Не спрашивай

Жирдяй взирал на него угрюмо:

— У нас имеются способы, чтобы разговорить тебя.

— Афганистан бананастанд, — произнес мужчина.

Бородач, глядя на солдат, ткнул пальцем в заключенного и прорычал:

— Бейте его!

Солдаты приподняли свои пулеметы. Арестант же глянул на толстяка и улыбнулся едва заметной и леденящей улыбкой:

— Они не разговаривают по-английски.

Такого поворота событий коротышка не ожидал. Солдаты замерли, глядя на него. Оружие готово было выстрелить. И так продолжалось довольно длительное время. Затем дверь позади узника открылась, и вошел Градец Краловц, одетый в шикарный костюм, белоснежную рубашку и классический галстук (черный, фиолетовый и темно-синий цвета: осигребский политех). Улыбаясь осуждающей улыбкой, тот произнес:

— Ну, Диддамс, пришло время раскрыть нашу маленькую шараду. Да, конечно, мы подобрали для твоего случая англоговорящих охранников. Была надежда, что ты проговоришься невзначай, думая, что никто тебя не понимает. Да, ладно, эти маленькие хитрости, по правде говоря, редко срабатывают.

В небольшой комнатушке и так было негде яблоку упасть, а теперь вошел еще и доктор Зорн. Его спиралевидные очки отбрасывали блики, а противный рот по-прежнему изображал улыбку. Узник сразу же скрестил руки на груди, прикрыв ладонями плечи.

Краловц усмехнулся:

— Нет, нет, мистер Диддамс, на этот раз никаких инъекций. По крайней мере, не сейчас.

— Прекрасный субъект, — алчно произнес доктор Зорн, — для дальнейших исследований.

— Не сейчас, Доктор, — остановил его Краловц и повернулся к жирдяю.

Он достаточно мило, насколько их язык позволял мило говорить, общался с бородачом. Однако тот лишь моргал, смущался, переминался с ноги на ногу и отвечал испуганно односложными фразами. Узник догадался об инсценировке хороший/плохой полицейский и решил не тратить время попусту. Он смотрел на дверь и размышлял, как бы воспользоваться ею.

Закончив наказать толстяка, Краловц тем же «милым» голосом обратился к одному из солдат. Тот послушно отвел дуло пулемета и вынул из своей куртки не слишком чистый носовой платок. Краловц, не меняя интонации в голосе, сказал узнику:

— Мы вынуждены будем завязать тебе глаза, поскольку перемещаем тебе в новое место. Некоторые военные объекты видеть запрещено, тем более что ты симпатизируешь Тсерговии. И, если уж так случиться, и ты сумеешь что-либо разглядеть, мне жаль, но военные будут настаивать на твоем уничтожении. Ты ведь понимаешь.

— О, конечно, — согласился заключенный, и платок обмотали вокруг его головы, оставив лишь крохотную полоску внизу.

Он мог увидеть свои ноги, но ничего более. Его взяли под руки и повели. Передняя часть его тела и, судя по всему, оставшаяся тоже прошла через дверной проем, повернула налево (подальше от подземелья! ура-а-а!), пошла по бетонному полу, споткнулась о какой-то порог и очутилась на хрустящем гравии.

— Сейчас мы будем садиться в автомобиль, — раздался рядом голос Краловца.

Руки скрутили узника, пхнули его вперед, усадили и вскоре, как и говорилось, он очутился в машине. Колени его упирались в плоскую мягкую поверхность.

На заднее сиденье, рядом с ним присели люди, плотно зажав его с обеих сторон. Он скрестил руки на груди, так как было слишком тесно, чтобы опустить их. В таком положении он сидел и поглядывал на свои руки и колени.

Захлопнулась крышка багажника. Закрылись четыре дверцы авто. Двигатель завелся — судя по звуку, ему требовался ремонт. Машина рванула вперед, раздался звук трения шин о гравий: хруст-хруст-хруст. Когда они выехали на тротуар, на более гладкую поверхность и набрали скорость, авто начало гудеть словно сломанная стиралка.

От кого-то в машине повеяло запашком. Это поначалу раздражало узника, пока тот не осознал, что этим вонючкой был именно он и настроение его улучшилось. Самая грязная месть — самая сладкая.

