Пять минут до понимания (СИ)

- И что вы сделали?

- За год до описываемых событий на одном из титульных мероприятий, куда чиновники должны являться с женами, я увидела бывшего пациента. Лет пятнадцать назад его, еще мальчишкой, привозил в клинику Уфимцева отец - большой московский чин. Сейчас передо мной стоял крепкий мужик под тридцать с белым от ужаса лицом. Скажи я слово и его карьера навсегда погибнет.

Разговаривать в праздничной суете о серьезных вещах было неловко. Мы встретились через пару дней, и я сразу заявила, что сохраню врачебную тайну. Благодарный Х, назовем его так, предложил обращаться за помощью в любое время и тонко намекнул, какую организацию представляет. Тогда я не представляла, что воспользуюсь предложением. Но пришла беда и, отыскав в блокноте нужную запись, я набрала номер Х.

Через час вопрос был улажен. Паше больше ничего не угрожало. А вот над Михаилом стали сгущаться тучи.

"Почему вы обратились ко мне, а не к мужу?" - с деланным равнодушием спросил Х.

"Он - ненадежный человек", - ответила я.

"Настолько, что вы предпочли привлечь постороннего?"

"Вы не можете навредить мне и Павлику. Михаил может".

"Странные у вас в семье отношения".

"Не странные, страшные..."

Я в общих чертах рассказала, как живу. Х удивился. Ему достались нормальные родители, о ненормальных он только читал в книгах и газетах.

"Почему вы не развелись?"

Я прояснила и этот момент. Х кивнул, прогулялся в задумчивости по кабинету и, наконец, произнес то, что я ожидала услышать.

"У меня есть предложение. Только взвесьте все хорошенько, обратной дороги не будет...СБУ готовит показательный процесс и ищет на роль козла отпущения кого-то из зарвавшихся городских бонз. Если мы сейчас договоримся..."

Утром следующего дня город взорвался от слухов. Такого в наших пенатах еще не было! Злодеи обстреляли машину крупного чиновника, как выяснила милиция: взяточника, казнокрада, пособника преступников; убили его любовницу, а все из-за денег, которые слуга народа не поделился с бандитами. Улики были неопровержимы. Против Михаила дал показания собственный заместитель и два арестованных уголовника. Суд назначил в качестве меры наказания: десять лет лишения свободы в колонии строгого режима плюс конфискация. Правда, в казну попало далеко не все. Большая часть имущества утекла на сторону, к Х. Меньшая досталась мне. Но этого хватило, чтобы перебраться с Пашей в Киев, открыть свой кабинет и прожить несколько лет спокойно.

- Как Паша пережил арест отца?

- Буркнул: "Так и надо" и только.

- Вы, скорее всего, не навещали мужа в заключении? Не поддерживали его материально?

- Не навещала. Не поддерживала. И не была на похоронах.

- Он умер?

Лопухина пожала плечами.

- Марина, извините, если я буду постоянно отвлекаться на мелочи, то никогда не закончу.

- Да-да, простите.

- Большая часть Мишиных денег ушла на Пашу. Мы объездили лучшие мировые клиники, испробовали самые передовые методики. Я почти успокоилась. Паша мало отличался от сверстников. Разве что был слишком логичен и недостаточно эмоционален. Но слишком и недостаточно - тоже симптомы в некоторых случаях. Позднее выяснилось, что Паша так и остался в пограничном состоянии. А лет в двадцать у него начались кратковременные помутнения рассудка, во время, которых он убивал. В первом убийстве Павел признался за завтраком. Сказал: "Мама Вера, у нас проблема. Я убил человека" и откусил бутерброд. Затем выложил подробности. Оказывается, несколько месяцев он боролся с неутолимым желанием убить кого-то, наконец, сдался и накануне, вечером, задушил в пустом переходе бомжиху.

Я не могла прийти в себя. Паша спокойно перечислял свои ощущения, логично анализировал состояние и не испытывал ни страха, ни раскаяния, ни сочувствия, всего, что обычно сопровождает нарушение заповеди "не убий" у нормального человека. Не было и эйфории безумца. Я вспомнила слова профессора Уфимцева: "Аутисты, наверное, - инопланетяне. Они похожи на нас внешне, но другие изнутри и никогда не впишутся в наше общество..." Похоже, мой учитель в очередной раз оказался прав.

