Малое прекрасно. Экономика для человека. Карта для заблудившихся.

Вопрос оптимального размера города интересен и сам по себе, и как основа для дальнейшего обсуждения оптимального размера страны.

Упомянутая религия гигантизма, возможно, является одной из причин и уж конечно, одним из следствий применения современных технологий, особенно в сфере транспорта и связи. Развитие транспорта и связи имеет одно серьезное последствие: люди перестали чувствовать почву под ногами и стали чересчур мобильными.

Миллионы людей снимаются с насиженных мест, бросают родную деревню или городок и устремляются к манящим огням больших городов, что приводит к патологическому разрастанию последних. Посмотрите на Соединенные Штаты — пожалуй, наилучший пример такой ситуации. Социологи изучают проблему «мегаполисов». Слово «метрополис» уже не отражает реального размера городов, приходится говорить о «мегаполисах». Ученые спокойно толкуют о поляризации населения США и его концентрации в трех районах-мегаполисах: от Бостона до Вашингтона (сплошь застроенная полоса с шестьюдесятью миллионами жителей), вокруг Чикаго (еще шестьдесят миллионов) и на западном побережье — от Сан-Франциско до Сан-Диего (опять же полоса сплошной застройки с шестьюдесятью миллионами человек). Оставшаяся часть страны оказывается практически незаселенной и представляет собой брошенные провинциальные города и сельскохозяйственные земли, обрабатываемые гигантскими тракторами и комбайнами и посыпаемые огромным количеством химикатов.

Может кто-то и мечтал о таком будущем для США, но вряд ли наберется много желающих жить в таком будущем. Приходится признать, нравится нам это или нет, что таков результат чудесной мобильности рабочей силы, восхваляемой экономистами.

Все, что не имеет структуры, превращается в хаос. До появления массового транспорта и связи структура существовала за счет относительной немобильности человека. Люди, жаждавшие перемены мест, находили способы к перемещению — вспомните о потоке святых из Ирландии по всей Европе. Я не говорю, что люди не путешествовали, но, по крайней мере, они «держались корней» и не стремились к бесцельным перемещениям. Сегодня же большая часть структуры рухнула, и страна стала похожа на большую баржу, где груз забыли прикрепить к палубе. Достаточно судну накрениться, и весь груз вывалится за борт, а корабль затонет.

Один из главных элементов структуры для всего человечества, безусловно, государство, а один из важнейших инструментов структуризации (если можно так сказать), это границы, государственные границы. Раньше, до появления технического прогресса, значение границ было исключительно политическим: они показывали пределы политической власти, обозначали, из каких районов монархи могли призвать в армию мужчин в случае войны. Экономисты всячески противились тому, чтобы такие границы превращались в экономические барьеры — отсюда идеология свободы торговли. Но в то время люди «держались корней», а перевозка пассажиров и грузов была настолько дорогой, что перемещения всегда были самыми незначительными. В доиндустриальном мире никогда не торговали предметами первой необходимости: велась торговля драгоценными камнями и металлами, предметами роскоши, специями и, к несчастью, рабами. Основные жизненные потребности, конечно же, удовлетворялись за счет местного производства. Пускались в путешествия лишь те (за исключением периодов катастроф), у кого были на то особые причины, как, например, ирландские святые или у студенты и преподаватели Парижского университета.

Теперь же никого ничто не держит. Все структуры уязвимы в большей степени, чем когда-либо раньше, и того и гляди развалятся.

Экономическая теория, которая, как надеялся лорд Кейнс, займет скромное место в ряду занятий сродни стоматологии, вдруг становится важнейшей научной дисциплиной. Почти все внимание правительства уделяется именно экономической политике, которая, между тем, становится все менее эффективной. Самые простые вещи, которые считались естественными лишь полвека назад, сегодня уже непозволительная роскошь. С ростом благосостояния общества заниматься стоящим делом без немедленных и существенных жертв становится практически невозможно. Экономика поработила нас настолько, что стала узурпировать даже несвойственные ей области, вроде внешней политики. Люди ворчат: «Этот народец просто невыносим, а что делать? Мы зависим от него экономически, и поэтому приходится смотреть им в рот и улыбаться». Экономика почти полностью подмяла под себя этику и главенствует над всеми соображениями человека. Совершенно очевидно, что здоровым такое развитие не назовешь. Тому, конечно же, есть много причин, но среди них одна, лежащая на поверхности — достижения современной техники в области транспорта и связи.

