Большой треугольник! или За поребриком реальности! Книга первая

У Кудинова было высшее техническое образование, к тому же он немного знал английский язык и с удовольствием мне помогал в занятиях. Всё свободное время — а это было почти всё время нахождения меня в камере — я учил слова, изучал правила, понемногу читал английские книжки.

В Апелляционном суде г. Киева в марте состоялось распорядительное заседание суда, на которое были приглашены только адвокаты. Как сказал мне посетивший меня на следующий день Владимир Тимофеевич, никого из обвиняемых — тех, кто писал ходатайства доставить их в суд, — не доставили. На распорядительном заседании адвокаты заявляли, что дело не может быть назначено к слушанию из-за массы процессуальных нарушений на следствии, в том числе лишения следователем права давать показания, о чём говорил и Владимир Тимофеевич. Также мой адвокат ходатайствовал о закрытии в отношении меня дела ввиду отсутствия доказательств и об освобождении меня из-под стражи. «Понятно, что тебя никто освобождать не будет, но так надо», — сказал Владимир Тимофеевич. Все заявления и ходатайства были проигнорированы, а дело председательствующей судьей Лясковской было назначено к слушанию. Местом последнего был определён не один из залов Апелляционного суда г. Киева, а находящийся на окраине Киева кинотеатр «Загреб», в котором только что закончился процесс по делу Шкиля и который Апелляционный суд г. Киева арендовал у городских властей для большей возможности сделать процесс по делу «Топ-Сервиса» гласным и публичным.

После предварительного заседания и принятия судьёй Лясковской дела к слушанию мне в числе других подсудимых из Апелляционного суда г. Киева было направлено и вручено под подпись спецчастью СИЗО СБУ обвинительное заключение.

Обвинительное заключение представляло собой копию обвинения с приведёнными ниже под каждым эпизодом доказательствами, состоящими из выдержек из показаний свидетелей, ссылок на документы и другого; при этом фамилия Шагина в показаниях свидетелей отсутствовала. Во всех показаниях, выборочно приведённых следователем о ведении переговоров или возникших конфликтах, присутствовала фамилия Фиалковского — учредителя ООО «Топ-Сервис», бывшего директора ООО «Топ-Сервис» и действующего народного депутата Верховной Рады Украины, — после чего непременно следовал вывод, что у Шагина возник преступный умысел «наказать» или устранить того или иного человека, как будто в защиту интересов Фиалковского. И для реализации этого умысла Шагин обращался к Макарову, с которым организовал банду, и к членам этой банды Старикову и Маркуну. В то же время следователем Демидовым Фиалковский ни по одному эпизоду допрошен не был, чтобы подтвердить или опровергнуть показания свидетелей. А по поводу рэкета в показаниях написал следующее: «Об угрозах со стороны каких-либо лиц в отношении Шагина и других руководителей и учредителей “Топ–Сервисa” мне ничего не известно, и я никогда не слышал о подобных ситуациях, хотя, конечно, мог просто об этом не знать. О случаях вымогательства денежных средств у Шагина и других мне не известно. Хотя это не означает, что такого не было...» (А потом, как бы оправдываясь, предложил встретиться и сказал моей жене: «Как же я расскажу о рэкете, я же народный депутат!») Создавалось впечатление, что обвинительное заключение написано не Шагину, а Фиалковскому, где следователю Демидову, например, на доследовании оставалось только в некоторых местах заменить фамилию Шагин на фамилию Фиалковский. И, видимо, по этой причине и с этого времени Фиалковский, как соучредитель предприятия, имея влияние на других соучредителей, начал закладывать и распродавать активы (акции, заводы) предприятия АОЗТ «Топ-Сервис», где я являлся соучредителем и президентом компании.

На конец марта было назначено первое судебное заседание. В отличие от СИЗО № 13, из СИЗО СБУ на суд позволялось ездить в галстуке, с ремнём и ручными часами. Оля передала мне костюм, несколько новых белых рубашек, галстук и туфли. А также, поскольку на улице было ещё холодно, кожаное меховое полупальто и кожаную же, на меху, шапку. Вещи в камеру на хранение не выдавались, а находились на складе, в шкафу, и в день суда, наглаженные и накрахмаленные прапорщиком Женей, были выданы мне в камеру. Петруня говорил, что «пока нет решения суда — вы все для меня невиновные. И пока содержитесь у меня, имеете право на суд ездить как люди». Я переоделся, и за мной приехал автозак («воронок»).

