Новые русские

После такого аргумента адвокат отвез его в одну лавку в Ларнаке, где без особых расспросов Степану продали «Макаров» китайского производства. Ощущая прохладную металлическую тяжесть прижатого ремнем к пояснице пистолета, Степан в полном одиночестве любовался морем и чистил креветки. Настроение было почти идеальным. Он не сомневался в своей финансовой победе над Темировым. Все переживания связывались исключительно с работой сердца. Оно, слава Богу, ничем себя не выдавало. Степан отхлебнул пиво и, засмотревшись на боковое движение тумана, вспомнил почему-то свои давно написанные стихи:

Уже несколько лет он занят одним — перекидыванием денег. А ведь почти до сорока лет был типичным московским завсегдатаем творческих сборищ. Пел песни собственного сочинения под гитару и фортепьяно, читал девушкам стихи, похмелялся разбавленным пивом и малюсенькими расползающимися креветками, и был счастлив. Степан глубоко, ностальгически вздохнул. Когда он впервые увидел Элеонору, она показалась ему как раз той женщиной, на которых он в те времена смел лишь смотреть. Оказалось, все намного проще. Теперь, после встречи с ней, он понял простую, но не всем доступную истину: блядь — это не та, которая всем дает. Блядь — это мировоззрение, основанное на стремлении из любого, самого трогательного поцелуя или просто заинтересованного мужского взгляда выжать максимум выгоды. Поэтому напрашивается вывод — блядь, она и в семьдесят блядь… А вот Катька — другая. Она его любит. Степану мучительно захотелось сделать ей приятное и, не отдавая отчета самому себе, слепо уставившись на вынырнувшую из-под тумана яхту, он принялся сочинять стихи.

На лице Темирова не дрогнул ни один мускул, когда в номер вошли незнакомцы. Он продолжал отхлебывать из пиалушки зеленый чай. Аслан вопросительно смотрит на него, а не на вошедших. Вера уверена, что это какие-то друзья Жаке, и гостеприимно машет рукой:

— Садитесь с нами чай пить.

— Мы чай не пьем, — мрачно отвечает кавказец. — Мы по другому поводу.

Темиров, не удостаивая гостей взглядом, властно командует:

— А ты садись, когда приглашают.

В ответ кавказец нагло смеется. Обращается к блондинке:

— Старый ишак решил, что мы на чай пришли.

— А тебя как зовут? — нисколько не обидевшись, интересуется Жаке.

— Булат. Запомни это имя. Отныне все дела на Кипре будешь иметь через меня. И не вздумай обманывать. Аллах один, и он тебе не простит.

Жаке ставит пиалушку на стол, долго вытирает полотенцем потное лицо. Усики его щетинятся черной щеткой, лысина багровеет.

— Где же твоя визитная карточка, джигит?

Булат подходит к низкому длинному ренессансному столику и с грохотом между чайником и вазочками кладет «кольт».

— Вот она!

— А… милый, так ты бандит? — почти искренне удивляется Темиров. — Сказал бы сразу… Слушай меня, Булат, внимательно ушами. Если я еще раз когда-нибудь и где-нибудь тебя увижу… клянусь — твою маму, твоих сестер, твоих знакомых девушек, даже оставшихся в живых бабушек… всех выебу! И тебя в первую очередь. Скажи, а?

У Веры темнеет в глазах. Она замирает в ожидании выстрела. Аслан при своей неуклюжести и полноте, как мячик, выпрыгивает из кресла и животом накрывает «кольт». Булат сверкает зрачками. В них бешенство борется со страхом. Темиров продолжает, будто ничего не произошло:

— Уходи. И предупреди своих, Жаке три года назад убил Хабиба, и никто из его поганого рода больше не топчет пыль в родном ауле.

— Пошли, Булат, — тихо не то просит, не то приказывает блондинка. Но ее друг окаменел. Темиров хлопает Аслана по тучной спине в мокрой от пота рубашке:

— Мальчик, засунь-ка ему револьвер в штаны, может, станет похож на джигита.

Потом обращается к блондинке:

— Оставь, девушка, адресок, где вас искать, вдруг понадобитесь.

Та послушно вынимает из сумки визитку, протягивает Темирову.

Он кивает головой Вере:

— Возьми, пригодится. Что там написано?

Вера берет из дрожащей руки блондинки карточку, читает:

— Агентство по недвижимости. «Мирзоев и Г».