Минут пять или десять машина двигалась по удивительно гладкой дороге. К узнику обратился Краловц, по-видимому, с переднего сиденья:

— Честно говоря, Диддамс, мне жаль видеть тебя в таком плачевном состоянии. За те последние две встречи я проникся к тебе симпатией. Мне понравилась одна из наших бесед. И теперь, разоблачив твою связь с Тсерговией, я действительно опечален. Могу лишь предположить, что ты согласился на эту работу за плату или тебя самым наглым способом дезинформировали.

Тишина, что воцарилась после такого рода заявления, провоцировала ответ, но заключенный не мог сосредоточиться, поэтому тишина тянулась и растягивалась, пока не лопнула.

— Позвольте мне, мистер Диддамс, рассмотреть ситуацию в перспективе. Как ответственные за сохранность бедренной кости Святой Ферганы или более уважительно и трепетно — смотрители священной реликвии, мы не только достойны любых наград, которые может принести наша самоотверженная забота, но заслуживаем на мирную жизнь в нашей стране. И не только в нашей. Скажу вам, мистер Диддамс, без преувеличений, что здоровье и благополучие — каждого мужчины, женщины и ребенка внутри этого Закарпатского региона зависит от независимости и внутренней безопасности Вотскоэк.

Присутствующие согласились с Градецом — «верно, верно» и погрузились в собственные мысли, глядя в окна, по какой-то «неведомой» причине открытые.

Наступила очередная пауза, которую своим громким вздохом нарушил Краловц:

— Очень жаль, что мы не встретились при других обстоятельствах, Диддамс. (Интересно, какие мыслительные процессы подталкивали его к выбору Диддамс или мистер Диддамс).

Когда и эта попытка завязать разговор не увенчалась успехом, Краловц решил сделать замечание водителю на своем родном гортанном языке. Тот сразу же увеличил скорость и вскоре резко повернул вправо, и они начали двигаться вверх.

И Краловц заговорил снова:

— Хочу показать тебе что-то, Диддамс. Мы сделаем небольшой крюк. Все же не могу поверить, что такому мужчине как ты чужды честность и искренность. Ты, как и все мы, должен желать лучшего для всего человеческого рода. Мы встретились, ты и я, мы разговаривали, поэтому я не могу ошибаться в тебе.

Кто знает.

Какое-то время они поднимались наверх. Предполагалось, что Вотскоэк это горная страна, так и оказалось. Вскоре авто замедлило движение, захрустел гравий и оно остановилось. Открылись двери.

— Вот мы и на месте, — произнес Краловц с такой интонацией, как будто кто-то мог в этом сомневаться.

Множество рук устремилось к заключенному, чтобы помочь ему выйти из машины, встать крепко на ноги и отряхнуться. Когда с глаз убрали повязку… вот это вид! Боже, если бы у него была сейчас камера!

Они стояли на площадке рядом с изогнутой двухполосной дорогой, что убегала высоко вверх, на горный склон, подножье которого было устлано галечником. Но, то была не обычная скалистая или каменистая гора, какую он ожидал увидеть. Эта возвышенность была зеленой, как банкнота, как сосны и трава вместе взятые. По краю дороги росли полевые цветы и ни одной постройки вокруг.

Пожалуй, одна все же имеется, и она находится на юге — нет, на востоке — нет, э-э…

Утро только наступило, и теплое весеннее солнце расположилось вон там, значит это восток, а это юго-запад. Хорошо. Далеко на юго-западе виднелись этакие огромные солонка и перечница — две серые круглые башни из бетона, нижняя часть которых была широкой и постепенно к верху сужалась. Белый дым или пар вился над левой постройкой, значит, назовем ее «соль». Перец, по-видимому, не использовался.

Еще одним явным артефактом являлся автомобиль, на котором они прибили сюда. Небольшого размера — а это арестант уже знал — черного цвета, иностранного производства — мелкими простыми хромированными буквами было выложено название «Лада» — номерной знак оказался черного цвета с серебряными «V 27».

Вокруг машины стояли двое солдат из его прежней темницы и Градец Краловц. Термент из «Гордость Вотскоэка» сегодня выполнял функции водителя, поэтому сидел за рулем, в то время как другие вышли немного поразмяться.