Меня и Гандрабуру из СИЗО СБУ в суд — в кинотеатр «Загреб» — доставили последними. Нас везли в одной машине и завели в зал, когда тринадцать остальных подсудимых по делу уже привезли из СИЗО-13. Мы ехали в разных отсеках. Первым из машины вывели Гандрабуру. Потом конвойный дал команду выходить мне. Машина была припаркована боковой дверью будки к чёрному входу в кинотеатр. С двух сторон лаяли собаки. Я спрыгнул на тротуар, мне застегнули за спиной наручники, и солдаты слева и справа, придерживая меня за предплечья, по лестнице сопроводили меня в клетку, которая была смонтирована сбоку от сцены кинотеатра. Я подал через решётку руки, и с меня сняли наручники.

В клетке были две деревянные скамейки, на каждой из которых сидели по шесть-семь человек. Были Стариков и Маркун, которые приезжали в офис от Макарова за данью. Были те лица, с которыми меня познакомили во время проведения ознакомления с делом в одном кабинете. И были неизвестные мне лица. Все они сейчас были подсудимыми, по обвинительному заключению — члены моей банды, которую я организовал с Макаровым. Самого Макарова в клетке не было — он находился в розыске и был выделен в отдельное делопроизводство. С правой стороны от клетки находился зал кинотеатра, на первых рядах кресел которого сидели несколько десятков человек — очевидно, родственники и знакомые подсудимых. С краю, в сторонке я разглядел Олю. Перед клеткой были поставлены несколько столов, за которыми сидели адвокаты. С противоположной стороны прохода, перед креслами, стоял круглый пластмассовый белый стол — такой, как используют в кафе на улицах, — за которым сидел прокурор Соляник, молодой черноволосый парень в форме прокурора. Перед ним на столе лежали документы.

Рядом со столиком прокурора был столик секретаря, за которым сидела молоденькая девочка и что-то писала. С левой стороны от клетки поднималась сцена, на которой было несколько поставленных один за одним в ряд столов, а за ними стулья — места для судей и судебных заседателей — «кивал», как их называли в тюрьме (мною и другими подсудимыми после передачи дела в суд, согласно праву, предусмотренному процессуальным кодексом, были поданы на имя председателя Апелляционного суда г. Киева заявления о рассмотрении дела не единолично одним судьёй, а коллегиально, составом из двух судей).

— Встать, суд идёт! — почти срывающимся на крик голосом сказал секретарь.

Все поднялись, и с противоположной от сцены стороны, из входа в зал двинулась процессия из двух судей — судьи Лясковской и судьи-мужчины — в мантиях (я судей в мантиях видел два раза, и это был первый) и троих судебных заседателей: двух пожилых женщин и одного пожилого тучного мужчины, прихрамывающего и с палочкой. В кинотеатре было холодно. Мужчина был в куртке, а женщины — в пальто.

Лясковская начала с того, что «мы», сказала она, должны работать очень быстро, так как срок аренды кинотеатра ограничен. Потом перешла к тому, что от подсудимых поступили ходатайства (она перечислила фамилии, в том числе и мою) на ознакомление с материалами дела. Она их удовлетворила. Сказала, что материалы дела будут приноситься подсудимым в СИЗО. Потом спросила, есть ли ещё ходатайства. Адвокаты начали заявлять ходатайства об освобождении своих подзащитных из-под стражи.

— Так, давайте это потом, — сказала она и спросила: — Что ещё?

Один из подсудимых попросил включить в зале отопление.

— Нам тоже холодно, — ответила Лясковская.

Другой попросил оборудовать для подсудимых хотя бы биотуалет, ибо нет вообще никакого.

— Разберёмся, — ответила Лясковская.

Потом спросила, у кого нет адвокатов, и сказала, что адвокаты будут назначены судом. Назначила судебное заседание через две недели, оно начнётся с оглашения прокурором обвинительного заключения, а потом будет определён порядок исследования доказательств. И объявила судебное заседание закрытым.