Жаке принимается за прерванное чаепитие и с брезгливой миной напутствует пятящихся гостей:

— Салам аллейкум Мирзоеву, пусть на досуге перечитает Коран.

Возбужденная Надя возвращается в свой номер с коробочкой в кармане. Аслан лежит поперек огромной постели вверх животом, на котором красуется кровоподтек странной формы.

— Что с тобой, пузанчик? — восклицает Надя с притворным ужасом.

— Пустяки, — жеманничает Аслан, — невоспитанных горцев немного поучили. Представляешь, бросился на меня настоящий бандит, пришлось его успокоить. Одним ударом «кольт» из его рук вышиб. На колени приказал встать.

— А синяк?

— Что синяк? Это я пистолет сгоряча к животу прижал. Пристрелить хотел шакала. Жаке не позволил. Сказал — заграница все-таки… Ложись ко мне. Третий день хочу, не переставая.

Надя отрицательно машет головой:

— Нет, нет, нет, нет! Я без гарема не согласна. У вас по закону сколько должно быть жен?

— Три, если совсем бедный, — не понимая, куда она клонит.

— Вот и давай, ищи остальных двух.

Аслан подозрительно поглядывает на нее. Такое ему никто не предлагал. На всякий случай воспринимает как шутку и громко смеется.

Надя сердится, пытается стащить его с постели.

— Должна же быть какая-то разница между обычными мужиками и мусульманами. Давай, давай, там внизу попроси таксистов привести двух проституток. Чем не пополнение в твой гарем. Вместе и покувыркаемся…

От услышанного Аслан резко прекращает смеяться. Не верит своим ушам. Неужели такое бывает? Идти боится. А вдруг она издевается над ним. Но после ее грозного крика: «Я кому сказала?!», хватает рубашку и выкатывается в коридор.

Оставшись в одиночестве, Надя мрачнеет. Разве объяснишь смешливому казаху, сколь невыносимо ей ложиться в койку после смерти Матвея Евгеньевича. Случившееся вообще может отрицательно сказаться на ее дальнейшей сексуальной жизни. Если бы не приказ Артемия, ни за что бы не согласилась. Какие мужики идиоты! Едут на край света, какие-то договоры подписывают, дурят друг друга, а в голове одна мысль — послать все к черту и кого-нибудь трахнуть. Она просто не выдержит. Как она тогда кричала… Никто не услышал. Теперь после Туманова ей страшно отдавать свое тело во власть чужому человеку. Раньше об этом не задумывалась. Как все, боялась «залететь», как все — заразиться. Но не чувствовала никакого беспокойства под приятной тяжестью партнера. Теперь мужчина стал для нее не партнером, а скорее мучителем. И она сама готова мучить, выворачивать наизнанку, заставлять совершать поступки, которые нормальному человеку и в голову не придут. Аслан станет ее первым экспериментом. Упитанным подопытным кроликом.

Шумно дыша, он вваливается в номер, внося с собой запах пота и беспокойства. По всему видно, горд своим поступком, нашел проституток.

— Прими душ, — советует ему, брезгливо прикрывая нос.

Аслан безропотно подчиняется. Только когда он скрывается в ванной, Надя вспоминает об украденной коробочке. В любую минуту Катя может хватиться ее и поднимет скандал; метания по номеру в поисках укромного места наталкивают на дверь второго туалета. «Как хорошо, когда их два!» — радуется она и высыпает содержимое коробочки в унитаз. Вода в его розовом пространстве становится цвета разведенной марганцовки. Пустую коробочку Надя засовывает за бачок и спускает воду. Когда она возвращается в комнату, там уже, удобно устроившись в креслах, сидят две смуглые азиатки. Две восточные статуэтки с густо подведенными раскосыми глазами и ярко-красными губами. Одеты они в шелковые розово-салатовых тонов короткие платья, на ногах черные лаковые босоножки на высоких каблуках. Надя во все глаза разглядывает скромных юных девиц, застенчиво вжимающихся в кресла. Они явно не рассчитывали увидеть здесь женщину. Вместо разговора воцаряется неловкое молчание, потому что неизвестно, на каком языке общаться. Оживление вызывает появление Аслана. Он шлепает босыми ногами. Обернут полотенцем вокруг жировых наслоений, выравнивающих талию с плечами. Подходит, разглядывает проституток. Хлопает себя по бедрам от возмущения: