Тунгусский Робинзон

— И заметь, Ваня, волос на лету режет, — сказал мэр, хвастаясь подарком.

— Да, вещь, конечно красивая, но для хозяйства она, сударь мой, негожа. На стену повешу, пусть мне и бабе моей глаз радует, — сказал Росомаха. — Митяй, ну-ка принеси мне мой ножик, — приказал по радиостанции Иван.

Минуты через три к Ивану подбежал Митяй и протянул невзрачного вида охотничий нож.

— Вот, вот смотри, голуба моя, каков красавец! — сказал Иван, показывая мэру простой нож с обшитой кожей рукояткой.

— Ты хочешь сказать….

— Что я хочу сказать, скажет мой боевой товарищ, — ответил мэру Иван. — Вот смотри.

Росомаха подошел к «Лэндроверу» мэра и провел своим ножом по каленому стеклу. На нем, словно от алмазного стеклореза осталась глубокая царапина.

— А вот смотри, на что способен твой «красавец», — сказал Росомаха и провел знаменитой дамасской сталью по тому же стеклу.

Никаких изменений не последовало. Стекло было абсолютно целым и невредимым.

— Так, что выходит мне, подсунули туфту? — спросил мэр.

— Нет, у тебя нож из дамасской стали, а мой — булатный, с примесью карбида молибдена. Я этим ножиком побрею медведя без мыла от хвоста до ушей, а ты своим только зайца. Усекаешь разницу?

Мэр ухмыльнулся и, почесав затылок, сказал:

— Ну, а в общем….

— А, в общем пойдет. Жене отдам, пусть картошку чистит, — ответил росомаха шутя.

— Я тут к тебе, Михалыч, по делу приехал.

— Ага, и прокурора с собой привез вместе с хозяином зоны, видно готовишь мне местечко?

— Перекрестись, Иван Михайлович, а что я мог сделать? Ну любят они твоих баб и баню! — ответил мэр.

— Они, Васильевич, любят на халяву водки нажраться, да моим девкам пирожки вылизать, — сказал Росомаха и засмеялся. — Одним словом скажу — пиздолизы твои друзья.

— А ты откуда знаешь?

— А у меня, Васильевич, кругом видеокамеры стоят. Вот мы с тобой здесь стоим, а нас сейчас четыре камеры в этот момент снимают.

— Что, компромат собираешь? — спросил мэр, с опаской оглядываясь по сторонам.

— Да не боись, Василевич, на хрена мне компромат!? У меня денег столько, что я любого куплю. Ты вот погляди лучше, мэр, красота-то какая! — сказал Иван Росомаха и показал на крыльцо.

Там на ступенях терема стояли в сарафанах и кокошниках три русские красавицы. Их губы были накрашены красной помадой и смотрелись на фоне унылого весеннего антуража ярким пятном.

Девки на заимке у Росомахи проживали постоянно. Они всегда в боевой готовности встречали дорогих гостей. Словно ансамбль Бабкиной они на работу выходили в русских сарафанах с кокошниками на голове. Их задачей было очаровывать своей красотой заезжих и заморских бизнесменов, создавая национальный русский антураж.

— Ты вот, Васильевич, со своей бригадой какими судьбами ко мне прикатил? — спросил Росомаха. — Я чую, барин, что у тебя ко мне какие-то заморочки? Не так ли?

— Михалыч, ты же знаешь — сегодня суббота, вот решили мы с мужичками рыболовный сезон открыть, да в твоей чудной баньке попариться. Что не пустишь, князь таежный, нас?

— Эх, Васильевич, да ты глянь, два дня как «шуга» прошла. Лед вон еще на берегах лежит, рыбалки пока не будет, вода большая. Еще отдельные ледышки по реке плывут. Ты же не хочешь, как «Титаник» на айсберг напороться да затонуть тут посредине? Скажут потом опять, что Росомаха мэра утопил — баксы поделить не могли. Мне эти ужастики про мою персону, уже вот, где сидят. Зверь кого в тайге задерет, говорят, это я убил. Кто-то самогоном обопьется, тоже, говорят, Росомахи работа. Скоро мной, как «бабаем» детей будут пугать.

— Ладно, ладно! Тебя же еще ни разу ни в чем не обвинили. А рыбачить мы с берега на тротиловую удочку будем. Ты скажи своим мордоворотам, пусть нам местечко покажут, в какой омут бомбу бросить. А мы тут пока шашлычок из таймешка организуем.

