Империя страха

— Почему? — искренне удивилась пьяная шлюшка.

Одарив брюнетку высокомерным взглядом, он назидательно произнес:

— По понятиям не канает. Ты что, хочешь, чтобы с меня братва на хате спросила за такой откровенный рамс?

Ни капельки не удивившись столь необыч­ному ответу, Нинка упала грудью на стол, под­ставив парню свою упругую попку.

Он не заставил себя просить дважды и охот­но пристроился, обхватив широкими ладонями ее тугой бюст.

Уже раскачиваясь в такт привычным движе­ниям, она спросила, возвращаясь к прерванной теме:

— А ты что, собираешься в тюрьму? Ведь «хата», насколько я понимаю, — это тюрьма.

— Типун тебе на язык, — грубовато обронил вор, пытаясь дотянуться до пачки сигарет, — я только что откинулся, а ты меня опять башки­рам сватаешь.

Белобрысая Леля, до этого не вмешивающаяся в их диалог, сонно встрепенулась и спро­сила:

— А при чем здесь башкиры?

— Это я так ментов называю, — охотно по­яснил Юра заплетающимся языком, а затем об­ратился к притихшей брюнетке: — Может, в бассейне продолжим?

В ответ не прозвучало ни звука. Рыжеволо­сая склонилась над товаркой и с абсолютным безразличием констатировала:

— Спит.

Не обращая внимания на ее замечание, Гво­здик с прежним упорством продолжал начатое дело.

Но Леля настойчиво остановила его, заняв место рядом с подругой, причем в точности ко­пируя ее позу.

— Иди сюда, ненасытный. Сколько же ты сидел, что в тебе столько сил скопилось?

Однако молодой человек уже благостно рас­слабился и завалился на мягкое кресло.

Какое-то время он усиленно пытался обрес­ти трезвый ход мыслей, но ему это никак не уда­валось.

Неожиданно для присутствующих львиц по­лусвета он с видимым усилием поднялся на ноги и качающейся походкой добрел до вешалки.

Порывшись в собственных карманах, он из­влек на свет несколько смятых купюр и золотую цепочку, отвергнутую толстым ювелиром.

Вернувшись к столу, вор бросил на него не­сколько стодолларовых купюр, сказав:

— Это ваш гонорар. А это тебе, — говоря­щий протянул пышногрудой блондинке цепоч­ку, — на память о сегодняшней ночи. Уж больно ты мне понравилась. Если не пущу лаве по ветру до завтра, то обязательно куплю тебя еще.

Вмиг протрезвев, Леля вцепилась в подарок непослушными пальчиками и тут же примерила презент, торопливо бросив:

— Может, я тебя и без денег обслужу. Ты мне, между прочим, тоже понравился.

— В благотворительности не нуждаюсь, — надменно процедил Дегтярев и тут же отключился, погружаясь в призрачное забытье навалившейся усталости.

В тесном предбаннике послышался громкий, здоровый храп спящего мужчины, а белобрысая Леля торопливо погасила свет, пристраиваясь на жесткой кушетке. Не прошло и пяти минут, как веселая компания забылась хмельным сном.

Глава 4

Телефон-автомат находился у пустынной в этот час железнодорожной платформы. Чижов, посиневший от пронизывающего насквозь холода, в одной лишь набедренной повязке, сделанной из автомобильных чехлов, босыми ногами прошлепал по мокрой земле и подбежал к таксофону.

Порывисто сорвав трубку с рычага, он непослушными пальцами набрал «02» и тут же услышал в динамике сонный голос милицейского диспетчера:

— Милиция, слушаю?

Пытаясь унять нервную дрожь и клацая от холода зубами, Иваныч торопливо выпалил:

— На меня напали в собственном доме трое

неизвестных, вооруженных пистолетами с глушителем...

— Ваша фамилия, — перебил заявителя диспетчер.

— Чижов Иван Иванович, одна тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения...

В интонациях диспетчера послышались нетерпеливые нотки:

—- Ваш год рождения меня абсолютно не интересует, назовите адрес.

Иваныч продиктовал название поселка и номер дома, услышав в ответ:

— Ждите, патрульная машина будет через сорок минут, — динамик отозвался короткими гудками.

— Черт! — громко выругался каскадер и побежал к оставленной в сторонке машине, приговаривая на ходу: — Да за сорок минут из меня сделают мелкий винегрет.