Люди легкомысленно полагают, что быстрый транспорт и мгновенная связь создают новое измерение свободы (что, конечно, верно, но лишь на первый взгляд). Но никто не замечает, что эти достижения в то же время разрушают свободу, делая все вокруг чрезвычайно уязвимым и беззащитным, если только не проводится целенаправленная политика и не предпринимаются сознательные действия для компенсации разрушительных воздействий технических достижений.

Разрушительные последствия развития транспорта и связи наиболее сильно проявлены в больших странах, потому что, как мы выяснили, границы создают «структуру», и любому человеку куда сложнее перебраться в другую страну — с корнями оторвавшись от родной земли, чтобы затем попытаться укорениться в земле чужой — чем переместиться внутри границ своей страны. Таким образом, оторванность от земли тем больше, чем больше страна, ведь в крохотной стране даже человек из самого «удаленного» района по-прежнему «свой», а в большой тот, кто приехал из другой части страны — уже «чужак». Отравляющее влияние потери связи с землей чувствуется и в богатых, и в бедных странах. В богатых странах, таких как Соединенные Штаты Америки, она порождает, как мы уже говорили, «мегаполисы». Кроме того, ее следствием стала нарастающая и выходящая из-под контроля проблема «лишних людей», то есть тех, кто, потеряв свои корни, не может найти себе места в обществе. С этим напрямую связана ужасающая проблема преступности, отчуждения, стресса, разрыва социальных отношений вплоть до уровня семьи. В бедных странах, опять же наиболее сильно в самых больших, потеря связи с землей вызывает массовую миграцию в города, массовую безработицу и, по мере того, как жизнь покидает деревню, угрозу голода. В результате возникает «двойное общество» без внутреннего единства, подверженное высокой политической нестабильности.

В качестве примера приведу Перу. Столица Лима, расположенная на тихоокеанском побережье, еще пятьдесят лет назад, в начале 1920-х годов, была милым испанским городком с 175 тысячами жителей. Теперь население этого города составляет около трех миллионов человек. Город оброс трущобами, окружающими его концентрическими кругами до самых подножий Анд. Но это еще не все. Ежедневно из деревни в Лиму приезжает более тысячи человек, и никто не знает, что с ними делать. Социальная и духовная жизнь в провинции полностью разрушена, люди снимаются с насиженных мест и тысячами прибывают в столицу, чтобы закрепиться на крошечном кусочке еще незанятой земли. И под страхом облав полиции, которая всеми силами пытается выжить их из города, люди строят себе глиняные лачуги и начинают искать работу. И никто не знает, что с ними делать дальше. Никто не знает, как остановить миграцию из деревни.

Представьте, что в 1864 году Бисмарк аннексировал всю Данию, а не ее небольшую часть, и с тех пор Дания так и осталась в составе Германии. Датчане оказались бы этническим меньшинством, и, скорее всего, попытались бы сохранить свой язык. А так как официальным языком, конечно же, был бы немецкий, они стали бы двуязычными. Они могли бы избежать положения граждан второго сорта только через активную ассимиляцию среди немцев. Самые амбициозные и предприимчивые датчане, уже полностью «онемеченные», неизбежно потянулись бы на юг, на континент. И что бы из себя представлял Копенгаген? Удаленный провинциальный городок. Или представьте себе Бельгию частью Франции. Во что бы превратился Брюссель? Опять же, в малозначимый городок на периферии. Стоит ли продолжать? А теперь представьте себе, что Дания как часть Германии и Бельгия как часть Франции вдруг заупрямились и стали бы добиваться независимости. Возникли бы бесконечные, ожесточенные споры о том, что эти «провинции» экономически нежизнеспособны и что их стремление к независимости — это, по словам одного известного политического обозревателя, «подростковые причуды, политическая наивность, экономическая мистика и неприкрытый оппортунизм».