Империя страха

Иваныч направился в спальню, чтобы одеться и взять документы на машину, но его внимание привлекло какое-то движение. Боковым зрени­ем каскадер заметил, как за окном метнулась не­ясная тень и затаилась в нескольких шагах от старенького, покосившегося крыльца.

В ту же секунду раздался звон выбитого стекла и по деревянным доскам покатились ост­рые, прозрачные осколки.

Вместе с этим откуда-то сзади послышались глухие щелчки, и Чижов, больше с удивлением, чем со страхом, заметил, как в пожелтевших от старости бумажных обоях образовались несколько аккуратненьких отверстий.

Противников было по меньшей мере двое — один приближался со стороны входной двери, а второй обошел дом с тыла и, по всей видимости, залез через окно дальней спальни. Нужно было срочно принимать какое-то решение. На все про все Иванычу отводилось не более трех секунд.

Крепко обхватив пластиковую рукоять пис­толета побелевшими пальцами, Чижов подпрыг­нул, сгруппировавшись в высоком прыжке, и, подобно скрученной пружине, выбил головой оконную раму. Благо что этот трюк ему приходилось проделывать не один раз, и главное в нем было — это как можно дальше пролететь от па­дающих осколков, подобных острию хорошо от­лаженной гильотины.

Рыхлая земля, увлажненная проливными до­ждями, смягчила удар. Сделав несколько акро­батических кувырков, каскадер растянулся на голом животе, потеряв в полете семейные трусы в цветной горошек, от которых осталась лишь тугая резинка да несколько растрепанных лоску­тов.

Но думать о приличиях в этот момент не бы­ло никакой возможности. Ваня резво отпрыгнул в сторону, а там, где только что покоилось его тренированное тело, взметнулись мелкие фон­танчики чернозема — в него продолжали стре­лять. И все могло оборваться в любой миг. Ибо эти люди наверняка были профессионалами.

Когда-то ему приходилось дублировать ак­тера, игравшего роль убегающего из-под стражи преступника, по которому вели огонь несколько автоматчиков. Мышечная память вырвала из потаенных уголков подсознания давно забытые перебежки, и Чижов, полностью отдавшись на милость неосознанной реакции, принялся ко­роткими, обманными финтами приближаться к собственному автомобилю.

А по нему вели интенсивный огонь двое профессионалов, пытаясь предугадать следую­щий шаг.

Наконец пальцы Чижова нащупали метал­лическую ручку автомобильной дверцы, и Ива­ныч буквально впрыгнул на водительское сиде­нье. Благо машина осталась с вечера не запер­той, а ключи мирно покоились в замке зажигания.

Надсадно взревел отлаженный двигатель, и «шестерка» резво сорвалась с места, лишь звер­ски пробуксовав в чавкающей грязи. В тот же миг грянул залп (а может, Чижову это просто показалось, ведь звуки выстрелов были надежно погашены мощными глушителями), и заднее стекло «Жигулей» разлетелось мелкими оскол­ками, осыпаясь на подушку широкого кресла и разлетаясь по салону.

Не включая габаритных огней, каскадер на­правил автомобиль в непроницаемую мглу сен­тябрьской ночи, стремясь поскорее оказаться на просторном шоссе, где можно было встретить желанную помощь в лице сотрудников мили­ции.

И лишь отъехав на пару километров от дома и убедившись в отсутствии погони, Иваныч ощутил предательский озноб; его пробирал до костей и заставлял зябко ежиться врывающийся сквозь разбитое заднее стекло пронзительный, холодный ветер. А может, это был страх?..

* * *

Неурочный ночной звонок разорвал сонную тишину и острым клином впился в сознание.

Антон с огромным трудом поднял отяжелев­шие веки и недоуменно уставился на трезвоня­щий аппарат. Наконец до него дошло, что кто-то очень сильно жаждет с ним пообщаться.

Приподнявшись на локте, майор спросонья протянул затекшую руку и вцепился непослуш­ными пальцами в пластмассовую трубку телефона.

— Слушаю, — произнес Лямзин осипшим со сна голосом, — кто говорит?

Несколько секунд в динамике царила абсо­лютная тишина. Он уже хотел повесить трубку, когда, наконец, послышался сдавленный жен­ский смешок, за которым последовала веселая фраза:

— Спишь, герой? А я вот решилась тебя по­беспокоить.

