Своя Беда не тянет

– Фамилия Грибанов тебе ничего не говорит?

– Грибанов? Да она всем обо всем говорит. Ты что – сбрендила? Или место работы сменила и все забыла? – Серега заговорил в полный голос, забыв, что в соседней комнате томится клиентка, готовая отвалить ему денег за простой. – Грибанов – начальник департамента здравоохранения мэрии! Это все знают, для этого и журналистом быть не надо.

– Начальник? В мэрии? Дура я, дура.

– А какая связь между Лялькой-заразой, «ракетой», Грибановым и тем, что ты дура?

– Не знаю. Говори адрес Ляльки.

– Да не будет она с тобой разговаривать.

– Будет. Ты ей сейчас позвонишь и скажешь, что она будет со мной разговаривать, – я сунула ему в руку свой мобильный.

– Не понял, – нахмурился Серега. – Это что, для газеты? Я в эти игры не играю. Ты же всех наших заложишь, мне потом в городе никто ганджубас не продаст. Не-е, Элка, я в эти игры...

– Сына у Грибанова убили, а отоваривался сыночек, скорее всего у этой Ляльки, потому что приспособа эта, «ракета», по школе гуляла, – забормотала я, не слушая Серегу. – Сыночек был красавчик, малолетний, правда, но скидочку наверняка имел у этой знойной Ляльки. Как ты думаешь, за долги его могли грохнуть? Что они там не поделили – деньги или Лялькино цыганское тело?

– Я так понимаю, – подключился Серега к моим размышлениям, – у твоего парня большие неприятности в школе. Это палево оттуда? – Он повертел в руках «ракету».

– Оттуда.

– Ну, так ты не там роешь. Лялька и долги – ерунда. Не нужно ей звонить. – Он сунул мой мобильник мне в карман. – В долг она не работает. Бесплатно – бывает, а в долг никогда.

– Я вас умоляю!!! – Дверь внезапно открылась и в проеме появилась блондинка. Она забыла одеться, и ее наглое тело отливало массажным маслом. – Я вас умоляю! Да всем давно ясно, почему убили сына Грибанова! Все эти сказочки по ящику про бомжа, который якобы признался в убийстве – смешны! Всем понятно – раз «глухарь», нужно найти козла отпущения. Какого-нибудь бедолагу из подвала вытаскивают и вешают на него нераскрытые убийства! А уж как они признаются, хорошо известно: отметелят всем отделением по очереди и порядок! Им, убогим, легче признаться и сесть. – Блондинка так трещала, что я с трудом улавливала суть сказанного. – Я вас умоляю! – Девица по-хозяйски включила чайник и села за стол, закинув ногу на ногу. Из одежды на ней были только стринги, цепочка из металла, похожего на платину и педикюр цвета перезрелой сливы. – Вы, конечно, извините, что я вмешиваюсь, но вы так громко разговаривали... Грибанов! Да все давно ждут, когда грохнут или его, или кого-нибудь из его семьи!

– Да?! – поинтересовалась я.

– Да! – Блондинка тряхнула острыми грудями. Может, она тоже считала, что массажист не мужик, и нечего его стесняться?

– А кто ждет? – Я услужливо развела ей растворимый кофеек, который Серега всегда держал на столе для клиентов.

– Да все! Муж мой, например, ждет. Грибанов! Да он стольким людям бизнес обломил, что без охраны давно не ходит! Была у моего мужа фирма, торговала одноразовыми стерильными изделиями: белье, одежда, бинты, салфетки. Товар этот, как хлеб для клиник и больниц. Спрос огромный и постоянный. Только с сертификацией заморочки выходили. Трудно, долго, и практически невозможно. Поэтому все приспособились, и продавцы и покупатели. Те, кто продавал, просто брали изделия, у которых ткань сертифицирована. А покупатели глаза закрывали на то, что сама продукция без сертификата. Всем ведь ясно, сертификация – это взятки, взятки и взятки. Все всё понимали. И вдруг – бац! – департамент здравоохранения мэрии издает указ, запрещающий больницам покупать не сертифицированную одноразовую продукцию. А это значит, что покупать ее можно только в одном месте – фирме «Медитекс». У конторы этой все везде схвачено, взятки розданы, весь товар сертифицирован. И контора эта принадлежит зятю Грибанова. Семейка монополистов получилась. Больше этим никто не торгует, а зятек огребает бешеные бабки. Представляете, как некоторые любят эту семейку? В бизнесе и за меньшие пакости головы лишаются. Я вас умоляю, пацана убили, чтобы папашу наказать. Предупредить. А то одни – бомж, месть! Другие – Лялька, долги! Ерунда. Конкуренты! – Она отхлебнула кофе и поморщилась.

