Империя страха

— Готов, — заплетающимся языком про­мямлил толстяк.

Старший группы повернулся к своим подчи­ненным и властно приказал:

— Пригласите понятых.

Открылась дверь, и в квартиру вошла та са­мая молодая особа, чей смазливый лик сбил с толку жирного ювелира. Вслед за ней прошест­вовала седенькая бабуля — соседка Цимбалевича по лестничной клетке.

— Действуйте, любезный Абрам Иосифо­вич, — подтолкнул его капитан и тут же обра­тился к одному из помощников: — Будешь вести протокол.

Понуро опустив седую голову на вздраги­вающую грудь, Абрашка вошел в комнату и при-

нялся деловито освобождать стеклянные полки серванта.

Когда на полу выстроилась внушительная батарея из хрустальных бокалов и всевозможных рюмашек, Цимбалевич нажал на какую-то по­тайную пружину, и зеркальная стенка плавно отъехала в сторону.

Любопытным взглядам присутствующих от­крылась темная ниша, доверху наполненная кар­тонными коробочками и полиэтиленовыми па­кетами.

Толстяк достал оттуда черный пластиковый бокс, походивший на школьный пенал, и протя­нул его оперу:

— Вот — это то, что вас интересует.

— Посмотрим-посмотрим, — внешне без­различно отозвался Прол и принялся рассмат­ривать побрякушки.

Его лицо при этом заметно оживилось, а на губах заиграла самодовольная усмешка:

— Насколько я понимаю, это как раз и есть те самые вещички, похищенные вчера на квар­тире Милютиных. — Это заявление капитан ад­ресовал притихшим в сторонке коллегам. — Со­ставь опись, — приказал он высокому шатену с хищным выражением лица и маленькими бега­ющими глазками.

Пока менты занимались нудными формаль­ностями в присутствии обалдевших свидетелей, Прол крепко взял Цимбалевича за руку и увлек в соседнюю комнату.

— Колись, кто тебе это принес? И между прочим, — лицо капитана стало похоже на лисью мордочку, — что-то я не вижу здесь еще одной драгоценности...

— Какой? — искренне удивился ювелир. — Все, что мне принесли, я честно отдал. Может, мне чего и не показали... 

— Где цепочка, — зло и напористо выпалил капитан. — Ну, колись, быстро?! И кто тебе это приволок, у кого купил?

Только сейчас Абрашка вспомнил ту никчемную цепь, которую отказался взять у Гвоздика. Но, по правде сказать, он удивился, что опер уделяет столь малоценной вещичке так много внимания.

Вслух же он произнес:

— Да, действительно, была такая безделушка, но я ее не взял. Кому она нужна — ей цена три копейки в базарный день.

— А у кого купил остальное? — продолжал настаивать Прол.

Цимбалевич откровенно смутился, не решаясь заложить вора. Его замешательство не укрылось от цепкого взгляда мента, и тот проникновенным голосом сказал, как будто разговаривал с близким другом:

— Ты не ссы, скажи мне по секрету, а я тебя ни за что не выдам. Может, получится оформить явку с повинной, и отделаешься до суда подпиской о невыезде. А практика такова, что кто приходит на суд своими ногами -— тот так же и уходит, избегая общения с тюремным воронком.

— Ну, я не знаю... — неуверенно начал Абрашка.

Однако капитан перебил его, заговорив вновь, но уже более жестко и неумолимо:

— Смотри, допрыгаешься. Я ведь могу дело повернуть и так, что ты оказал сопротивление при аресте, а значит, нуждаешься в превентивных мерах. — Что это значит, он и сам не знал, но не преминул высказать собственное предположение: — Привинтят тебя к нарам в камере несколько здоровенных жлобов и начнут взламывать целку в твоем жирном пердильнике. Как тебе такая перспективка?

Дальше можно было не продолжать — ювелир спекся, как пасхальный кулич. Различия между двумя предложенными вариантами были настолько несопоставимы, что толстяк заговорил:

— Мне это принес Юра Гвоздик.

— Дегтярев Юрий Васильевич? — не то уточнил, не то изумился опер.

Неуверенно пожав плечами, Цимбалевич несколько раздраженно изрек:

— У нас не принято спрашивать паспорт. Может, он и Дегтярев, я не знаю.

— А где он сейчас? — больше для порядка, чем надеясь на точный ответ, спросил Прол.

