Компания дьявола

— Мадам, я совершенно вас не осуждаю.

— Словами нет, но я вижу по вашим глазам.

Мне было нечего сказать, ибо она правильно меня поняла. Я достаточно долго скитался и знал: нельзя осуждать женщину за то, что она использовала имеющиеся у нее преимущества, дабы спастись от смерти и жизни, которая немногим лучше смерти. Ведь лишь из-за того, что мужчины стремятся повелевать женщинами, мы так поспешно оскорбляем их, когда они распоряжаются своим телом по собственному усмотрению. И все же я был разочарован. Мне хотелось, чтобы она была чиста и невинна, пусть я и понимал, что желать этого глупо. В конечном счете именно это ее стремление к свободе, ум, непринужденность, самообладание и влекли меня к Селии Глейд.

— Как и вы, я продукт того общества, в котором живу, — сказал я. — С ранней юности меня учили судить определенным образом о женщинах, которые принимали решения, подобные вашим. И теперь, став более зрелым человеком, я хочу отказаться от подобных представлений, но внутренний голос мне противоречит.

— Вы правы, — сказала она. — Я принимала решение и знала, что это лучшее решение на тот момент, но я тоже слышу внутренний голос, который мне противоречит. И не осуждайте меня, как я не осуждаю вас. Теперь вернемся к моему рассказу. Пока я была его фавориткой, я жила на широкую ногу, и ему доставляла большое удовольствие моя природная склонность к перевоплощению. Сначала он просил изображать его знакомых, потом начал покупать костюмы и заставлять меня играть разные роли — цыганку-попрошайку, арабскую куртизанку, деревенскую простушку и даже старуху. Я научилась актерскому мастерству, которое вы заметили, чтобы доставлять удовольствие этому джентльмену. Потом, как часто бывает в подобных обстоятельствах, он встретил другую, которая была моложе и интереснее меня, и она ему понравилась больше.

— Только самый большой глупец в мире мог предпочесть вам другую.

Я заметил по ее глазам, что ей приятно это слышать, но она никак не прокомментировала мой комплимент.

— Я перестала быть фавориткой этого джентльмена, имя которого называть не буду, но у него, в отличие от мистера Эллершо, каким вы его описываете, было чувство долга, и он продолжал обеспечивать меня. А потом года через два после моей отставки связался со мной и сказал, что хочет поставить мой талант себе на службу. Так как он был добр ко мне, я не могла ему отказать. Вдобавок это означало бы пожертвовать своим благополучием в будущем. Так я и попала в Крейвен-Хаус в качестве его глаз и ушей: Мне было поручено узнать все, что возможно, о противозаконных действиях компании, с тем чтобы торговать с Востоком могли все, кто этого хочет. В тот вечер, когда я вас встретила, я приняла вас за слугу моего патрона, который пришел забрать кое-какие бумаги, которые я для него скопировала, и нечаянно выдала себя.

Я хотел уже сказать, что не я один мастер плести небылицы, подходящие для романа, но понял, что это было бы жестоко. И просто сочувственно кивнул. А потом, когда ее глаза наполнились слезами, потянулся, чтобы погладить ее по руке, и перевернул бокал с ее джином. Она так и не притронулась к нему. А поскольку мы сидели далеко от камина, джин наверняка стал очень холодным, как это обычно случается с подобными напитками. Я мог представить, что она почувствовала, когда жидкость вылилась ей на колени.

— Бог мой, какой холодный! — вскрикнула она своим настоящим голосом, а не голосом старой проститутки, вскочив и принявшись вытирать пролившийся напиток.

К счастью, она не слишком промокла, и хотя посетителей позабавило происшествие, никто вроде бы не заметил, что она вскрикнула как молодая женщина, а не как старая, загнанная кляча.

— Простите, — сказал я.

И, бросившись к стойке, убедил трактирщика одолжить мне относительно сухое полотенце. После этого мисс Глейд с моей помощью села на место.

— Простите мою неловкость, — сказал я, вернув полотенце. — Видимо, я потерял голову от вашей красоты и забыл все на свете.

