Компания дьявола

— А этично позволить себе провести остаток своих дней в долговой тюрьме ради защиты здоровья алчного безумца?

— Ты задал трудный вопрос, — сказал он. — Я сделаю выбор, когда придет время.

Я кивнул.

— Мудрое решение. Но посоветуйся со мной, прежде чем что-либо предпринимать.

— Конечно. А теперь, если позволишь, давай еще раз поговорим об этой девушке. Ты не подумал, что если бы я закрутил с ней любовь, я мог бы бывать там чаще, и нас было бы уже двое, а это лучше, чем один…

— Она французская шпионка, — сказал я, с резкостью пистолетного выстрела оборвав его рассуждение.

И тотчас пожалел о сказанном. Мои знания и воля Элиаса еще могли как-то усмирить его инстинкты хищника, а вот противостоять талантам этой дамы он едва ли сумеет. Я опасался, что, если она проявит настойчивость, все, что он о ней знает, будет написано у него на лице, как чернилами.

Тем не менее я начал, и мне не оставалось ничего иного, как продолжить.

— Элиас, тут какой-то французский заговор. Не знаю, самый ли это злодейский из заговоров против компании, но то, что это заговор, несомненно. Сначала мы узнаём, что какие-то французы инвестируют в мою смерть, словно в какой-нибудь биржевой фонд, а теперь я обнаруживаю, что французская шпионка собирает сведения о компании и обо мне.

Я рассказал ему о своем вчерашнем свидании с мисс Глейд и, хотя я тщательно опустил все подробности, имеющие отношение к чувствам, Элиас слишком давно был со мной знаком и слишком хорошо знал человеческую природу, чтобы не заподозрить неладное.

— Да ты, я вижу, неравнодушен к этой изменнице?

— Она была бы не против, — ответил я.

— Учитывая то, что она красива и очаровательна, тебе трудно сопротивляться.

— Я умею сохранять самообладание, — заверил я его, — и не собираюсь вступать в связь с женщиной, имеющей злой умысел. Не беспокойся на этот счет.

Минуту он разглядывал свои коротко остриженные ногти — явный признак, что собирается сказать что-то неловкое.

— Как я понимаю, ты смирился с тем, что никогда не добьешься успеха у вдовы твоего кузена.

Я удивленно покачал головой:

— Ты что, полагаешь, только мое чувство к Мириам удерживает меня от любви к шпионке-обманщице?

— Я знаю, ты давно влюблен в Мириам Мелбери, она разбила твое сердце вдребезги, но, когда ты задал этот вопрос, я понял, что, вероятно, моя теория не работает.

— Рад это слышать.

— Тем не менее ты вступил в тот возраст, когда мужчина должен найти себе жену.

— Элиас, если бы мне хотелось поговорить на эту тему, я бы навестил свою тетю Софию. Она лучший оратор и раздражает меня меньше, чем ты. Кроме того, она бы еще и накормила меня чем-нибудь вкусным. Более того, я могу упрекнуть тебя в том же самом. Ты тоже что-то не ищешь себе невесту.

— О, Уивер, я не создан для брака. А если бы и был создан для него, то мне была бы нужна женщина с большим приданым, чтобы разрешить мои финансовые затруднения. Ты же еврей, и вы должны жениться. Если хочешь знать мое мнение, жена тебе не помешала бы.

— Пожалуй, попрошу-ка я мистера Кобба отправить тебя в долговую тюрьму.

— Люди, которые говорят правду, должны выслушивать нелестные замечания.

— Это правда, и твоя доля — страдания. Предлагаю продолжить обсуждение темы французов.

Он вздохнул:

— Ну что ж, давай. Я никогда не слышал, чтобы французы посылали агентов собирать сведения против крупных компаний, но меня не удивляет, если это так. В конце концов, эти компании производят немыслимые богатства для страны, а Ост-Индская компания — инструмент разведки и экспансии. Может быть множество причин, по которым французы хотели бы проникнуть в Крейвен-Хаус.

Этим и исчерпывалась оценка положения Элиасом. Я же допил свой эль и подумал, что пора возвращаться, пока мое отсутствие не заметили. Едва ли мне грозили от этого серьезные неприятности, но в моих интересах было не привлекать к себе излишнего внимания.

По этой причине я вошел через главные ворота и направился к складам, но не успел сделать и несколько шагов, как услышал, что меня зовут.

