Пять минут до понимания (СИ)

В машине Антошин потребовал подробностей вчерашнего признания. Рассказывать было в принципе нечего. В последнее мгновение, проводница уже дважды велела заходить в вагон, Митя выдал:

- Я вернусь в среду утром, а днем сходим в ЗАГС, подадим заявление.

- Какое? - ступила она. И лишь через мгновение сообразила: - Ты делаешь мне предложение?

Достойный наследник своего дяди уточнил:

- Если честно, то формулировка "предложение" меня не вполне устраивает. Я бы лучше выписал тебе повестку об обязательной, под страхом уголовной ответственности, явке в ЗАГС и дал расписаться.

- Нахал. Но я подумаю...

Разговаривать под настойчивым взглядом проводницы было неудобно.

- Думать вредно. Просто скажи "да" и поставим в этой истории точку.

- Зачем ставить точку в этой истории?

- Чтобы начать новую. Без лишних персонажей и искривления сюжета.

- Ребята, хватит прощаться. Поезд сейчас уедет, - тетка в спортивных штанах и форменной тужурке уже сердилась.

- Я пойду...

- Ты еще не сказала: "да".

- Да.

На этой радужной, но прозаичной ноте объяснение закончилось. Не было букета, кольца, романтического вечера. Но взлелеянный в мечтах антураж почему-то утратил всякое значение. Да и предложение формально ничего не меняло. Поезд ушел. В фигуральном и в реальном смыслах. Митя стал частью ее жизни. Важной нужной, без которой невозможно представить настоящее и будущее.

На душе было спокойно. Не давила грусть из-за нынешнего расставания, не кружил голову восторг проведенных вместе дней. Митя прав. Она сказала "да" и история номер один закончилась. Скоро начнется история номер два. Без лишних персонажей и искривления сюжета. Без суеты и рефлексий. Простая и счастливая. Как у Антошина и Марго, только обязательно с детьми.

Эталон семейного счастья выслушал доклад очень внимательно. Затем, не отрывая взгляд от дороги, спросил:

- Я не понял только одного: ты любишь Митю или так...снисходишь?

- Люблю, - ответила Ольга.

- Уезжала не любила. Что измелилось за два дня?

Интересный вопрос. Еще интереснее был ответ.

- Я изменилась.

- Как именно?

- Трудно объяснить.

- Попробуй.

- А вы мне поверите?

- Попытаюсь. Ты мне почти никогда не врала.

- Поездка в Каменец вышла спонтанной. Митя позвонил, я сорвалась, - упоминать про предсказание Матвеевны решительно не хотелось. Но что греха таить, старуха здорово катализировала процесс. Без нее настроение могло оказаться иным. - По дороге порыв, конечно, угас. Я струсила, засомневалась, ведь мы, в принципе, едва знакомы. Все могло сложиться по-всякому. Но сложилось хорошо. Мы встретились, Митя меня поцеловал, и я будто очутилась в другой реальности. Теперь все, что было до Каменца, кажется мне сном.

- А что было до Каменца? - спросил Антошин и закашлялся. Сильно, надрывно, пришлось даже затормозить.

- Вам бы к врачу, - совет вырвался помимо воли, - Не дай Бог, воспаление. Надо бы провериться.

- Пройдет, - отмахнулся шеф. И повторил: - Так что было до...

Начался новый приступ, сильнее прежнего. Придя в себя, шеф вытер пот со лба, выдохнул под нос:

- Блин...- и, неуемный, вернулся к расспросам. Правда, тему сменил. - Стало быть, ты попала в другую реальность и влюбилась в Митю?

- Нет, - исправила Ольга. - Все было не так.

- А как?

- Вы мне не поверите.

- Вот, заладила. Почему я тебе должен не верить?

- Потому что так не бывает.

- Тоже мне эксперт. В жизни возможно все. Выкладывай.

- Раньше, до поездки Митя казался мне просто хорошим парнем. Мне было с ним легко, весело, приятно. Но это был чужой человек. Помните, вы рассказывали про опознавательную систему для противовоздушной обороны? Так вот Митя был не свой, а чужой. Он мне нравился, но все же, как бы представлял потенциальную опасность. А в Каменце с первого мгновения я почувствовала: Митя мой и все сразу изменилось.

