Дикий

Тушу свет и сваливаю. Бегу по коридору. Подошвы я все же вымазал в крови, и теперь скользко. Забегаю к девице и оставляю ее живой. Делаю ошибку, но надоели трупы. Она чем-то на Вику похожа, и поэтому ей повезло. Отстегиваю наручники от батареи, а от ленты она сама освободится. К тому времени я уже буду далеко.

Выбегаю из дома с папкой под мышкой, как студент от профессора. Пролетаю темным садом к забору и перебираюсь через него, стараясь не издавать звуков, поскольку глухая ночь вокруг и каждый шорох слышен и может привлечь внимание. На богатой улице света много, а людей и машин нет, слава Богу. Срываю маску и лечу дальше по переулку искать БМВ. Лечу и разбрасываю по канавам и участкам оружие. Глушитель — влево, «Макаров» — вправо. Запал — влево, граната — вправо. Черная птица во мне складывает крылья, а я складываю черный костюм в сумку, превращаясь в обычного добропорядочного гражданина. Маску забыл выбросить! Оборачиваю ею камень, подобранный на обочине, и топлю в мокрой канаве.

Теперь БМВ моя черная птица. Летит по Ростовской трассе в сторону станицы.

Леха все понимает сразу и улыбается. Вика предлагает есть. Полночи прошло, но аппетит зверский. После Вика в кровати предлагает повторить прошлую ночь, но я не знаю, о чем речь. Тогда она делает сама.

Если правильно размышлять, то все мои действия последнего времени можно расценить как самоубийственную небрежность, конечной точкой которой станет моя гибель…

Такое длинное предложение прозвучало в мозгу, не лопнувшем еще, слава Богу, вдребезги, когда я проснулся. С кухни доносится стук сковородок. Леха что-то бубнит, а Вика ему отвечает. Вставать не хочется. Как встанешь, так и начнешь снова думать короткими автоматными фразами, поскольку некогда составлять большие, думает больше инстинкт. Утреннее же одинокое лежание в постели предоставляет редкую возможность предаваться праздным рассуждениям…

Итак, все началось с того печального дня, когда я попал на большие деньги с пиломатериалами и мне пришлось кидать «черных», чтобы вернуть долг. «Черных» я кинул, и кидалово обернулось для меня массой хлопот, связанных с необходимостью прятаться, готовить ответный удар из рогатки, будь она неладна! После убежал я в Крым и нарвался на кейс с кокаином, совершенно не желая того, не предполагая вовсе, что окажусь на пути у наркомафии. Затем Джанкой и Лика. К ней я проникся глубоким чувством, которое так и не обернулось физической близостью. Цель, то есть первоначальная цель моих акций, — убрать верхушку мафии, которая ищет меня и кокаин. Проще было свалить в Россию, где меня бы фиг кто нашел, но я не уехал, рассчитывая после окончания дел воссоединиться с Ликой. Правда, в результате хитрых комбинаций я как бы убит… Лика, вполне возможно, уже утешилась или скоро утешится другим. Сам я кувыркаюсь всеми невозможными способами с Викой — девушкой из Харькова. И мне это нравится. Получается, что первоначальной цели более не существует, а существует некая безжалостная машина для убийств, и, что интересно, пока что от этих убийств выигрывают именно те люди, которые меня ищут и сами хотят меня убить. А вот еще вопрос — так ли уж они меня ищут? Они ищут скорее кокаин, а кокаин сейчас в Джанкое. Самое интересное заключается в том, что я просто вошел в игру, просто испытываю дикий азарт. Деньги меня интересуют мало, Лику я начал забывать… Просто жжет в груди — и все. Жутко дикий азарт — вот повод, смысл и цель…

Мне нравится лежать и думать. Только разве подумаешь тут? В комнату вваливается Леха с приемником в руках.

— Послушайте, босс.

— «…в живых осталась только его дочь», — заканчивает диктор криминальные новости.

— Что еще говорили? — спрашиваю, а Леха пересказывает своими словами:

— В Краснодаре убили известного банкира и перестреляли всех гостей, включая женщин. Заведено уголовное дело и ведется следствие… А женщин зачем, босс?

Я стараюсь найти слова для ответа, только это сложно сделать. Проще навинчивать глушитель и бегать по этажам в маске. Хотя и это сложно.

— Тут такая, Леха, игра идет, — начинаю объяснять ему то, в чем и сам не разобрался. — Это же не разборки в поле с проезжими бандюками. Мы их тоже всех замочили.

