Пять минут до понимания (СИ)

- Вы любили его? - спросила Ольга

- Нет. Я хотела удержаться на плаву и только.

- Грустно...,

- Напротив. Сколько живу, столько убеждаюсь: чувства мешают отношениям. Равнодушие - вот залог счастья.

- А он вас любил?

- Нет. Но мы отлично ладили.

Гарик вернулся в клинику, устав от проблем большого мира. В маленьком, ограниченном правилами и чащей, он чувствовал себя комфортнее. Здесь хватало интересных занятий - архивы профессора требовали систематизации, можно было рисовать, читать, размышлять. Главное, здесь удавалось минимизировать утомительное общение с людьми. Но человек - животное стадное, и все равно тянется к себе подобным. Гарик Арданян в глубине души хотел быть членом стаи, хотел быть как все, быть со всеми. И однажды тайное желание исполнилось. С помощью Веры!

- Каково вам было с нелюбимым, некрасивым и к тому ж странным человеком? Он вас сильно раздражал? Вы страдали? - Ольга не могла удержаться от интимных вопросов.

Лопухина покачала головой.

- Напротив. Годы, проведенные с Гариком, - лучшие в моей жизни.

- Лучшие? Почему?

- Нас свела не любовь, а взаимный расчет. При чем настолько сильный, что мы относились с пиететом друг к другу. Любой конфликт лишил бы каждого полученных выгод. Я потеряла бы место, приватное общение с Уфимцевым, доступ к архивам клиники. Гарику грозила новая изоляция. Да и в постели нам было хорошо. До определенного времени меня все устраивало. Однако жизнь не стоит на месте...

...В лесном стационаре лечились дети только сильных мира сего. Прочие -довольствовались еженедельными субботними консультациями. В одну из таких суббот в кабинет Веры зашел импозантный мужчина с маленьким мальчиком - это был Михаил Рубан - и начал повествовать о...своих мытарствах: "У всех дети, как дети, а Павлик меня совсем измучил. Он не такой как все..."

Не такой как все трех лет от роду не отводил равнодушных глаз от окна.

"...Он будто решил перепробовать все болячки. Мне посоветовали обратиться к психиатру...- изливал душу Михаил: - Этот ребенок - мой крест. Из-за Павлика я не могу заниматься карьерой, устроить личную жизнь...я издерган, не знаю что делать..."

Тут-то и снизошло озарение. Вот он - муж! Брак с Рубаном решит все проблемы. Михаил освободится от забот о сыне, она перестанет беспокоиться о будущем, обретет семью и ребенка.

Увы, лесная клиника доживала последние денечки. Изобретенная Уфимцевем, слишком индивидуальная, "заточенная" под автора, метода в чужих руках работала плохо. Пока старый профессор еще держался, но закат великого ума был близок. Не сегодня-завтра грядет ночь, и тогда финита ля комедия, персонал окажется на улице. Куда тогда деваться? У нее ни дома, ни родных. Гарик? Идеальный партнер в маленьком мирке клиники не годился для большого. Без папы Гарик ничего не стоил, а папа нынче, в эпоху перестройки, практически потерял влияние. Стало быть, поддержки не будет. Придется тащить все на себе. В который раз начинать с нуля. А зачем, если можно окрутить Михаила Рубана. Этот хорошо "упакованный" чиновник - ключ в иную реальность, вероятно, далеко не безоблачную, но, очевидно, благополучную, в которой не придется заботиться о хлебе насущном, крыше над головой, расположении начальства и экономии. Если подсуетиться, прихватить мужика за яйца, то в ближайшее время, а может и долгие годы, можно будет жить припеваючи.

- В общем, благо Рубаны жили неподалеку, я предложила в частном порядке консультировать Пашу. Потом, - усмехнулась недобро Лопухина, - уложила Михаила в постель, сама подняла вопрос о браке и, когда услышала "нет", отказалась от сеансов. Дальше ничего интересного. У ребенка случился рецидив, папенька сообразил, что к чему и, немного поломавшись, отвел меня в ЗАГС. Однако два раза в одну и ту же воду не войдешь. Второй союз по расчету оказался неудачным. В отличие от Гарика, Михаил относился с пиететом только к собственной персоне, потому жил, как хотел, неделями не появлялся дома, открыто заводил романы, пил, куролесил. На упреки он обычно отвечал: семья ни в чем не нуждается, вот и радуйся, об остальном уговора не было. Позже, когда Павлик стабилизировался, возникли новые мотивы: не нравится - убирайся. Ты нам больше не нужна.