К своему огромному удивлению, Антон узнал голос крутобедрой Маши — секс-символа свое­го управления. Но что-то в ее голосе показалось ему странным.

А девушка между тем продолжила:

— Получку еще не всю потратил?

Только сейчас Лямзин сообразил, что Маша в изрядном подпитии.

Стараясь придать собственным интонациям должную твердость, майор бодро заговорил, чув­ствуя, что это ему удается с трудом:

— Почему сплю? Лежу с открытыми глазами и мечтаю только о тебе. — Помолчав несколько секунд, он добавил: — Вот как раз приближаюсь к мысленному поцелую...

Она звонко рассмеялась, но тут же взяла се­бя в руки, став притворно серьезной:

— Смотри, поосторожней, а то говорят, что от иллюзии до поллюции один шаг, кто будет тогда белье стирать?

Это было откровенным хамством, которого Антон никак не ожидал от столь очаровательно­го создания, несмотря на всю ее вульгарность.

Он уже собирался ответить какой-нибудь непристойностью, чтобы уязвить зарвавшуюся стерву, когда услышал неожиданное предложе­ние:

— Хочешь, я сейчас к тебе приеду и мы мило пообщаемся? Как знать, может, твоим мечтам суждено будет сбыться?

Нахлынувшая радость тут же сменилась горестным унынием — Лямзин был уверен, что де­вушка над ним издевается. Однако, переборов себя, он произнес внешне безразличным голо­сом:

— Ну что ж, приезжай, что с тобой подела­ешь. Только я вставать с постели не буду — дверь оставлю открытой. Ванная комната справа по коридору, а спальня слева. — В эту секунду Антон нравился сам себе, считая, что достойно ушел от насмешек собеседницы. — Примешь душ — и в койку.

Вопреки его ожиданиям, Маша не бросила трубку и не разразилась банальными ругательст­вами — она просто ответила:

— Идет. Через полчаса буду. Жди. Динамик разродился короткими гудками. Наконец Антон положил трубку на рычаги и

сказал, стараясь скопировать женские интона­ции:

— ...через полчаса буду, жди... Как же, до­ждешься от тебя — стерва длинноногая!

Закутавшись с головой в одеяло, он попы­тался заснуть, перевернувшись на живот. Но сна как не бывало. Какое-то смутное предчувствие засело в его воспаленном сознании и заставляло мозг возвращаться к их диалогу.

Порывисто сбросив с себя одеяло, Лямзин поднялся и прошел в кухню, на ходу прикуривая дешевую сигарету.

Его сосредоточенный взгляд сквозь мокрое оконное стекло уставился на тихий мрачный дворик, по стеклу медленно сползали ленивые капли холодного дождя. Мерцающий огонек си­гареты отражался в зеркальной поверхности, от­брасывая на его скуластое лицо причудливые тени. В отяжелевшей голове клубком роились от­рывочные мысли, ни одна из которых не имела завершенной формы.

Антон почувствовал кислую горечь табака и только сейчас заметил, что смолит желтый фильтр. Затушив окурок в жестяной банке из-под каких-то консервов, служащей по совмести­тельству пепельницей, он прикурил очередную сигарету, как будто в этом находил душевное ус­покоение.

За второй последовала третья, за ней четвер­тая — и вдруг ночную мглу дворика разрезал призрачный свет фар приближающегося авто­мобиля.

У подъезда замерло тарахтящее такси с жел­тым фонарем на металлической крыше.

Припав к оконному стеклу, Лямзин с зами­ранием сердца смотрел, как распахнулась задняя дверца и на темный асфальт ступили тонкие каблучки женских туфель.

Майор торопливо отошел в глубину комна­ты, как будто боялся, что его заметят у окна, и еще раз попытался найти объяснение всему про­исходящему.

Пока он терзался догадками, на лестничной клетке послышались гулкие, приближающиеся шаги; на дверь тихонько надавили, но убедив­шись, что она не поддалась, принялись настой­чиво царапать дерматиновую обивку.

Лямзин растерялся — стоя посреди кухни, он пытался решить, как себя вести. Казалось бы, вот он, желанный момент — только протяни ру­ку и возьми то, к чему так долго стремился; но какая-то неведомая сила удерживала его на ме­сте, словно он приклеился босыми ногами к ма­леньким квадратикам цветного линолеума.