Лапти болотного князя

– А зачем это тебе надо? – удивился я.

Мой дружок ответил почти как философ:

– Форма должна соответствовать содержанию. Представляешь, как я рядом с нею буду на экране смотреться!.. Михалыч, если ей роль даст, то потом и нам, ее племянникам ни в чем не сможет отказать. Главное Катеньку красавицу правильно ему подсунуть. Я недавно книжку читал, про Мату Хари, так вот…

– Придурок! – перебил я его, – ты хоть в массовку попади!

– Это не вопрос, – самоуверенно заявил Данила, – главное давить на него сразу с нескольких направлений. Победа – нигде легко не дается.

Глава 3. Зеркальное отражение

Не смыв с лица маску дикаря, с драконовским гребенным наростом на голове мы влетели во двор, к нашей подружке Насте.

– Дрыхнешь соня, до обеда? – приветствовали мы ее.

Она обиделась и съязвила:

– Вы бы лучше в таком виде здесь больше не показывались!

– А что случилось?

– Соседи ребенка повезли от заикания лечить. Сначала думали икота, а потом про вас вспомнили.

– А не врешь?

– Только уехали.

Чем хорош прикид под ирокеза с Данилиными усовершенствованиями, так это своей универсальностью. Как только тень тревоги набежала на его сократовское чело, мой дружок пришпоренный дурными предчувствиями сунул голову в бочку с дождевой водой. Мыло, цементирующее гребешок, моментально растаяло, потекло и смыло со щек нарисованную углем и зубной пастой маску дикаря, и через минуту умытое розовое лицо моего дружка светилось счастливой улыбкой баловня фортуны.

– Мы теперь с Максом не ирокезы, – успокоил он нашу подружку, – мы теперь станем их зеркальным отображением.

Смывая модную дурь следом за своим приятелем, краем уха я прислушивался к бестолково-язвительному разговору Насти и Данилы.

– Дурак, он и в Польше дурак, его учить, что мертвого лечить. Что ты можешь в зеркале увидеть, какое отражение?

– Если я в зеркало посмотрю, – загудел Данила, – то увижу – умное лицо. А вот что ты в нем по полдня высматриваешь, мне непонятно? Прышики, что ли?

– Я любуюсь собой! – нахально, заявила Настя.

– Ну и любуйся, кому ты была нужна?

– А ты кому нужен?

– Я?…Я всем нужен. Ты знаешь, что кино приехало?…Между прочим, кинорежиссер Михалыч берет меня на заглавную роль. Вот! Не то некоторых…

Боже мой, в словах не передать какие только эмоции внезапным шквалом не пронеслись на побледневшем, страдальчески обиженном лице нашей подружки, когда я, подтверждая его глупый треп, кивнул головой.

– Есть такое дело! Дуракам, всю жизнь везет.

– А что…, а где…, а как?

Пришлось Даниле, напрячь фантазию. Я слушать не стал его брехню, а она поверила. Как блюда за праздничным столом, одно чувство у Насти, сменялось другим. Недоверчивость сменилась завистью, потом обидой на нас, и под конец проклюнулась честолюбивая надежда на свой собственный фарт.

Настя, не стесняясь нас, вела форменный допрос и одновременно рассматривала себя в зеркало, висевшее над рукомойником во дворе. Ее родители, приехавшие на обед, подтвердили сногсшибательную новость, что у нас за городом будут снимать отдельные эпизоды исторического фильма, и что завтра в девять утра будет набираться массовка.

– А Данила в нем князя будет играть, вот! – объявила им дочь.

Мой дружок скорее потянул меня за руку. Навешать лапшу на уши современным предкам нашей подружки будет тяжеловато, это не легковерная Настя.

– Куда же вы, а обедать?

Честно говоря, я бы тоже отведал тарелку украинского борща у Настиных родителей. Ее мать знала какой-то особенный секрет его приготовления. В любое время года капуста так и хрустела на зубах. Однако град вопросов, ответы на которые не знал Данила, прибил на корню, проклюнувшиеся было ростки моего аппетита.

– Как-нибудь потом, – сказал мой дружок.

– Ты чего? – зашипел я на него. – Приглашают же!

– Сначала дело.