– По-моему, логичнее было бы убить папашу, – осторожно заметила я, чтобы, не дай бог, не сбить ее с нужной информационной волны.

– Не логичнее. Зять – пешка, убьешь пешку, деньги все равно в семье останутся. Папу не замочишь – шумно это и хлопотно, одно из первых лиц администрации города мочить. А сынишку в школе, как бы случайно, непонятно за что... Изящное предупреждение сильным мира сего, что за их козни отвечать будут их дети. Красиво.

– Не очень, – не согласился Серега и тоже налил себе кофе. – Но Ляльке теперь точно звонить не надо.

– Не надо, – кивнула блондинка и встала. Она развернулась к нам сильной, красивой спиной и уже выходя из кухни, небрежно и быстро договорила:

– Если это типа частное расследование, то позвонить нужно Мишину Дмитрию Олеговичу, директору и учредителю фирмы «Медодежда». Он от Грибанова больше всех пострадал.

Я ушла от Сереги с полным непониманием того, что делать дальше.

Найти этого Мишина и спросить его напрямую, не он ли заказал убить сына Грибанова из пистолета школьного учителя Глеба Сазонова? Не по его ли наводке разгромили Бизин сарай и подсунули оружие в карман чужой телогрейки? Сложно все как-то и замысловато для того, чтобы дезорганизовать конкурента. И все же это была зацепка. И я бы была не я, если бы не попыталась задать эти глупые вопросы господину Мишину, в одночасье потерявшему доходный бизнес из-за одного распоряжения свыше.

Ташкентские девушки, слава богу, все еще были на рынке. На кухне, как всегда, воняло перекаленным хлопковым маслом. Я заглянула в казан и поковыряла остывший плов. Эта узбекская кухня меня доконает. Она жирная, пряная, острая, и такая запашистая, что жить не хочется. Еле отплевавшись от чесночной шелухи – они суют в плов нечищеный чеснок! – я подумала, а не переехать ли мне на время в гостиницу? Сначала я еще надеялась, что ташкентские гостьи здесь долго не протянут, думала, сибирские морозы они не переживут. Но они прикупили где-то по дешевке унтики, собачьи шапки, теплые пуховики, и прекрасно себя чувствуют, с ужасом вспоминая жаркий и душный Ташкент.

Я, конечно, сама виновата, что вляпалась в эту историю, но сначала все выглядело совсем невинно. Я едва пришла в себя от Бизиного нестандартного способа от меня уйти, как позвонила подруга из Ташкента и попросила на три дня приютить знакомую своих знакомых Салиму. Мне понравилось имя Салима. Я думала, что за три дня развлекусь и наберусь новых впечатлений с национальным колоритом. Как объяснила Наташка, знакомая знакомых прослышала о новой разработке сибирских ученых – лекарстве под названием «Иммуномодулятор». Как водится, лекарство с таким умным названием лечило абсолютно все. Со всех концов страны и даже из-за рубежа в наш город потянулись гонцы, скупавшие в сибирском институте бутылочки с темной вязкой жидкостью. И хотя времена шарлатанских эликсиров давно прошли, сибирским ученым верили почему-то абсолютно все. А поскольку ташкентские врачи славились тем, что даже насморк лечат хирургическим путем, то Салима собралась в дальнюю дорогу, чтобы обеспечить себя и свою семью новомодным лекарством.

Когда она возникла на пороге с подружкой, сорока баулами и сообщила, что кроме здоровья, собирается поправить еще и свое материальное положение, поторговав на рынке узбекским, дешевым хлопком, я поняла, что вляпалась. Выгнать их я не могла. Я переселилась на кухню и жила практически на табуретке. Выяснилось, что гостьи надолго, что они вообще не прочь у меня поселиться, что им тут все нравится: и климат, и люди, и научные достижения, и даже моя собака. Они привезли с собой абсолютно все: от специальной посуды для плова и уникального издания Корана, до годового запаса хлопкового масла и крупы маш, которых у нас днем с огнем не сыщешь. «Иммуномодулятор» они купили. Они купили его всем родственникам, знакомым, знакомым знакомых, забили бутылками все пространство по периметру квартиры, место под столом, диваном. И благополучно про него забыли. Их увлекла новая, трудная, веселая жизнь в снежном, холодном краю. Меня бесила их привычка рано ложиться и рано вставать, много и каждый день готовить, а национального колорита я на всю жизнь накушалась.