- Давай конкретнее, - задумчиво протянул Антошин, - а то, мой, свой, чужой - какая-то путаная классификация.

- На самом деле все очень просто. Вот вы для меня свой. Свой - значит, можно ничего не изображать, быть самой собой, довериться, пойти в разведку. Но при этом мне нисколько не мешает Марго. А рядом с моим Митей не может быть другой женщины. Априори не может.

- Начинаю понимать...

- Когда возникает ощущение "мой" все становится пофиб, нет преград, нет страха. Тогда любишь так, будто никогда не было больно.

- С Митей и мной разобрались. А Марго для тебя, интересно, кто?

- Почти своя.

- Почему почти?

- Откуда я знаю? Так моя противоздушная оборона идентифицирует объект.

- Марина?

- Марина Ивановна тоже почти своя, только в меньшей степени.

- Кстати, речь идет о будущей свекрови, подумай об этом на досуге.

- Ладно.

- Ну, а твоя великолепная Лопухина?

Ольга поморщилась.

- Вера Ивановна чужая.

- Хм...еще недавно психологиня была своя в доску.

- Нет. Никогда. Вера Ивановна - исключительная женщина, умная харизматичная. Она мне глубоко симпатична, особенно после того, как рассказала свою историю. Но она будто из другого мира, в который я не имею доступа. И не стремлюсь.

- А подробнее?

Ответить не удалось. Шефа снова стал душить кашель.

- Я вас сама отведу к врачу.

- Не обращай внимания, - Антошин перевел дух. - Никакого воспаления у меня нет. Это нервное. Скоро пройдет. Надо только в руки себя взять.

- Так возьмите, в чем дело!

- Сейчас, только еще один вопрос задам.

- Слушаю.

- Павел Рубан...кхе...кхе...кхе...для тебя кто: свой...кхе...или...кхе...чужой?

Слова вперемешку с кашлем звучали неуверенно и невнятно.

- Чужой. Совершенно чужой.

- Вот и хорошо, - обрадовался шеф. И мгновенно, потеряв интерес к прежней теме, переключился на офисные заботы. Это было замечательно. Обсуждать личное в столь ранний час совсем не хотелось.- Ты, кстати, про выставку не забыла? А-то дел невпроворот, а у тебя гормоны играют...

*

Два дня без Мити ушли на наведение порядка. Самая простая задача - убрать в квартире - решилась в первый же вечер. Во второй после работы Ольга позвонила маме. Скайп работал отлично, родное лицо было видно до мельчайших черточек.

- Мамочка, я тебя люблю...

Признания в любви были для обеих редкостью. А жаль...

- Я тебя тоже очень-очень люблю...

- Ты меня прости.

- За что?

- За все. Мало ли я глупостей совершила и еще сделаю.

- Господи, что случилось?

Ольга вздохнула. Хотелось так много сказать, а получилось, будто она как маленькая шкодница подлизывается к маме из страха перед наказанием.

- Мамочка, не волнуйся и, пожалуйста, выслушай. Я тебя очень люблю. И мне безумно стыдно за некоторые поступки. А особенно мысли. Я была равнодушной, не интересовалась твоими суждениями, планами, успехами, даже болью. Я была высокомерной, считала тебя простоватой, а себя умной, изысканной. Я вечно выставляла тебе иски: не научила, не дала, не поддержала. И только поняв, что все, чем я горжусь: умение идти до конца, подниматься после падения, искать выход из тупиков, никогда не сдаваться - это от тебя - я смогла отказаться от обвинений. По всем пунктам, кроме одного. Я хотела быть для тебя главной. Хотела, чтобы ты любила меня больше, чем папу. Чтобы в моей войне с ним, ты заняла мою сторону. Тогда бы я не чувствовала себя в родном доме в таком одиночестве...

- Оля, почему ты молчишь? Не пугай меня!

К счастью, обвинительный монолог прозвучал мыслях. Упреки не попали в цель, мама не испытала боль, не почувствовала себя виноватой или обиженной. И хорошо. И правильно. "Если у вас в пять лет не было велосипеда, а в двадцать пять появился Мерс, все равно в пять у вас не было велосипеда". Прошлое не изменить. Мама любила, как умела. Как не оценивай ее отношение и поступки, все равно это - максимум. Большего она дать не могла. Большего у нее не было. Значит, ни каких претензий?!