— Мистер Уивер, остановитесь!

Я обернулся и увидел, что за мной бежит Кармайкл, придерживая на бегу свою соломенную шляпу.

— В чем дело?

— Мистер Эллершо приходил полчаса назад. Он был удручен, что никто не знает, где вас найти.

Я кивнул и отправился к главному зданию, прямо в кабинет Эллершо. Я постучал, и он пригласил меня войти. Войдя, я увидел мистера Форестера, который сидел напротив стола, а на столе были разложены образцы тканей. Я заметил, что ни тот ни другой не обрадовались моему появлению.

— Уивер, — Эллершо выплюнул несколько коричневых зернышек, которые жевал, — где вы были? Я плачу вам за работу или за безделье?

— Простите, что мы разминулись, — сказал я. — Я инспектировал склады, когда вы приходили.

— Если вы инспектировали склады, почему никто не знал, где вас найти?

— Потому что я не хотел, чтобы меня можно было найти. Инспекции имеют смысл, когда люди не знают, что их будут инспектировать.

Эллершо обдумал сказанное и медленно кивнул, продолжая жевать.

— Верно.

Форестер внимательно изучал кусок синей ткани, усердно стараясь не отводить от него глаз. Наверное, боялся, что не совладает с собой, если наши взгляды встретятся. Я подумал, что это полезная мелочь. Форестер считал, что не изощрен в притворстве.

— Что вы хотели? — спросил меня Эллершо.

— Мне сказали, вы меня искали, и я решил прийти сам, сэр, — сказал я.

— Сейчас у меня нет на вас времени, — ответил он. — Разве не видите, мы заняты делами, которые вас не касаются? Вы тоже так считаете, Форестер?

Тот по-прежнему не поднимал глаз.

— Конечно. Что может подобный человек добавить к нашему разговору.

— А я вам скажу, — выпалил Эллершо, — это слишком строгое суждение. Пусть Уивер не специалист, но у него острый ум. Вы можете что-нибудь сказать, Уивер?

— Я не знаю, о чем идет речь, — сказал я.

— Ничего для вас интересного, — пробормотал Форестер.

— Мы говорим вот об этих тканях. Видите ли, Уивер, такие ткани парламент, гореть ему в геенне огненной, разрешит нам продавать на внутреннем рынке после Рождества. Как вы видите, это чертовски мало. Теперь нам придется в Великобритании продавать в основном эту синюю ткань, — он потряс куском ситца, — и сдается мне, наша торговля станет лишь тенью нашего былого успеха.

Я промолчал.

— Вот видите, — сказал Форестер, — у него нет ни опыта в таких делах, ни интереса к ним. Не хотел его обидеть, но его мнение нам вряд ли пригодится.

— Что сейчас шьют из этой ткани? — спросил я.

— Платки, — сказал Эллершо. — Чулки, галстуки, другие аксессуары и, естественно, платья для женщин.

— Почему бы, — предложил я, — не заставить модников шить из этой материи костюмы.

Форестер громко засмеялся:

— Костюмы, говорите? Даже самые нелепые фаты не станут носить костюмы такого женского цвета. Смехотворно!

— Возможно, — сказал я, пожимая плечами. — Но мистер Эллершо заметил, что ключ к успеху — сделать так, чтобы склады диктовали моду, а не наоборот. Вы можете продать этой материи сколько угодно, так пускай компания формирует восприятие публики, а не пытается угодить уже сложившемуся восприятию. Насколько я понял, нужно лишь сделать так, чтобы модные джентльмены стали носить костюмы такого цвета, и тогда это уже не будет восприниматься нелепо. В самом деле, если повезет, уже в следующем сезоне никто даже не вспомнит, что костюмы такого цвета были непопулярны.

— Чепуха, — сказал Форестер.

— Вовсе нет, — отозвался Эллершо. — Он прав. В этом все дело. Начните рассылать записки вашим друзьям, интересующимся модой. Пошлите к ним портного.

— Сэр, это напрасная трата времени и сил, — ответил Форестер. — Никто не станет носить костюм такой глупой расцветки.

— Свет будет носить такие костюмы, — ответил тот. — Молодец, Уивер. До собрания совета акционеров остается меньше двух недель, но я, по всей видимости, спасу свою шею. А теперь отправляйтесь на рабочее место. Потом поговорим.