», — опять сказал себе Куртомер, несколько успокоившись.

— Я заявляю, — продолжал Жюльен, — что во всем виноват Дутрлез. Сегодня утром он показывал мне опал, который, по его словам, вырвал у человека, встретившегося ему ночью на лестнице нашего дома… Он уверял, что этот человек вошел в нашу квартиру.

— Он говорил при Мотапане? — спросил Жак, удивившись.

— Нет, Мотапан явился позже. Я тотчас ушел, но опал лежал на столе. Мотапан должен был его увидеть. Он, наверно, узнал опал и спросил Дутрлеза, а этот щеголь повторил свой рассказ.