Над пропастью во ржи

еня своим пакостным волосатым животом.

- Оставьте меня! Убирайтесь из моей комнаты! - сказал я. А сам
скрестил руки, не двигаюсь. Господи, какое я ничтожество!

И вдруг Санни заговорила, а до того она молчала:

- Слушай, Морис, взять мне его бумажник? Он вон там, на этом самом...

- Вот-вот, бери!

- Уже взяла! - говорит Санни. И показывает мне пять долларов. -
Видал? Больше не беру, только долг. Я не какая-нибудь воровка. Мы не воры!

И вдруг я заплакал. И не хочу, а плачу.

- Да, не воры! Украли пять долларов, а сами...

- Молчать! - говорит Морис и толкает меня.

- Брось его, слышишь? - говорит Санни. - Пошли, ну! Долг мы с него
получили. Пойдем. Слышишь, пошли отсюда!

- Иду! - говорит Морис. А сам стоит.

- Слышишь, Морис, я тебе говорю. Оставь его!

- А кто его трогает? - отвечает он невинным голосом. И вдруг как
щелкнет меня по пижаме. Я не скажу, куда он меня щелкнул, но больно было
ужасно. Я ему крикнул, что он грязный, подлый кретин.

- Что ты сказал? - говорит. И руку приставил к уху, как глухой. - Что
ты сказал? Кто я такой?

А я стою и реву. Меня зло берет, взбесил он меня.

- Да, ты подлый, грязный кретин, - говорю. - Грязный кретин и жулик,
а года через два будешь нищим, милостыню будешь просить на улице.
Размажешь сопли по всей рубахе, весь вонючий, грязный...

Тут он мне как даст! Я даже не успел увернуться или отскочить - вдруг
почувствовал жуткий удар в живот.

Я не потерял сознание, потому что помню - я посмотрел на них с пола и
увидел, как они уходят и закрывают за собой двери. Я долго не вставал с
пола, как тогда, при Стрэдлейтере... Но тут мне казалось, что я сейчас
умру, честное слово. Казалось, что я тону, так у меня дыхание
перехватило - никак не вздохнуть. А когда я встал и пошел в ванную, я даже
разогнуться не мог, обеими руками держался за живот.

Но я, наверно, ненормальный. Да, клянусь богом, я сумасшедший. По
дороге в ванную я вдруг стал воображать, что у меня пуля в кишках. Я
вообразил, что этот Морис всадил в меня пулю. А теперь я иду в ванную за
добрым глотком старого виски, чтобы успокоить нервы и начать действовать.
Я представил себе, как я выхожу из ванной уже одетый, с револьвером в
кармане, а сам слегка шатаюсь. И я иду по лестнице - в лифт я, конечно, не
сяду. Иду, держусь за перила, а кровь капает у меня из уголка рта. Я бы
спустился несколькими этажами ниже, держась за живот, а кровь так и
лилась бы на пол, и потом вызвал бы лифт. И как только этот Морис открыл
бы дверцы, он увидел бы меня с револьвером в руке и завизжал бы, закричал
диким, перепуганным голосом, чтобы я его не трогал. Но я бы ему показал.
Шесть пуль прямо в его жирный, волосатый живот! Потом я бросил бы свой
револьвер в шахту лифта - конечно, сначала стер бы отпечатки пальцев. А
потом дополз бы до своего номера и позвонил Джейн, чтоб она пришла и
перевязала мне рану. И я представил себе, как она держит сигарету у моих
губ и я затягиваюсь, а сам истекаю кровью.

Проклятое