Под конец разговора Паша заявил: "Как ты скажешь, так и будет. Тюрьма, так тюрьма. Психушка, так психушка".

Я лишь отмахнулась: что тут говорить, надо бороться с болезнью, лечиться. На том тема была закрыта.

- Вы не боялись, что когда-нибудь под настроение Павел убьет и вас? - не удержалась Марина.

Лопухина спокойно ответила:

- Нет. Никогда. Но это был не худший вариант развития событий. Покрывать убийцу - тяжкое бремя. А уж в трезвом уме и здравой памяти помогать прятать концы и вовсе невыносимо.

- Вы что же присутствовали при убийствах, а потом заметали следы?

- Бывало по-всякому.

- Сколько человек он убил?

- Достаточно. Первые жертвы были случайными персонажами, после Павел придумал ритуал и уже подбирал только молодых женщин.

- Я в курсе. Он расправлялся с жертвами в парках или пригородных лесах, наносил двадцать семь ножевых ранений и смачивал запястья духами "Красная Москва".

- Только не спрашивайте: почему и зачем. У больного ума - больное воображение. Но ничего личного в этих фантазиях не было. Паша - оригинал и искал неординарные детали.

- Что было дальше?

- Дальше - деньги закончились. А Паше требовалось лечение. Каждый год минимум два месяца он проводил в клиниках. Чтобы иметь возможность оплачивать счета, я стала "черной вдовой".

- Так просто, попивая кофеек, решили: укокошить пару дедушек? - Марина задиралась больше по инерции, чем из желания задеть собеседницу. Теперь она отчасти понимала Олю, попавшую под влияние Лопухиной. Эта женщина умела приковывать внимание к своей персоне.

- Я сейчас скажу парадоксальную фразу: у меня руки по локоть в крови, зато душа спокойна. Я все делала из любви.

Это было уже слишком!

- Убитых девочек и стариков тоже кто-то любил, - от возмущения перехватило дух. - Если бы вы изолировали своего пасынка, люди бы не погибли.

- У Паши были КРАТКОвременные помутнения рассудка. Он убивал и возвращался в норму. Изоляция уничтожила бы его интеллект, превратила бы в растение.

- Пострадало столько людей...

- Я сражалась за своего ребенка. Да не родного, но, простите за пафос, своего по праву любви, и если для спасения Паши потребовалось бы взорвать земной шар, без сомнений нажала бы кнопку.

- Вы - страшный человек.

- Я - сильный и честный человек. Слабенькие на моем месте сдохли бы от горя или свихнулись, бросив сына наедине с бедой. А я не сдохла, не свихнулась. Я встала плечо к плечу, спина к спине. Потому что своих не бросают. Это не честно. Нельзя взвыть: "Сын такой-сякой..." и отступить в сторону. Когда у родного человека горит под ногами земля, надо быть рядом. Надо идти в ад. Остаться там! Гореть в той же гиене огненной! Хлебать тоже дерьмо! Сражаться с теми же монстрами. Но разделить, слышите, разделить его участь. Не бросать одного. Не отрекаться. Не кричать вместе с толпой: "Ату!" Своих детей следует любить и принимать любыми! Любыми!

До этого Лопухина выдавливала из себя информацию без всякого желания, а тут голос наполнился страстью, поза - напряжением. Эта женщина верила в то, что говорила. Что верила, она так жила!

Марина кивнула. Возражать или соглашаться было бессмысленно.

Пытаясь унять волнение, собеседница стремительно поднялась, отошла к окну. Через минуту она вернулась и продолжила:

- Извините, немного увлеклась. Пора перейти к завершающему разделу - истории про Ольгу.

- Да, пожалуйста.

- С двоюродной бабушкой Ольги, той, что оставила наследство, я познакомилась давно. Сама старуха меня интересовала мало, а вот бездетный отставник-сосед требовал внимания. Когда Василенко овдовел, я провела удачную рокировку, в результате чего бабушкина квартира утратила юридическую чистоту, а полковник получил документ на право собственности чужой жилплощадью. Правда, в силу некоторых причин, недооформленный, но с юридической перспективой.