- Как же вы все это выдержали?

- Элементарно, - хмыкнула Вера Ивановна. Но, судя по лицу, это было явное преувеличение. - В бедовые 90-е бабы и не такое терпели. Вокруг бедлам: зарплату месяцами не платят, мужики спиваются, трасты и МММ-ы дурят народ, впереди непонятно что. А у меня-то, всего ничего, муж - козел. Разве - это повод для огорчения, когда дом - полная чаша? Но я бы не была сама собой, если бы смирилась и сдалась без боя.

- Вы перетянули на свою сторону Павла? - догадалась Ольга.

- Перетянула - не совсем верное слово...

...Так бывает, ребенок подсознательно принимает логичное по своим детским меркам решение и в дальнейшем реализует его как жизненную программу. Так безвредная на первый взгляд идея "меня хвалят, значит, я хороший" заставляет взрослого человека постоянно доказывать свою состоятельность или превосходство, хвастаться, напрашиваться на комплименты и страдать в их отсутствии. "Фишка" Павлика носила более вредный характер. В основе многих детских фобий лежат ошибочно истолкованные отношения с родителями. Паша все понял правильно. Он был лишним на их празднике жизни и, послушный мальчик, стал искать дорожки-болезни в смерть. И преуспел бы. Но тут появилась мачеха и после недолгого сопротивления Павлу пришлось предпочесть этот свет тому.

- Дети - страшные люди, они покоряют даже матерых циников. Я, конечно, привязалась к Паше и терпела выходки Михаила от полной безысходности. Муж не позволил усыновить Павлика, хотя родная мать готова была отказаться от родительских прав, следовательно, при разводе я потеряла бы самое дорогое. Оставалось одно: тянуть лямку и ждать пока Паша вырастет и сам решит с кем ему быть. В успехе я не сомневалась. Между сыном и отцом шла тихая война. У нас же были мир и благодать. Мне не пришлось даже брать грех на душу и говорить гадости. Паша сам пришел к нужным выводам.

Сам? Ольга едва сдержала ироничную реплику. Отказаться от своего самого сильного оружия - красноречия - в борьбе за истинные ценности Лопухина не могла. Пусть не врет. Она, безусловно, влияла на пасынка и, очевидно, продолжает в том же духе поныне. Павел стервенеет, вспоминая отца. Но кто бы поступил иначе? Кто бы отступился от ребенка, к которому привязался душой? И вообще, кто без греха пусть первый бросит камень...

- Как-то после очередного скандала, - вела дальше Вера Ивановна, - я не выдержала и, собрав вещи, перебралась на съемную квартиру. Павлик немедленно объявил голодовку и пообещал уморить себя, если я не вернусь. Только тогда Михаил осознал истинное положение вещей и пришел в бешенство. Он попытался перетянуть сына на свою сторону, но ни дорогие игрушки, ни карманные деньги, ни прочая ерунда, ни возымели действия. Паша стоял за меня горой и еще больше ненавидел отца.

"А вот это правда", - мелькнула мысль.

Ольга недовольно поморщилась. Что за напасть? Почему она, как следователь на допросе, определяет меру искренности каждой сказанной Лопухиной фразы?

- Лет в тринадцать, когда мальчишки становятся совершенно неуправляемыми, Михаил сорвался и избил Павлика. Повод был пустяшным, хватило бы нагоняя. Но муж давно был вне себя от ревности, уязвленного мужского и отцовского самолюбия и перестарался, перешел черту. Я в ответ, сняв побои, подала заявление в милицию. Разбирательством воспользовались недруги Михаила и под шумок открыли против мужа второе уголовное дело, обвинив в растрате, взятках, превышении власти.

"Ложь", - срезонировало в голове.

- В итоге, он сел на десять лет.

- Ого!

- Каждому по мере его. За такое отношение к собственному ребенку надо не в тюрьму сажать, а казнить.

- Да, уж, Паше не повезло с папой.