Усевшись за руль, Чижов принялся размышлять, что же ему предпринять в сложившихся обстоятельствах.

С одной стороны, можно было бы дождаться патрульных и вместе с ними вернуться в собственный дом — в машине было тепло от исправно работающей печки.

Но имелась одна причина, заставившая его передумать: во-первых, неизвестно, действительно ли приедут менты, а во-вторых, лампочка на приборном щитке уже давно горела, возвещая о том, что бензин на исходе.

Покосившись на вороненую сталь пистолета, лежавшего рядом на сиденье, Иван решил вернуться.

В конце концов грабители или убийцы — кто они на самом деле, было пока неясно, — должны понимать, что раз человек вырвался, значит, в самом ближайшем времени в дом должны нагрянуть вооруженные стражи поряд­ка. Не идиоты же нападавшие в конце концов?

А вернуться было необходимо — хотя бы за одеждой, в которой остались деньги и докумен­ты.

Плавно включив передачу, Иваныч тронул машину с места, разворачиваясь на маленьком пятачке.

Не зажигая фар, он приблизился к темнею­щему в ночи дому. Внешне все оставалось спо­койно, могло показаться, что здесь вообще ни­чего не произошло, если не считать выбитой оконной рамы и сорванной с петель входной двери.

Отбросив в сторону чехол, каскадер остано­вил «жигуленок» в нескольких десятках метров от бревенчатого строения и, прячась в тени вы­соких деревьев, стал приближаться к своему жи­лищу.

Вокруг царила абсолютная тишина, нару­шаемая лишь сдержанным дыханием и громким стуком собственного сердца Иваныча.

Выставив перед собой удлиненный глушите­лем ствол, Чижов поднялся по ступеням крыль­ца и осторожно ступил за порог, прислушиваясь к каждому шороху.

Под ногами скрипнула половица — ее стон был тих и жалок, как будто тяжело вздохнула на­смерть перепуганная мышь, а Иванычу показа­лось, что разверзлась бездна, обрушившись ог­лушительным шквалом падающих камней.

Пройдя через кухню в коридор, он, к своему немалому удивлению, обнаружил, что никакого покойника здесь больше нет — чьи-то заботливые руки старательно уничтожили все следы не­давней трагедии.

Но что-то в доме было не так. Пройдя в спальню, Ваня нашел там свои вещи абсолютно нетронутыми. И документы, и деньги мирно по­коились в заднем кармане брюк.

Чижов решился и зажег свет... Представшая его напряженному взору картина была, мягко говоря, гнетущей; создавалось впечатление, что в комнатах похозяйничали настоящие вандалы.

Все было перевернуто вверх дном — распо­ротые подушки истекали пухом и перьями; из раскромсанного матраса торчали старенькие пру­жины; его незваные гости разломали даже при­кроватную тумбочку.

Жуткая дрожь пробежала по телу Чижова, и он, торопливо одевшись, выскочил на улицу, посчитав, что лучше оказаться лицом к лицу с противником на открытой местности.

Сторожко озираясь по сторонам, Чижов бро­сился к автомобилю. Указательный палец судо­рожно вздрагивал на спусковом крючке, гото­вый в любую секунду выпустить из длинного ствола огненный шквал смертоносного свинца.

Но стрелять ему не пришлось — вокруг ца­рили первозданная тишина и покой. Казалось, что даже мелкий накрапывающий дождик при­нялся бесшумно барабанить по притихшей зем­ле, боясь потревожить напряженные нервы во­оруженного человека.

Несколько минут понадобилось Иванычу, чтобы окончательно прийти в себя. Наконец он засунул пистолет за пояс и уселся в свою «шес­терку».

Пальцы по инерции потянулись к замку за­жигания, но тут же отпрянули, как будто натолкнулись на расплавленный металл, — клю­чей в замке не было, хотя Ваня отчетливо по­мнил, что оставил их там.

Мгновенно вспотевшая ладонь потянулась к поясу брюк и уже нащупала ребристую рукоятку пистолета, когда сзади явственно послышался шорох.

Иваныч инстинктивно обернулся, но не ус­пел ничего рассмотреть — на голову обрушился какой-то тяжелый предмет и перед глазами по­плыли фиолетовые круги, а в ушах раздался рас­катистый звон, как будто ударили в церковные колокола.