У калитки нас догнала Настя. Она теперь полностью нам поверила. Раз мой дружок Данила отказался от обеда, значит дело, того стоило. Чревоугодие у него всегда стояло на первом месте. Оттащить его от стола, можно было только одним способом, сказать, что рядом ждет еще более богато сервированный стол. Настя с надеждой смотрела на пустобреха, как будто именно он, был главным режиссером.

– А как же я?

Вопрос предполагал ее участие в фильме. Мой дружок остановился.

– Но ты же не просишься никуда, даже в массовку.

– Как не прошусь, прошусь!

Так, как оглядел Данила Настю, только барышники оглядывают на ярмарке коня, с ног до головы. Он, только что не похлопал ее по крупу, и в рот пальцем не залез, оглядывая зубы.

– Ладно, на побирушку потянешь. Я с Михалычем поговорю. Жди нас…Одна не ешь…Через час вернемся… И деньги гони, сто пятьдесят рублей.

– У родителей сейчас спрошу! – обрадовалась, еще одна внезапно поглупевшая любительница кино.

Запыхавшаяся, она вернулась с тремя пятидесятирублевыми купюрами в руках.

– На взятку?

– Догадливая.

Я думал, что он меня потянет сейчас в гостиницу, где остановилась киногруппа. А у него созрел свой гениальный план внедрения в чужой фильм. Предвосхищая мой вопрос о наших ближайших намерениях, он заявил:

– Делать сейчас там нечего, у этих жалких…как их…

– Комедиантов?

– Дили…дили…

– Дилетантов?

– Ага!.. Видал ты Макс, чего им не хватает?

– Чего?

– Таких, как я и ты, талантов!

Торопливым шагом он летел впереди меня. Гостиница у нас была в другой стороне. Очередная идея фикс, или как в народе говорят, шлея под хвост, попала моему закадычному дружку. В артисты захотелось. Он поменялся буквально на глазах. Стал говорить в повелительном наклонении, его слова не допускали никакого истолкования. Он выражал твердую веру в свое предназначение повелевать в этой ситуации мною и предписывать мне правила поведения. Я с ужасом слушал план интеллектуальной авантюры моего приятеля.

– Вся беда наших кимедиантов состоит в том, что они берутся не за свое дело.

– Комедиантов!

– Я и говорю про них. У каждого самомнение, как будто любой из них, как минимум – Эйнштейн.

– Эйзенштейн!

– Им бы порнуху снимать, а они лезут на историю. Ты помнишь, мэр Князя спросил, что он будет пить? – Данила ехидно засмеялся, и удивительно похожим голосом скопировал приехавших артистов. – Вис…ски!..А Княгиня?…Конь…як!..Я думал, хоть главный режиссер будет человеком, но и он попросил себе…кофею! Тьфу! Бесовское отродие!.. Ну, ничего, мы им вправим вывихнутые мозги. Главное бы успеть!.. И Катьку на трон посадим! Вот посмотришь! На Катьку все клюют…Не зря ее ведь, Катенька красавица называют… А у нее на хвосте и мы, как родня, проскользнем, если по-другому не получится. Верь мне! Бабка говорит, я под счастливой звездой родился, как Суворов! Аж самому интересно, кем в конце жизни буду?

Он целенаправленно тащил меня на площадь. Ишь чего захотел, на чужом горбу въехать в рай. А понять моего дружка можно было. Наш городок, это тебе не Москва, где на каждом шагу университеты, музеи, театры, киностудии, банки, выставки, всякие прочее шоу и соблазны. Нахрапистому человеку пробиться в Москве ничего не стоит. Главное морду понаглей, имей. Другое дело наша «тьмутаракань». В кои годы приедет осколок цивилизации, и то собирается устроить кучу малу, чтобы набрать обычную массовку.

Данила не хуже меня и Насти знал, что завтра в девять часов начнется светопреставление перед гостиницей. Похоже, он когда-то имел драгоценный опыт с плачевным результатом, и вот что-то придумал, но пока молчит. Мы пересекли центральную площадь и нырнули в ворота вещевого рынка.

– Фу, слава богу, – с облегчением вздохнул мой приятель, – бабка на месте. А то когда надо, ее собаками не сыщешь.

Кого он имел в виду, я понял, когда мы подошли к древней старушке, которая торговала лаптями и берестяными туесками с корзинками.

– Здорово Меланья!