— Ваши слова были бы неотразимы, будь я по-другому одета, — сказала она с кривой усмешкой, но я знал, что прощен; происшествие даже помогло разрядить обстановку.

Мне нужно было многое обдумать, и я не знал, что сказать мистеру Коббу, а что утаить. Я был убежден, что история мисс Глейд выдумана, по крайней мере в той части, где речь шла о пострадавшем купце; слишком уж ее рассказ напоминал мой собственный — поиск справедливости недорогой ценой. Никто не стал бы ее осуждать — кроме сотрудника компании, конечно. И что бы она обо мне ни думала, я не относился к их числу, и она это знала.

А мисс Глейд? Если она не та, за кого себя выдает, кто же она на самом деле? У меня были некоторые предположения, ибо я не поверил, что она устраивала маскарад для своего любовника. Она не выступала в театре. Если бы это было так, она бы сказала. Так кто же мог обладать такими актерскими способностями?

Именно эти мысли кружились у меня в голове, когда я расплескал джин. В помещении было холодно, и я знал, что напиток превратился почти в лед. Я знал, что она вскрикнет и закричит своим голосом, а не притворным. Она произнесла всего четыре слова, всего несколько слогов, но мне было этого достаточно, чтобы распознать акцент. Звук «о» слишком долгий, «х» слишком короткий, еле слышный. Ее произношение не походило на свойственное уроженцам Британских островов, но оно также не походило и на акцент евреев тедеско. Я знал это произношение. Мне было достаточно нескольких слов.

Мисс Глейд была француженкой — и скрывала это. А зачем ей это скрывать, если она не шпионка французской короны, в услужении у тех, кто, как я предполагал, сделал ставку на мою жизнь?

Глава шестнадцатая

Почему французов так заботила моя деятельность в Ост-Индской компании? Я не знал, как ответить на этот вопрос, и поэтому предпочел покинуть даму при первой же возможности, чтобы спокойно обдумать новый поворот дела. Однако я заставил себя не торопиться уходить, а то, не дай бог, она еще заподозрит, что проговорилась.

Я проводил ее, а точнее сказать, она проводила меня, поскольку знала район Сент-Джайлс намного лучше, чем я, до Хай-Холборн, где я собирался нанять для нее экипаж. Пока мы шли, она стала избавляться от маскировки, например парик сложила в небольшой мешок, рваные перчатки сменила на свежие, куском ткани стерла всю краску с лица. Ее одежда по-прежнему никак не соответствовала ее красоте, а рот все так же казался щербатым, но, когда мы вышли на оживленную улицу, она уже не походила на старуху, а выглядела как красивая, но бедно одетая женщина.

— Ну, какой я вам больше нравлюсь? — спросила она.

— Позвольте мне сперва подумать, и я пришлю вам ответ в ближайшее время.

Я встретился взглядом с кучером, и он махнул нам рукой: садитесь, мол.

— Я не стану обращать внимание на ваши поддразнивания и с благодарностью приму помощь с экипажем. Но как же вы? — спросила она.

— Сначала я должен убедиться, что вы в безопасности, а потом уж позабочусь о себе.

— Мы можем поехать вместе, — игриво предложила она.

— Не уверен, что нам по пути.

Она придвинулась совсем близко ко мне.

— Уверена, мы можем устроить так, чтобы нам было по пути.

Никогда еще мне не было так трудно сдерживать свои чувства. Она смотрела на меня, чуть опустив лицо, темные глаза широко распахнуты, алые губы чуть приоткрыты, так что виден соблазнительный розовый язычок. Было бы так легко последовать за ней куда угодно и оказаться в ее объятиях. Можно было бы найти себе оправдание — что при помощи близости можно выведать ее планы. Но я знал, что все это обман. Знал, что, если поддамся ее чарам и своим желаниям, с этой минуты потеряю способность доверять своему чутью. Если бы речь шла только о моей жизни и моей безопасности, я бы с радостью бросил игральную кость и рискнул. Но жизнь моего близкого друга, доброго пожилого джентльмена и больного дяди зависела от того, как скоро я добьюсь успеха, и я не мог позволить себе бездумно взойти на, возможно, самый приятный из эшафотов, зная, что жизни стольких людей зависят от моего успеха.