Домбайский вальс (СИ)

- Увы, доктор, это я, - ответил Лесной гудящим, будто из бочки, басом и улыбнулся большой доброй улыбкой.

- Перестаньте, пожалуйста, называть меня доктором к месту и не к месту. Вы не на приёме, - капризно и строго возразила Света, снова ощупывая свою причёску и заводя глаза.

- Слушаю и повинуюсь! - Лесной смиренно склонил свою толстую голову, начиная ухаживание. - О, повелительница! Больше не буду. Вы одна?

- Как видите! - Света фыркнула и широко обвела рукой вокруг себя, вертясь на стуле.

- Хм. Действительно...Я, кажется, обмишурился. А где же Кира? - поинтересовался Лесной, чтобы как-нибудь продолжить разговор, грозящий зайти в тупик. "Экая скучная стерва! - подумал он тоскливо. - Но обольстительна невероятно".

- Не знаю. Скорее всего, вышла, Юрий Гаврилович. Думаю, не насовсем, в смысле не навеки. Возможно, отправилась керосинить с утра пораньше. Вот! - она вдруг показала Лесному игривый язык. Он выглядел бледным по сравнению с ярко накрашенными полными, словно надутыми, губами.

- Однако странное дело, - прогудел Лесной, - не могут для единственного врача выделить отдельную палату. Форменное безобразие. Докторам тоже требуется покой и уединение. Это так естественно.

Света оживилась, тема эта её давно волновала, и она обрадовалась возможности о ней поговорить.

- Это всё Натан Борисович! - подхватила она с горячностью. - Представляете! Я ему об этом уже раз двести говорила. Даже уходить собиралась в "Красную Звезду". Но у них свой доктор есть. И потом, скажу вам откровенно, я боюсь этого Тропфа. Он просто псих. Надо же такое придумать: повесить машину на дерево! А Левич всё шуточками отделывается. Светик, Светик! Надо потерпеть. Бог терпел и нам велел. Только и знает, что хамить. Что я ему, в самом деле, девчонка, что ли! У него одни туристы на первом плане. И чтобы начальство было довольно. Типичный подхалим. На своих работников ему наплевать. Просто возмутительно! Доработаю до конца смены - и пламенный привет! Больше никогда в жизни ноги моей не будет на этой турбазе. Не смейтесь, пожалуйста, Юрий Гаврилович, я вполне серьёзно. Это просто какой-то бардак!

- Вот как! - сказал Лесной, усмехнувшись, и взглянул на Свету с нескрываемым удивлением, как будто видел её впервые. - И куда же вы потом, Светлана Аркадьевна?

- Хочу в аспирантуру, Юрий Гаврилович, - ответила Света с таким загадочным выражением красивого лица, что Лесной насторожился.

- Да-а, - густо вздохнул он. - Нынче все хотят в аспирантуру. Всем надо остепениться. Это похвально, - сказал он, окая. Близорукие глаза его смотрели сквозь очки грустно и тревожно.

- С другой стороны, Юрий Гаврилович, у меня есть мечта. - Света сделала свои глаза ещё краше. Лесной чуть не задохнулся от восторга.

- Какая же? - едва выговорил он.

- Это секрет, - сказала Света и вновь потрогала причёску.

- Если это секрет, то я не смею просить вас мне его открыть.

Света задумалась, потупив очи. Потом сказала:

- Так и быть, для вас я его открою. Мне ужасно хочется сняться в кино. Конечно, лучше в главной роли, но, в конце концов, это не обязательно. Как вы считаете, Юрий Гаврилович, у меня это может получиться?

- С вашими внешними данными у вас получится всё, милая Светлана Аркадьевна. О ваших внутренних данных я не говорю, потому что пока я с ними, к сожалению, не знаком.

- Фу! Как вам не стыдно! Я всё же женщина, Юрий Гаврилович, и вправе требовать к себе уважения.

- Помилуйте, Светлана Аркадьевна! Я не имел в виду ничего такого. Предосудительного и двусмысленного.

Света была научена жизненным опытом, что мужчин надо брать измором и загадочностью. Поэтому она прошептала едва слышно, но достаточно, чтобы её слова достигли больших ушей Лесного: "Боже, какой дурак!". Возможно, Лесной не расслышал этих лестных для него слов. Или сделал вид, что не расслышал. Он спросил:

- Мне говорили, что вы замечательно поёте, это правда?

- Насколько замечательно это у меня получается, судить не мне, Юрий Гаврилович. Но я действительно немножечко пою. Особенно когда выпью советского шампанского или игристого цимлянского. - Она звонко хрипло расхохоталась, восхитившись своей удачной шуткой, демонстративно обнажая красивые влажные зубы, чуть-чуть щербатые и отогнутые кпереди, что делало её улыбку не только обаятельной, но ещё вдобавок и оригинальной.

"Красивая стерва!" - вновь подумал Лесной, откинувшись на стуле, который жалобно затрещал, предупреждая, что готов развалиться, если сидящий на нём медведь будет продолжать в том же духе.

- Хотелось бы послушать, - проговорил Лесной прямым намёком. - "Спой светик, не стыдись", как высказался когда-то Иван Андреевич.

- Какой ещё Иван Андреевич? - насторожилась Света.

- Это один из моих знакомых, - ответил Лесной, нахально позёвывая. - Я, может быть, вас с ним познакомлю.

- Он имеет отношение к кинематографу?

- В известной мере.

Света решила, что следует развить наступление. Она оглядела Лесного с ног до головы затуманенным взглядом чего-то многообещающего и произнесла красноречиво, как говорящая ворона, вообразив себя перед камерой:

- Ну, и видок у вас, Юрий Гаврилович! Настоящий комик.

- Да, - усмехнулся Лесной и развёл большими руками. Он посмотрел сквозь очки на свой живот и выглядывающие из-под него толстые, как у слона, ноги. - Видик, кажется, действительно весьма и весьма нелепый. Что поделаешь! Охота пуще неволи. А лыжи пуще охоты. "Зима приходит - и я норвежец. Норвежец до первых весенних дней", - продекламировал он с хорошо поставленной дикцией густого голоса.

Его могучую грудь и толстый живот рельефно обтягивал нескладный серый свитер грубой деревенской вязки; трикотажные штаны, надетые поверх махровых кальсон, сильно вытянулись и висели на коленях смешными и неряшливыми пузырями; на ногах красовались совершенно невообразимого размера высокие горнолыжные ботинки, с красными пятками и двойной шнуровкой. Едва удалось в пункте проката подобрать для него ботинки старого образца. Новых, с клипсами, по его стопе не нашлось. Света расхохоталась-затряслась, придерживая руками пышные груди, чтобы они не отвалились. Казалось, она вот-вот рассыплется на мелкие шарики, и тогда они покатятся по полу, как орехи, по углам, под стулья, под кровать.

- Вы очень смешной, Юрий Гаврилович, - заявила она сквозь проступившие красивые слёзы.

- Я знаю. Вы не первая, кто мне это говорит.

- Нет, я вполне серьёзно, - едва выдавила она из себя, содрогаясь всем своим красивым телом.

- Я верю. Так мы идём, мой милый эскулап? - спросил Лесной, которому надоел это нелепый флирт.