— Не знаю. Вот честное слово, не знаю. Капитан резко повернулся и зашагал к выходу, бросив через плечо:

— Ладно, позже разберемся, а пока собирайся, поедешь с нами.

Абрашка принялся торопливо собирать вещички, в душе проклиная и Гвоздика, подсунувшего ему «горячие» цацки, и дотошного опера с его хитрыми ужимками и подходцами, и себя за то, что давным-давно не уехал в Израиль, на историческую родину.

* * *

Лямзин вошел в грязный и мрачный подъезд многоэтажки. В нос ударила застоявшаяся вонь мусоропровода с явственной примесью свежей мочи. Стены подъезда, уже порядком подзабыв­шие, что такое кисть маляра, несли на себе модерновую «культуру» тинэйджеров — повсюду красовались громкие названия заграничных рок-групп, разбавленные незамысловатым «я тебя люблю...» и «я тебя хочу...»; а между третьим и четвертым этажами бросалась в глаза едва ли не кровью сделанная надпись «здесь я потеряла не­винность» и подпись: «Светка».

Антон криво ухмыльнулся и продолжил по­дъем по заплеванным ступеням лестницы.

Наконец он остановился у нужной двери, и рука его потянулась к дверному звонку. В квар­тире послышалась переливчатая трель, но никто не спешил впустить нежданного гостя.

Майор принялся повторять несложные ма­нипуляции, однако все было без толку — ника­кого другого звука, кроме тарахтевшего звонка, за дверью не слышалось.

Уже собираясь уйти, Антон различил при­глушенный щелчок отпираемого засова сосед­ской квартиры. Повернувшись на шум, он обна­ружил полноватую, дородную женщину, кото­рой было на вид не больше пятидесяти лет.

— Здравствуйте, — вежливо приветствовал ее комитетчик.

— Здрасте, — робко ответила та, выгладывая в узкую щель, которой мешала увеличиться на­кинутая цепочка, — вы к кому?

Достав из кармана служебное удостовере­ние, Лямзин раскрыл его перед глазами женщи­ны и веско добавил:

— Я из федеральной службы безопасности, мне хотелось бы поговорить с гражданином Жутиновым Ильей Константиновичем.

Оценив важность персоны по предъявленной корочке, соседка сбросила цепочку и рас­пахнула перед Лямзиным дверь, приглашая его войти:

— Проходите, пожалуйста.

— Да нет, — отказался майор, — я не могу долго задерживаться. А что, Ильи Константино­вича нет дома?

Изобразив скорбную мину, женщина тихо произнесла:

— Его здесь больше не будет. Он умер. Известие было настолько неожиданным, что

Лямзин не смог скрыть искреннего удивления и буквально выкрикнул:

— Как умер, когда?

Собеседница оперлась на дверной косяк и спокойно ответила:

— Как умирают старые люди? Вот так же скончался и Константиныч. Вчера ночью к нему приехала «Скорая» — я как раз не спала, читала книгу, — принялась объяснять она, — слышу, на лестнице шаги. Выглянула в глазок, а там кардиологическая бригада...

-— У него что, было больное сердце, — пере­бил ее Антон, — частенько врачи наведывались? Женщина неуверенно пожала плечами.

— Да нет, что-то я не припомню, чтобы он жаловался на сердце. Вот ноги у него болели, а сердце нет.

Лямзин откровенно расстроился — слиш­ком много вопросов он хотел задать старику, но, похоже, что все они так и останутся безответ­ными.

— Скажите, — спросил он, — а в котором часу это случилось?

На лице собеседницы запечатлелась мимолетная тень задумчивости; помолчав несколько секунд, она протянула:

— Что-то около часа ночи, точно не припо­мню. Да вы можете позвонить его дочери, она наверняка все знает. Это Вера, дочь Жутинова, сообщила мне по телефону о несчастье.

— Не могли бы вы записать мне ее номер те­лефона? — попросил Лямзин.

— Отчего же, конечно, могу.

Женщина скрылась за дверью, но тут же по­явилась вновь, держа в руках обрывок тетрадно­го листа.

— Вот, — протянула она, — звоните.

— Огромное спасибо, — поблагодарил сло­воохотливую соседку майор и направился вниз по лестнице, услышав, как за спиной щелкнули запираемые замки.