— Но женщины…

— Подожди! Женщины, ты говоришь? Все, кто там находился, все кормятся от наркотиков. Наркотики уже угробили сотни людей. И еще угробят. Наркобизнес — этот как мировая война. Нет правил! Я дочь его просто пожалел… Зря.

— Иногда мне страшно становится. Как-то дико…

— Ты, когда первый раз стрелять начинал, думал — это в тире? Стрелять по живым людям?

— Я, босс, если честно, вообще не думал.

— Теперь думай. Если жить хочешь. Сам вписался. — И тут я решаю парня несколько успокоить. — Ты, главное, не дергайся. Рано или поздно все это кончится. Пройдемся по верхам — станем жить спокойно.

— Да, — кивает бодигард и начинает наконец улыбаться. — Жить-то хочется…

Вика уговорила, и Леха согласился прокатиться на рисовые чеки. Так здесь называются рисовые поля. Мы словно во Вьетнам попали. Долго колбасились по пыльным дорожкам, стараясь забраться в самую глушь.

— Обратно выберешься? — спрашиваю я бодигарда, когда мы заруливаем в тупик.

— Элементарно, босс! — бодро отвечает он.

Я прихватил из дома полный пакет баночек из-под майонеза, и теперь Вика расстреливает их из «вальтера». У нее получается — она крепкая девушка и, похоже, жестокая. Ее фигурка в узких джинсах и короткой кожаной куртке смотрится замечательно на фоне убранных полей. Вика бьет с десяти шагов — с одной руки, с двух, с поворота. Почти каждый раз «бац» — и баночка разлетается вдребезги, как мозги.

— Хватит, Вика, — наконец кричу ей. — У меня к «вальтеру» патронов мало.

Вика засовывает оружие за пояс джинсов и идет ко мне. Мы стоим друг против друга, и девушка кладет мне руки на плечи.

— Я люблю тебя, босс, — шепчет в самое ухо.

— Нет, правда, — повторяю я как могу нежно. — У меня патронов мало.

— Теперь ты возьмешь меня с собой в следующий раз?

— Куда? — не понимаю вопроса.

— С собой. — Вика смотрит в упор, и лицо ее… Так выглядит лицо женщины при желанном соитии. — Возьмешь, босс, с собой, когда опять пойдешь стрелять? — повторяет Вика вопрос.

У меня нет правильных слов для ответа.

— Я и Леху-то не беру, — отнекиваюсь. — Это тебе не баночки из-под майонеза…

Сегодня у нас банно-прачечный день. Приводим себя в порядок, а вечером отправляемся гулять по станице. Леха вдруг заявляет, что познакомился с местной девчонкой и обещал ей прийти на танцы. Есть, мол, в станице клуб.

— Ты что, колом в лоб давно не получал? — взвиваюсь я. — Мы сюда твисты и шейки давить приехали, да?!

Леха виновато хмурится, а Вика говорит, посмеиваясь:

— Ладно тебе, босс. У человека, может, любовь! Это ты никого не любишь.

— Любишь — не любишь… Надеюсь, оружие не взял? — спрашиваю бодигарда.

— Не взял, — виновато отвечает парень.

— И я не взял. Так и быть, вместе сходим. Пиздюлей на всех получим. Тебе меньше достанется.

Клуб оказался новым зданием, добродушным на вид. На фронтоне художник нарисовал каких-то старцев, евреев с книгами. То ли эта роспись должна намекать на библиотеку в клубе, то ли на евреев в станице. Оставляем Лехицу тачку чуть в стороне от клуба и отправляемся танцевать.

По стенам кубообразного зала бегают лучи прожекторов, а из колонок летят забойные ритмы. Пока мы с Викой разглядываем местную публику, Леха исчезает и скоро возвращается с девушкой. Знакомит нас. У девчушки круглое лицо и прямой взгляд. Вся она состоит из круглых частей. Симпатичная и какая-то домашняя. А длинные волосы лежат на плечах, словно у русалки.

— Ты, Леха, держись рядом, — ворчу. — Таких без махаловки не отдают.

Бодигард отваливает танцевать, а я оборачиваюсь и говорю Вике:

— Все равно ты лучше.

Музыка изменилась. Заиграли скрипочки, и началась лирика. Не успел я Вику пригласить, как из разноцветной танцевальной тьмы возник здоровяк и попытался ее увести. Он даже взял Вику за локоть, но я попросил оставить нас в покое, и здоровяк ретировался.