— Ты, Васильевич, таймешка хочешь, или может мне в своих закромах пошуршать? Тут вчера мои бойцы годовалого медвежонка завалили. Жаль, худоват малость, не успел за два месяца жиры-то нагулять, но на шашлык я думаю, пойдет. Не побрезгуешь?

Иван вытащил радиостанцию и отдал распоряжение. Его работники засуетились, чтобы ублажить дорогих гостей. Не каждый раз на заимку приезжает прокурор, начальник колонии и сам голова местной администрации Семенов.

Через несколько минут из трубы бани уже валил густой дым. Внутри беседки, изготовленной специально для таких целей, мужичок в фуфайке и лаптях со знанием дела раскладывал в мангале костерок.

Пока шло приготовление к «уикенду», прокурор и хозяин зоны разбирали привезенные подарки. Им не терпелось поохотиться, бросить тола в речку, пока топилась баня и готовилась знатная закуска.

Недалеко от заимки таежного князя Росомахи находилось лесное озеро. На нем во время весеннего перелета любили собираться утки и гуси. Озеро находилось в окружении березовой рощи и почти вплотную подступало к реке. Во время разливов оно соединялось с ней, и в это время в озеро заходила рыба, которую потом подкармливал Иван Росомаха для дорогих гостей. Таким образом, приватизировав озеро, можно было вполне не волноваться о разведении в нем рыбы. Здесь под надзором и охраной «торпед» Ивана Росохина, рыба нагуливала необходимый для товарного вида вес и размер.

В тени деревьев лед на озере еще не растаял, а лишь отошел от краев, и огромная рыхлая тарелка плавала по самому центру водоема. Хозяин зоны с прокурором удалились в поисках дичи, а местный мэр, взяв под руку Ивана, прошел с ним к реке, чтобы пообщаться без свидетелей.

На берегу лежали огромные глыбы льда, выброшенные весенним паводком. Северные реки всегда отличались своим своенравным и свирепым характером. Бывали годы, когда трехметровой толщины лед, словно огромные лезвия срезал спички вековых берез. От реки тянуло холодком и Васильевич, присев на сухую весеннюю траву, начал с Иваном серьезный разговор. Ему не хотелось переносить его на потом. Через три-четыре часа в этом забытом богом месте должен начаться настоящий «Клим-Бим». Да и ушей прокурора и «хозяина» пока не было. Они просто нагло могли тоже влезть в долю, и тогда прибыль компаньонов упала бы вдвое.

— Михалыч, ты помнишь, по осени пропал наш самолетик, который в Красноярск летел? — спросил мэр Росомаху.

— Ты что, Васильевич, считаешь, что я его «стингером» саданул? Я от таких дел стараюсь держаться на большом расстоянии, чтобы федералы держались от меня подальше.

— Да я тебе не про то. Никто не говорит, что это твоих рук дело. Самолет этот так никто и не нашел. Может он, где в горах лежит, а может со всего размаху, где в марь сунулся, да и сгинул там весь целый. Только вот что, слушай. На том самолете летело золото, около восьмидесяти килограммов. Вместе с тем золотом летела дочка директора нашего прииска, так вот он объявил — тому, кто найдет этот самолет, премия будет в двадцать килограммов. Вместе, примерно, сто. Ты усекаешь, сто килограммов золота? Он хочет ей поставить памятник там. Нужно помочь старику в его горе, не ровен час, отблагодарит папаша нас от всей души. А душа у него сам понимаешь, вся из чистого золота. Твои старатели за десять лет столько не намоют.

— Да, Васильевич, ты меня озадачил, дело, видно хорошее! Я, пожалуй, возьмусь, но мои семьдесят процентов от всего куша.

— Ты, Михалыч, настоящий грабитель, я тебе такую информацию на блюде выложил, а ты мне всего тридцать процентов, спасибо, спасибо. Вот значит, как мы ценим старых друзей? — обидевшись, сказал мэр.

— Васильевич, не будь ты хапугой. Ты по тайге шаркаться не будешь. Это же не медведя завалить. У нас площади, какие? Две Франции со своими французами влезет. Пойди, найди тот аэроплан, сам говоришь, может, где в болото засосало. Я людей от дел оторву, впереди лето. Старатели мои наготове, потом путина, потом лес, грибы, ягоды. Да я сам, может, потеряю больше своей половины.

— Ты мне накинь еще пять процентов, и тебе не придется по всей тайге лазить. Я тебе точное место скажу, и даже на карте его обозначу жирным крестиком.