Прогулки с бесом (СИ)

И у тебя нет никаких причин волноваться на тему отцова служения врагам:

в мире живых "процесс примирения пошёл" и камешками-монуметами с надписями "помирились посмертно". Никто и никогда не скажет о родине: "старая дура" - о таком страшно и подумать: "вдруг язык отсохнет"!? Нет таковых извергов в отечестве вашем, и никогда не будет! Никто такого не пожелает вслух "ближнему своему..."

-... но подумать - может. Второй случай хуже: таковые мысли всегда заканчивались побегами от родины - возразил бесу...

Глава 77.

Любованием старыми

неприятностями.

"Повторение - мать учения" - оттого и повторяемся: во время писания сочинения тётя "Статистика" не оставляла вниманием и еженедельно, "во втрой половине дня понедельника" от нас "сводок":

- "Какой процент граждан замирал от ужаса при мысли о нашествии врагов? И сколько любопытных граждан наполнялось ужасами о надвигающихся врагах и мучились вопросом: "какие эти оккупанты"? Что брало верх: любопытство о прихода оккупантов, или страшные разговоры о их деяниях? "Немцы хуже совецкой" власти? Лучше? - ныне установить, сколько "совецких" людей, ожидало прихода врагов - старая баба Статистика, возможно, где-то и хранит докуметы об этом, но никому не показывает. Задавать вопросы Статистике:

- На кой ляд знать число граждан, кои с интересом ожидали прихода иноземцев? - сомневаться в нужности "совецкой" власти во все времна её существования.

- Бесяра, следует рассказывать о поведении граждан города при "разделе социалистического имущества"? Брошенного?

- Стоит. Можно и не рассказывать: если в будущем повторится обстановка, сходная с сорок первым двадцатого столетия - граждане ни с меньшим рвением, как и предки, предадутся обогащению...

- Без права выпустить лозунг:

- "Хапен зибен"! - главное в древнем лозунге - "хапай"!

Граждане страны советов, оставшиеся в захват врагами по нужде, по желанию, или по безразличию, упоминались в рассказе о горевшем до зимы элеваторе с зерном.

Раздел советского имущества гражданами начинался немедленно после того, как власть надёжно затихала за линией фронта. Всегда так было и впредь будет: как только власть удалится на приличное от народа расстояние, измеряемое в "километрах/событиях" - оставленные без промедлений и задержек приступят к дележу "народного имущества". Верно: имущество-то народное, а посему никто иной, помимо народа, делить его не в праве!

Есть величина "тонны/километры", а мы вводим новую величину: "километры/события". Иное название: "до бога - высоко, до царя - далеко". Это такое расстояние, когда "карающая десница власти" лишена возможности карать, "не достанет". Это был короткий промежуток времени, блаженный и сладостный, без власти: "этих" - уже нет, а "те" - ещё не появились. Когда появятся - им будет безразлично, кто и что присваивал.

О, прекраснейшее время грабежа "народного имущества", каким бы убогим, скудным и ненужным в повседневности не было то "имущество"! О, наше великое и вечное сопровождение в приобретении ненужных вещей:

- "Авось, пригодится"!

Участие родителя в процессе растаскивания "социмущества" было робким, с оглядкой и потому "продуктивным", и таковая отцова робость объясняется просто: в нём крепко сидели десять евангельских заповедей.

- Там не было заповеди: "не брать брошенное "советами", не было предупреждений не "укради" и никто не орал:

- "Не возжелай вола ближнего своего", уноси, сколько горб выдержит"!

- Вот оно, воспитание у архиерея! Знать бы, насколько нынешние "пастыри" от древних отличаются идеализмом? Как глубоко в "миру" завязли? Почему отец не был, как все, но "отбивался от стада"? Почему не лез и всего боялся? Похвалиться количеством дураков, деливших добро поровну, никогда не получалось, "делящие" всегда брали больше, если не всё.

Отец не лез в места, где назревал скандал при разделе "социмущества", но появлялся тогда, когда делить уже было нечего... Такое время и название имело: "шапочный разбор". Вот и довольствовался тем, что оставалось от "порядочных расхитителей" из числа недавних "советских" людей.

Мучительный вопрос: боялся отец лезть в гущу дележа, или не позволяло быть как все помещичье-купеческое воспитание плюс служба при архиерее? Чем иным определить ненужную на то время скромность? При дележе добычи, когда доходило до "рванья ноздрей друг другу", отец стоял в стороне? Что мешало быть "вместе со всем народом", какие принципы?

Если приносил зерно с продолжавшего гореть элеватора - оно было не поджаренным, а наполовину сгоревшим, бросовым. Со склада на одной из улиц за монастырскими стенами, был принесён ящик прожившего все мыслимые сроки изюму. Где отец откопал "сласти"? Почему советская власть допустила гибель ящика с изюмом - на это ответят будущие историки, но лично я думаю, что изюм хранился на складе для "престижу": смотрите, как мы богато живём! Ящик изюму есть!

- Статистические данные о разрушенных храмах советской властью на "святой Руси" имеются. Сколько опоганено монастырей "советскими культурными учреждениями" - и такие данные есть. Известно, сколько "обителей духа" переделаны в тюрьмы, есть список всех, кто сгинул в переделанных монастырях.

И "прославился" столь великими деяниями самый "христолюбивый народ" на земле! Попытайся найти другой народ, который так бы опоганил веру, как вы. Чего скулить? Сами всё, сами! Ныне вы бойко восстанавливаете и очищаете когда-то опоганенные вами "святыни", но всё это похоже на лечение сифилиса. Сифилис излечивается, но последствия от него остаются.

- Но мы живём верой, что всякие "верха" простят наши прегрешения. Что,

по-твоему, не нужно восстанавливать храмы?

- Восстанавливайте, но без гарантй, что до конца существования не пойдёте "по второму кругу" в столь "святом" деле, как "осквернение святынь"?

Возвращаюсь в храм-склад, где отцу при дележе "социалистического имущества" достался ящик пролежавшего все мыслимые сроки, изюму. Память терзают подозрения: "ящик мумифицированного изюму достался отцу не по жребию при дележе "народного имущества": видом ящик не вызывал слюноотделение, не будил аппетит у "расхитителей социалистического имущества".